Могла бы хоть автограф попросить!

Утром Нина проснулась от того, что Глебсон, ворочаясь во сне, хорошенько засветил ей по носу. Тут надо отдать девушке должное, отреагировала она на это вполне спокойно и, более того, не издав ни звука. Она лишь молча встала с постели и, вяло вытирая рукавом кровь, полившуюся из носа, отправилась на кухню, готовить завтрак и заваривать кофе. И лишь только обнаружив на кухне вчерашний хаос и принимаясь подметать осколки, пока греется еда и закипает вода в кофейнике, Нина с усмешкой пробормотала: - Вчера нажрался, сегодня по ебалу съездил, а я завтрак тут готовлю. Вот спасибо, вот спасибо! - девица, не удержавшись, тихонько хихикнула и тут же поморщилась от боли. "Мда, съездил, так съездил," - уже мысленно посетовала она, в очередной раз стирая рукавом кровь с лица. Вскоре, кухня приобрела относительно божеский вид, а из-за двери в комнату потянулись запахи только что приготовленной еды. Когда Нина вошла в комнату, Глеб уже сидел на кровати и очень старательно держал руками свою собственную голову. Похмелье, однако, штука отнюдь не приятная. - Глебушка, больно? - девушка присела на корточки напротив музыканта. Порезанные вечером колени тут же отозвались болью, сквозь запекшуюся на них кровь просочилось еще несколько свежих капелек. Глебушка хотел было кивнуть головой, но вовремя спохватился и предпочел лишь жалостливо промычать что-то нечленораздельное. Нина протянула к Самойлову руки. Едва девушка коснулась его головы, Глебу будто бы стало немного легче. А Нина все гладила Глеба по голове, обнимала, шептала на ухо, что всегда будет с ним, заглядывала ему в глаза. Музыкант постепенно оживал, отходя от похмельного пробуждения. - Глебушка, миленький мой, пойдем кушать? Я завтрак сделала. Пойдем? - все так же шепотом лопотала Нина, аккуратно беря Глеба за запястье и увлекая за собой на кухню. Через несколько минут трапеза была окончена. Глеб с громким стуком поставил чашку с недопитым кофе на стол (а Нина поставила в голове пунктик о том, что кружки в доме лучше держать металлические, не то этот товарищ последние разгрохает). - Нина, где ты была? - мужчина не сводил с девушки взгляд, переполненный прямо таки смешанными эмоциями, начиная с боли, тоски и злости и заканчивая благодарностью и любовью. - Это допрос? Или как? Может быть, тебе стоит забирать у меня ключи и запирать дверь на все замки, когда уезжаешь? Ну что ты смотришь на меня так грозно? Или ты не слышал никогда, что я никуда от тебя не денусь? - Я переживал. Ты можешь предупреждать хотя бы заранее? Да, блядь, какого хуя у тебя телефон весь вечер выключен был?! Если тебе на все похер, то так и скажи! Нахера ты мне нервы мотаешь?! Хочешь уйти, так уходи! Я ведь тоже живой! Мне больно, Нина! Короче... Можешь уходить, если тебе на меня похер, только, прошу, не передумывай и не возвращайся, - казалось, Глеб сейчас сказал все, что накипело, все, что не давало ему покоя прошлым вечером. Девушка немного не ожидала такой бури эмоций. Из ее глаз медленно ползли по щекам дорожки слез, а из носа вновь принялась сочиться, остановившаяся было, кровь. - Глебушка, - Нина рухнула рядом с музыкантом на колени, - Глебушка, миленький мой, что же ты? - девушка подползла к Самойлову вплотную, обняла его ноги и прижалась лбом к его коленям, - Ты прости меня, солнышко мое. Я же... Я на работу устроилась. А... Телефон сел... А я... - Нина уже сотрясалась в рыданиях, - Ты же все для меня, ты солнце мое, ты свет мой... Глеб, прости меня, прости. Глеб! Мужчина резко встал, отодвинув девушку, и отошел к дверям. - Поздно. Нина, я... Иди! Лучше иди. - Глеб, ты же опять напьешься... Не надо... Самойлов лишь взял девицу зашиворот и подтолкнул к двери квартиры. Нина послушно вышла за порог. - Самойлов! Я вернусь... Ответом ей был хлопок дверью. Нина прижалась всем телом к холодному металлу, не в силах просто так уйти. Из-за двери донеслось тихое: "Блядь, что же я наделал?". Девушка знала теперь, что Глеб сейчас точно так же, как она, стоит, прижавшись к входной двери, но... по другую сторону. Послышался скрежет ключа в замке. Глеб передумал. Нина шарахнулась от двери, как ошпаренная. Когда Глеб выглянул в приоткрытый дверной проем, девушки уже не было на лестничной площадке и лишь едва слышался где-то уже внизу легкий топоток ее балеток. - Нина! Нина, вернись! - музыкант рванулся следом, но было уже поздно. *** Троллейбус, метро, электричка, троллейбус, пол часа пешком... "Нет, нет, только не домой... Простите меня, мама с папой!" Еще 20 минут пешком, речка, 5 минут, заброшенное кладбище, местные готы. "Все знакомые рожи!" - Волчик, не буду пить. Из Москвы. Никого не хочу видеть. Да что ж вас, как насрано?! Прости. Я пошла... До утра по ебеням родного города. "Я не вернусь, Самойлов. Ноутбук оставь себе." Снова речка. "Что ж за река такая? Ни искупаться нормально, ни утопиться? Я не вернусь. Не жди больше. Не надо, не прощай меня. Я не вернусь." Троллейбус, электричка, метро, немного пешком, нахер троллейбус. "Самойлов, я не вернусь!" Ключ в замок, щелчок, другой... - Самойлов! Я вернулась! Объятия Глеба, нежный поцелуй... - Я знал. - Я не знала. Знаешь, Глеб, мне без тебя темно, - Нина прижалась к груди Глеба, - Ты бросил пить? - Водка вчера кончилась, - мужчина рассмеялся, - А честно, я не хотел. Для тебя. - Я знаю. Я больше никогда от тебя не уйду. Слышишь? Потому, что ты - мое солнышко.