Город смерти

- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - озадаченно пробормотал Бухарин, глядя на товарищей по несчастью. Зиновьев быстро и нервно переводил взгляд с одного на другого. - Что. Сейчас. Такое. Произошло?! – почти взвизгнул он. - Нас исключили отовсюду, откуда только можно, и выгнали с заседания Политбюро, - бесстрастно отозвался Троцкий. – А также из Москвы. - Этого просто не могло произойти, это нелепость какая-то, Ильич никогда бы не… Бухарин тоскливо обернулся к двери. - Пожалуй, возвращаться сейчас не стоит, - несмело заметил он. – Хотя я не понимаю, какая муха Ильича укусила. - Это просто неслыханно! – нервно бормотал Зиновьев, не обращая внимания на остальных. – Что такого мы сделали, чтобы так с нами поступать! - Прекратите нервничать, это раздражает, - брезгливо произнес Троцкий. Зиновьев повернулся к нему. - Ничего! – воскликнул он. – Ничего! Они пожалеют! Они все увидят! Сейчас! И, развернувшись, почти убежал куда-то. - Псих, - пожал плечами Бухарин. – Хотя его можно понять. Потому что я тоже ни черта не понимаю, с чего вдруг Ильич так на нас взъелся. Может, он пошутил? - Сейчас не первое апреля, да и шутка, мягко говоря, неудачная. Бухарин остановил проходившую мимо секретаршу, взял у нее бумажку и прочел. Лицо его посерело. - «За фракционную деятельность и саботаж работы в Реввоенсовете, ЦК, Политбюро и ИККИ означенные товарищи снимаются с занимаемых ими должностей, а также исключаются из РКП(б). Кроме того, в течение 24 часов с сегодняшнего дня им запрещено находиться в крупных городах РСФСР, а также вести пропагандистскую и агитационную деятельность…» – Бухарин поднял глаза от бумаги. – Ничего не понимаю… Кажется, он это всерьез… - Ну что ж, я не буду отвечать на это оскорбление, - заявил Троцкий. – Пусть они сами поймут свою ошибку. - Что Вы собираетесь делать? - Собирать вещи и уезжать. Я больше не желаю иметь ничего общего с этой партией. - Да что Вы, Лев Давыдович, - в ужасе пробормотал Бухарин. – Неужели так прямо и уедете? - Во-первых, я не хочу рисковать в ожидании еще большего позора. Во-вторых, такая черная неблагодарность со стороны Ленина ему же выйдет боком. Даже если он слезно попросит, я уже не вернусь обратно. Я сыт по горло большевистским гостеприимством. Круто повернувшись на каблуках, он ушел, прямо-таки гордясь сказанным. Бухарин вернул секретарше листок, тоскливо посмотрел на дверь в зал, вздохнул и тоже направился домой. Что делать дальше, он не представлял.