~~~***~~~
Обнаруженный труп ввёл меня в ступор. Даже в обезображенном конечном варианте, я сразу узнал одного из своих осведомителей. Смерть всегда неожиданна; как трудно отдавать ей тех, кого хорошо знаешь и о ком заботишься. Лежавший на мостовой человек испытал страшные мучения перед смертью. Кто-то намеренно наносил ему раны, но не убивал, оттягивая конец. На умершего было неприятно смотреть. Все перенесённые им муки, застыли посмертной маской лицевых мышц. Наверняка он страшно кричал. Странно лишь одно: почему его никто не слышал? Не было свидетелей, труп обнаружили, когда рассвело, хотя он лежал практически посередине улицы. Несмотря на то, что квартал слыл тихим, и уровень преступности в таких местах невелик, кто-то же должен был обратить внимание на душераздирающие крики посреди ночи? Это было для меня странно и необъяснимо. Жертве не заклеивали рот, ни вбивали кляп. Ротовая полость, челюсть и гортань не повреждены. Немым этот человек при жизни тоже не был, я работал с ним несколько лет, и знаю наверняка. Что могло заставить обычного человека, который вскрикивает от боли, даже когда режет случайно палец, стоически молчать под такими страшными пытками? Джон тоже повёл себя странно. Хмурился, украдкой смахивал со лба пот. Он старался не приближаться к телу. Возможно, события минувшей ночи так повлияли на нас. Я не удивлён, что любовные чувства разрушают человеческий организм, подобно наркотику. Я не выспался, чувствую себя разбитым. Джон утром не проронил ни слова, пока мы собирались ехать сюда. Меня не оставляет предчувствие, что он скрывает что-то от меня. Может, он уже успел пожалеть о близости со мной. Мне больно так думать. Нас обоих ожидает разговор дома. Джон долго копается в коридоре, потом сразу идёт на кухню. Я слышу он поставил чайник. Через несколько минут он заварит чай, и принесёт в гостиную две кружки. Я не могу ни на чём сосредоточиться. С одной стороны, меня интересует убийство. С другой я весь на нервах из-за недосказанности человека, которого люблю больше жизни. Мне было бы менее страшно стоять с незавязанными глазами перед расстрельной командой. Джон приносит чай и протягивает мне белую кружку. Он чуть сдвигает кресло и садится напротив. Хрустит кожаное сидение. Я опускаю взгляд. Держу кружку на весу. Смотрю на босые ступни Джона. Если этот человек сейчас признается мне, что всего лишь поддался порыву, и не захочет больше продолжать наши отношения, мне придётся смириться. - Шерлок, я хочу поговорить с тобой. Почему я вздрагиваю, ведь я готов. Мне слишком повезло, и ты сам уже мог понять: я тебя не заслуживаю. Говори, только правду и быстрее, иначе я не удержу эту чёртову кружку, а я ненавижу чистить ковёр. - Не надо щадить меня, - говорю я, подталкивая Джона к действию. - Если собрался мне что-то сказать, то говори, и не ходи вокруг да около. Его рука ложится мне на предплечье. Гладит, успокаивает. Я не заметил, что весь дрожу. Унизительно. - Шерлок, - произносит Джон, и я закрываю глаза, словно ружья уже нацелены мне в грудь и меня должны немедленно расстрелять. - Шерлок, ты для меня не просто увлечение и любовник. Выходи за меня. Джон, да. Но я не успеваю ответить. Ты притягиваешь и целуешь меня, безвольного и ошарашенного, заставляя усомниться в том, что я остался жив после такого залпа.~~~***~~~
Я осторожно иду по краю пристани. Узкая дорожка из покатых камней, между которыми торчат сухие рыжие травинки, ведёт к Храму. В ледяной воде стынет пастель неба, мимо проплывают захлебнувшиеся листья, кусочки веток, и разная муть от промышленных отходов. На растущих вдоль берега деревьях, осень уже давно вызолотила все листья. Я изредка смотрю вверх. Приходиться щуриться, день тёплый и солнечный. Внезапно спотыкаюсь об выпирающую железную конструкцию, состоящую из кольца и ушек. Она вдавлена почти наполовину в землю. К ней когда-то был привязан якорный канат для лодки, чтобы та не уплыла. Для меня это знак. Я останавливаюсь. Настраиваюсь. Постепенно перед глазами проступают очертания древнего строения. Высокие ступени ведут вверх, к алтарю. Из века в век они обагрялись кровью жертв. Я чувствую её следы. Давно омытые и истоптанные ступени храма, на которых навсегда слоями застыли воспоминания. Их не видно, но я чувствую запах. Во время войн, кровь не успевала застыть: дневная стекала на утреннюю, а потом вечерние кровавые волны сползали по мрамору вниз, поверх дневной, образуя чавкающую и дурнопахнувшую жижу. Я поднялся по ступеням, остановился и стал ждать. Минуты тянулись бесконечно. Царило безмолвие, а воздух, казалось, и вовсе застыл. Нехаштирон появился в своей смертной оболочке. Я не ожидал с его стороны подвоха, а он, конечно же, всё спланировал заранее. Я хотел его приветствовать, хотя бы ради соблюдения приличий в такой напряжённый момент. Он ударил мощным заклинанием. Мои конечности опутали цепи, гладкие, как змеи, и такие же гибкие. Меня буквально растянуло по стене, и я со стоном уронил голову на грудь. Боль — это ничто. От догадки, что с этого места теперь я буду должен наблюдать за концом света, стало невыносимо горько. Мир уже был два раза разрушен. Первый не оставил следа в людской памяти. Его смыло огненным дождём. Второй раз потоп нёс миссию очистить землю от скверны. Но после каждой из этих катастроф, человечество выживало и преображалось. Не сказал бы, что обе кары пошли человечеству впрок. Сейчас наступает последняя битва, которой не будет. Я понял. Без кровопролития, без объявления войны, этот мир просто исчезнет в тот миг, когда моего Шерлока принесут в жертву. Он сам должен сделать добровольный шаг на алтарь. Должен отдаться жрецу и через совокупление пасть, чтобы стать замыкающим звеном в головоломке хаоса. - Как ты его заставишь? - успеваю задать вопрос, прежде чем Нехаштирон запечатывает мои уста. Я не могу помешать, и не могу умереть. Мне обещали наказание и забвение. Моё наказание — видеть смерть Шерлока.