На перекрестке нашей реальности

Прошел уже почти месяц, когда Томми последний раз видел Адама, и ему казалось, что он медленно, но верно умирает. Тлеет, как свеча, готовая в любой момент потухнуть от порыва ветра. В голову не раз приходила мысль, что, возможно, ему нельзя находиться далеко от Адама и все может плачевно закончиться, ведь лишь его присутствие здесь делает мир сверхъестественным. Горло беспощадно сдавило невидимое кольцо рук, а сердце рвалось в клочья, обжигая пламенем. Томми потерял сон, его лицо осунулось, а тело ломило так, словно он целыми днями занят физическим трудом. Брайан лишь недобро кивал головой, причитая. Последний раз окинув взглядом укутавшегося в одеяло подобие зомби-Томми, он тихонько прикрыл за собой дверь и вышел в коридор. − Они выиграли Томми, определенно выиграли, - зло впечатал кулаком о ближайшую стену, направляясь к лестнице. Если бы Томми услышал, он обязательно возразил бы. Это не так, причина намного глубже, сидит в нем, просится наружу, а он запечатал ее за семью замками и никого не пускает, даже себя. Он устал от гадкого чувства, что преследовало его последние дни, когда врать приходилось едва ли не последнему таксисту, подвозившему его к дому. Да, он знал, что на правде они не выедут, и где вообще та самая правда? А сегодня, когда за последним репортером заткнулся рот и «дело» получило статус закрытого, Томми почувствовал себя хуже дерьма. Его словно выкатали во всей грязи мира и пустили по рукам, где каждый смог откусить лакомый кусочек, да побольше. Перед глазами вихрем воспоминаний пронеслись недавние дни. Вот он в отеле пишет письмо Адаму и долго думает, правильно ли это уходить по-английски. За дверью слышатся тихие шаги и, недолго думая, Томми сует конверт под дверь. Назад пути нет. Следующий кадр Томми помнит смутно. Самолет. Его мутило и трясло, и он точно не знает от чего больше. Этот эпизод один из самых нелюбимых, и Томми не желает думать о нем, переключаясь на другое воспоминание. Десять вечера. Он стучит в дверь Брайана и уже через секунду оказывается в дружеских объятиях. Сейчас Томми чувствует заполняющее его тело тепло. Они сидят почти до утра, сочиняя для общественности правдоподобную историю, пытаются выяснить, в какой день было сделано фото. Томми безмерно признателен, что Брайан ему верит, он, кажись, был обдолбан и ничего не помнит. Говорить такое страшно, на самом деле, но Лондон ободряюще сжимает руку и заверяет, что они справятся. Томми верит, а ровно через сорок четыре минуты на сайт одного и самых крутых изданий загружены фото. Твиттер Томми, как и телефон, разрывается от сообщений. Удивительно, но факт наличия на фото оргии мало кого впечатлил, словно бравое дело, каждый занимается и ничего такого. Подобного, конечно, не говорили, но было похоже на то. А вот наличие на фото девушки общество почему-то посчитало оскорбительным явлением. Томми еще на конференции едва водой не захлебнулся, когда репортерша зло выплюнула ему в лицо, что они, это подобие мужчин, зовущие себя гомосексуалистами, развращают девушек. Он не знал, что ответить. Это не был вопрос, не было обвинением в ориентации, скорее, на него пытались возложить вину, что из-за таких, как он, общество меняет свои взгляды. Вопрос о наркотиках поднимали редко, где же это видано, чтобы рок-стар не баловалась «волшебным зельем». Томми только хмыкал и зло сжимал кулаки. У них в бэнде так не принято. Но сорваться не мог, были доказательства. После злополучной конференции настали светлые деньки, так их Томми мысленно обозначил. Ему даже показалось, что судьба смилостивилась над ним, смягчив приговор. Лейбл, конечно же, грозился разорвать контракт, бэнд пребывал в шоке, но все это со слов Брайана, поэтому Томми не знал всей правды – многие хотели уйти. Его менеджер Крис, которого он почему-то ни разу не видел, уволился еще в первый же день шумихи, знакомые забрасывали ненужными звонками и сообщениями, точно, как и всевозможные журналы. Казалось, что весь мир только и говорит об этих чертовых фото. Словно им больше заняться нечем, прировняв случившееся едва ли не до пришествия Христа или же третьей мировой. Но в злополучной медали две стороны, и среди всего внезапно свалившегося дерьма можно было соискать плюсы. То, что популярность Томми Рэтлиффа возросла в энные разы, Томми пропустил мимо ушей, а вот то, что нашлась та самая «модель» с белой задницей, не только приятно удивило, но и вселяло надежду, что скоро сей кошмар закончится. Они встретились через час в кафе, поскольку у дома Томми могли дежурить акулы желтого пера. Он как сейчас помнит: дрожащими руками держит документ, где черным по белому написано – 1991. Двадцать три. Оказалось, что девушка и сама не ожидала увидеть фото в сети. Она клятвенно пообещала выступить на суде и сделать все от нее зависящее, чтобы помочь Томми избежать уголовного наказания. На том и разошлись. Встреча оставила странные впечатления. Потом пошли разговоры. Томми много говорил. На камеры, в журналы, в газетах, даже долбанное видеообращение сделал по совету Лондона. О любви и дружбе, об одиночестве и том, как сложно найти того или ту самую. О жизни звезды и скользкой дорожке, на которой чертовски сложно удержаться. О том, как все-таки не смог, упал, но сейчас поднялся и старается все исправить. Что жалеет о своих ошибках и грехах, и никому не желает никогда в жизни пережить подобного. Томми благодарил своих фанатов и друзей (хоть из последних в память приходили единицы) за поддержку и любовь, что не отвернулись в трудное время, поддержали и помогли восстать духом. Просил прощения и объявил о маленьком перерыве для восстановления сил. А лейбл все-таки разрывает контракт, что становится еще одной шокирующей новостью в шоу-бизнесе, хоть с каждым утром количество запросов о новых потенциальных сотрудничествах возрастает на глазах. Что было после, Томми не может вспомнить. Все дни плавно сливаются в сплошную цепочку лени. Вот он лежит на кровати, а потом идет перекусить, ведь голова кружится, а живот ноет. Снова лежит. В перерывах приходит Брайан, интересуется делами, здоровьем, спрашивает, почему игнорирует звонки. Снова лежит. Сон почти не приходит, изредка легкая дремота, после которой еще более беспокойно. Вспоминает, что нужно перекусить. Холодильник предусмотрительно пополняет Брайан. А однажды он уснул в ванной и едва не захлебнулся. Вода дошла до уровня носа. От воспоминаний трясет и он снова возвращается в постель, проводя там дни и ночи напролет. Не выходит из дому, Брайан кричит, что дальше так продолжаться не может и он обязан жить, ведь все обошлось и Томми обещал ему, что изменится, но Рэтлифф безразлично пожимает плечами и отворачивается к стенке. Брайан вновь наполняет холодильник и уходит, каждый раз кому-то набирая чертово сообщение. Первое время Томми мало думал об Адаме, вспоминая о нем в те редкие моменты, когда голова не была занята фото или предстоящей встречей с новым официальным лицом, что случалось довольно редко, и он был этому рад. Но и не думать вовсе, как бы сильно не желал, совершенно не получалось. После того дня, когда Томми оборвал последнюю связывавшую их ниточку, уничтожил надежду, сказав, что для него все происходящее ничего не значит, он больше ни разу не видел его. Брайан только обмолвился, что Адам пишет музыку для своих друзей. И вот теперь, когда времени предостаточно, чтобы каждому подарить хотя бы по секунде, лишь бы не думать, не складывать воедино варианты «возможно» и «если», пытаясь предугадать, что на самом деле чувствует Адам, Томми не хотел никого видеть. Он просто сидел днями и думал. Прочел ли Адам письмо? Обиделся? Или же скомкал и выбросил, как он и предположил с самого начала? А если нет, то сумел понять? А быть может, для него это ничего не значит? Раздражало то, что Томми сам не мог определиться, какой вариант устраивал бы его. Что на самом деле полностью удовлетворило бы его желание: прощение со стороны Ламберта, или же радость от того, что все мосты сожжены? Казалось, что правильного ответа нет. Единственное, что он знал наверняка, Адам ни разу не напомнил о себе за прошедший месяц. Словно он вовсе исчез. В первое время Томми пытался выследить его в твиттере, словно маньяк исследовал странички его подписчиков, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Но вскоре покинул и это. Не имело смысла. Казалось, что суть потеряна во всем, даже в собственном существовании. Сквозь пелену помутневшего сознания Томми услышал звонок в дверь. Если это Брайан, сразу же решил он, то пусть катится к черту, мамочка ему не нужна. Вот только у Лондона был свой ключ, которым он пользовался, как только понял, что Томми не поднимет собственную депрессивную задницу, чтобы открыть дверь, а звонок повторялся вновь и вновь. Томми попытался абстрагироваться от постороннего звука, но нужно было признать, посетитель оказался настойчивым и точно знал, что здесь сейчас обитает затворник, который в любом случае дома. Проклиная все живое, да и Вселенную в целом, пару раз забившись мизинцем о непонятно откуда взявшиеся разбросанные предметы на полу, смачно выругавшись, Томми поплелся к двери. Он еще не видел, кто стоит за дверью, но точно знал, что нежданный ночной гость вряд ли обрадует его своим присутствием.