На перекрестке нашей реальности

Они вернулись ближе к вечеру. Томми не хотел думать о том, что было и, что будет дальше. Все, что можно было изменить к лучшему, уже не вернуть, да и нужно ли? Нужно. Но теперь не время жалеть. Адам больше ему не товарищ. Назвать его другом у Томми не то, что язык не поворачивается, он даже мыслить себе о подобном не позволял. Друг – слишком интимно, не для каждого. Такие, как Томми, не заводят друзей, они одиночки, не желающие полагаться в беде на чужое плечо. По крайней мере, не в этой реальности так уж точно. Еще там, на шоссе, Адам всем своим видом показал, что не желает больше слушать Томми, и вернулся в машину, заняв пассажирское место. Его руки дрожали, а на лице застыла гримаса обиды, которая, наверняка, будет приходить в кошмарах. В номере было пусто и сыро, а о реальности происходящего свидетельствовал разве что сигнал брошенного еще в обед телефона. Удивительно, но Томми даже не заметил, как стемнело, приблизив тот самый разговор, от которого он бежал прочь. И о котором так и ни разу не вспомнил. Еще раз взглянув на стрелку часов, Томми устало опустился в кожаное кресло. − Я говорил, что меня раздражает твоя пунктуальность? − начал он с напускной веселостью, но это настолько жалко прозвучало, что вряд ли Брайан поверил. − Да, и говорил, что если бы не эта самая пунктуальность, то нахрен бы выкинул меня с работы, поскольку я тебя просто раздражаю. Голос Брайана прозвучал ничуть не лучше, чем у Томми. Видимо, он и сам боялся того, что вскоре услышит. − Как прошел день, Брай? − Как на иголках, − ответил и замолчал. Звенящая тишина убивала. − Ты не шутишь, − заметил Томми. − Это плохой знак? А затем Томми услышал выдох, тот, которым человек успокаивает себя, оказавшись в безвыходной ситуации. − Мой лучший друг, − начал он, − делает выбор, от которого зависит его будущее. Ты, правда, думаешь, что шутки будут уместными? Томми тепло улыбнулся, заворожено следя за минутной стрелкой. − Я никогда не благодарил тебя за то, что ты делаешь для меня, − Томми понимал, что тот другой Рэтлифф не переступил бы через себя, чтобы произнести эти слова. А Брайан заслужил, как никто иной. − Ты всегда рядом. После всего… Всего, что произошло. Ты никогда не бросаешь меня. Остаешься рядом, даешь надежду, показывая, что мир не полностью провонялся дерьмом и хорошее есть, нужно лишь разглядеть. Спасибо тебе за это. Я всегда буду помнить и ценить это, что бы не случилось дальше. Просто хочу, чтобы ты знал. Помолчав некоторое время, Брайан хмыкнул и осторожно переспросил: − Томми, все нормально? – в голосе слышались металлические нотки. − Мне совершенно не нравится то, что ты говоришь. Нет, − тут же исправился, − не так, мне, конечно же, приятно, от тебя и «спасибо» фиг дождешься. Но… Ты меня пугаешь. Теперь Томми не бросит это дело просто так. Не после того, как узнал, каким может быть Адам. И если ему придется пройти через ад, он готов, ради него готов. И обязательно вернется домой, стойко продержавшись до конца, вытрясет душу из засранца Адама Ламберта. Не позволит ему спрятаться. Раз он, Томми, и сам не белый и пушистый, а плохой парень, может быть и поведение Адама – это всего лишь удачная актерская игра. Ему ли теперь не знать. − Не дождешься, − заверил Томми. В трубке послышался облегченный выдох. А затем: − Пообещай! − настойчиво, словно угроза. Томми важно закатил глаза, официально при этом заявив: − Обещаю быть пай-мальчиком, сохранить себе жизнь назло тебе и на зависть всем мачоменам, которые никогда не получат мою превосходную задницу! − Вот теперь я могу спокойно спать, а то «прости за все, ты лучший». Тебе не идет, кстати. Мне нравится твое амплуа засранца. Говорили о многом. На мгновение Томми даже почувствовал, что ему стало лучше. Но всего лишь на миг. Брайан рассказывал, как он дико скучает и что он обязательно встретит его в аэропорту, как только он с Адамом вернется. Они обязательно должны отметить успех мини-тура и просто отдохнуть. Затем Брайан поведал историю о новом бойфренде Эшли, предварительно взяв с Томми еще одно обещание, никогда больше на спор не уводить парней коллег. Рэтлифф взял на себя смелость дать обещание, мысленно жалея басистку, которая до сих пор дуется на него за тот случай и вряд ли подпустит его к своей новой пассии. Услышал Томми и о вечеринке в честь годовщины Софи и Айзека, которая не обошлась без казусов. И вот теперь он ощутил все свое одиночество, без друзей, которых не хватает в его жизни. Нет больше ночных звонков Эшли, когда он, тихонько вылезая из-под теплого бока Адама, шел на балкон, не в силах сказать девушке, которая нуждалась в обычном слушателе, что он хочет спать. И Томми слушал о новом парне, который больше не перезванивает, о том, какой Шон, ее бывший, козел и что кузина Сарен в свои двадцать пять, третий раз выходит замуж, а она на третьем десятке до сих пор одна. Это выматывало: сначала около часа выслушивать, а затем еще столько же успокаивать, уверяя, что все наладится, стоит только подождать. Сколько раз он хотел отключить чертов телефон, зная, что девушки почему-то активно начинают думать именно ночью, а днем, на удивление, им не до личной жизни. Сейчас он отдал бы все, лишь услышать еще хоть один раз подобный звонок. Звонок от человека, который нуждается в друге и поддержке. Но здесь он один, и не нужен ни ей, ни кому-нибудь другому. Правильно говорят: что есть – не ценим, а потеряем – плачем. Скучал Томми и за посиделками с Айзеком, когда пиво лилось через верх, а телефон нещадно разрывался. Адам всегда относился к их дружбе с подозрением, пытаясь окольными путями выведать, куда они ходят и о чем говорят. Софи же просто беспокоилась о муже, который нарочно не сообщал, что задерживается после работы, твердя, что в отношениях самое главное – это доверие, а Софи ему доверяет. Не ее это дело в мужские посиделки лезть. Они любили вот так просто убегать ото всех в забегаловку, известную только им двоим, где они были не музыкантами-звездами мирового масштаба, а обычными друзьями, которые любят пропустить по бокалу-втором пива в пятничный вечер, расслабиться и пофилософствовать о жизни, как и тысячи других людей. От неожиданно нахлынувших воспоминаний в груди беспощадно сдавило, а в уголках глаз второй раз за день собралась непрошенная влага. Чертовы слезы – последствие одиночества, от которого Томми бежал всю жизнь, а здесь оно его поймало в свои когтистые лапы. Шмыгнув носом, Томми постарался прислушаться к словам Брайана, который весело трещал без умолку. Собравшись с духом, он резко перебил: − Я не согласен на условия Гарри. Пусть… − в горле образовался ком, − пусть отсылает фото, куда вздумает. Томми знал, что Брайан, скорее всего, ожидал другого ответа, и именно поэтому в трубке сейчас было слышно всего лишь напряженное сопение. − Ты уверен? Томми посмотрел в потолок, быстро-быстро заморгав − это должно помочь. Никаких слез, симптомов слабости, когда неизвестность пугает и ему страшно раствориться во тьме. Уверен ли он? Томми хотел сказать, что сейчас он не уверен даже в собственном существовании, как и в подлинности этого мира, но вовремя закрыл рот, чтобы не создавать себе новые проблемы. − Не ври мне! − строго попросил Брай, и Томми насупился. − Я еще даже ничего не сказал. − Ты слишком долго думаешь, − огрызнулся Брайан в ответ. − А последствия? Томми нехотя кивнув, но сообразив, что Брайан его не видит, тихо выдавил из себя ответ. − Да. Но и ты пойми, я не хочу петь под его дудку. − И ты это наконец-то понял? – Брайан не скрывал удивления. − Святое дерьмо, Рэтлифф, да ты на глазах меняешься! Жаль только, что поздно проснулся. − А затем, после неловкого молчания, когда стало понятно, что Томми ничего больше не скажет, он быстро затараторил. – Девушка на фото может создать проблемы. Все эти бравые организации… сам понимаешь. Я позвонил куда нужно, попытаюсь узнать, кто такая. И Томми, скрещивай пальцы, чтобы ей было сколько нужно, иначе шанс мизерный. У тебя слишком громкое имя. Когда за окном уже совсем стемнело, а стрелки часов перевалили за полночь, Томми достал небольшой блокнот и аккуратно вырвал из него листок. Уже сейчас начинается новый день, и совсем скоро ему придется столкнуться с глазу на глаз с фанатами, жаждущими от него правды и объяснений. Он знает, что будет много нападок и обвинений, вряд ли кто-то упустит момент опустить такую звезду, каждому хочется посверкать перед носом босса гламурного издания или желтой газетенки гаденьким вопросом, на который сложно придумать подобающий ответ. Они это умеют, они этим живут. А сейчас он должен сделать еще кое-что. Ведь с человеком, который сумел раскрыть ему глаза, их разделяет всего лишь какая-то жалкая стена, а ему так много нужно сказать. Вот только слушать его вряд ли захотят, а пользоваться благодушием Адама, который вряд ли сможет отказать, даже если очень хочет, Томми не станет. «Надеюсь, ты прочитаешь это прежде, чем скомкать и выкинуть в урну. Но даже если так, ты имеешь на это полное право. С обратной стороны написан номер твоего билета обратно в Лос-Анджелес, завтра в одиннадцать утра. Последние концерты отменены, в них сейчас нет смысла. Я сделал свой выбор. Пусть и сам еще не до конца осознал его, но хочу сказать тебе «спасибо». Этого мало. Это даже не стоит мизерной доли того, что я тебе должен, но такой вот я засранец, которому ты помог открыть глаза. Знаешь, человек – странное существо. Сколько бы я не пытался, не смогу понять. Мы странные. Десять, а то и сотни раз обожжемся, а все равно хотим гореть. Даже спичку сами поджигаем. И вот чем я заслужил твое расположение? Чем смог вызвать то доверие и доброту, которыми ты награждал меня при взгляде? Почему ты считаешь, что я их заслуживаю? Почему, Адам? Протягивал руку, поднимал с колен, вытирал от грязи. Мне казалось, что это игра, но ты чересчур хорош, чтобы поступать так. Ты настолько искренен, что это меня пугает. Каждый твой добрый поступок по отношению ко мне вызывал бурю нового отвращения к себе. Мне хотелось рвать волосы в клочья и кричать, чтобы ты перестал, ведь нельзя. Нельзя, Адам, быть таким. Люди не могут быть идеальными. Ты разбил это утверждение в долю секунды. Теперь ты понимаешь, почему я не могу просто поблагодарить тебя. Это будет смехотворно мало. И я сотни тысяч раз должен извиниться перед тобой. Но не сделаю этого. Ты скажешь, что все хорошо и улыбнешься, наградив теплым взглядом, от которого душа уйдет в пятки, а сердце зайдется в тахикардии. Я не позволю тебе простить меня, ведь на ошибках нужно учиться, что я и пытаюсь делать. Ты лучший человек, которого я когда-либо знал. И я не покривлю душой, сказав, что знакомство с тобой изменило меня. Не позволяй подобным мне помыкать тобой.» Еще раз пробежав по строкам, Томми сложил лист пополам и тихонько просунул его под дверь номера.