На перекрестке нашей реальности

Когда из рук Томми вырвали телефон и швырнули в противоположную сторону, Томми понял, что, очевидно, звонить Гарри не нужно. Адам, к удивлению, был настроен весьма решительно. Грудь часто вздымалась, глаза стальные, как у воина на поле боя, и сам натянут, готов взорваться в любой момент. Подобное зрелище и пугало, и восхищало одновременно. С одной стороны, Томми думал, что Адам здесь не такой, каким он привык его видеть – всегда стоит на своем и, во что бы то ни было, добивается любой поставленной цели. Здешние коллеги поведали ему историю о замухрышке, что едва ли собственного мнения не имеет, а получается очень даже наоборот. И это страшно – наступить на те же грабли, упав в омут обаяния сильного Адама Ламберта. А с другой стороны, в глубине души Томми рад, как мальчишка, что Адаму не все равно и он видит в нем больше, чем просто «знакомый». А потом едва ли не в нос ему впечатался экран айфона, грозясь оставить на лице еще один след. «То, что я не могу говорить – не значит, что можно игнорировать мои слова. Мы как-то это обсуждали, но, кажется, ты забыл». Не знал, да еще и забыл, − хотел огрызнуться Томми, но на сей раз лицо Адама не просто угрожало, оно, мягко говоря, метало молнии. И лучшее, что можно было сделать, − это помолчать и выслушать. Адам кивком указал, чтобы тот сел, сам же с задумчивым видом мерил комнату шагами, то и дело набирая и сразу же стирая текст. Картина маслом «Допрос», и Томми задницей чует, что вряд ли его спросят о самочувствии. А взглянув на телефонное повествование, так и вовсе закашлялся. «А как же Адам?» Страшно вдохнуть. − Что?! Рэтлиффу хотелось крикнуть, какой к черту Адам, если вот он с ним разговаривает и вообще такие шутки Вселенной ему совсем не по душе, но из горла то и дело вырывалось конструктивное «пиздец». Адам закатил глаза, грозясь пальцем, что его не проведешь и он не глупый мальчишка, чтобы поверить в эту игру. Томми еще больше нахмурился. Совсем не смешная шутка затягивалась, был момент, когда он даже подумал, что нужно просто закрыть и открыть глаза, и он окажется у себя дома. Там, где весь нелепый кошмар закончится. «Не что, а кто! Парень, которого ты любишь». Теперь картинка полностью прояснилась, хоть и не давала вразумительной подсказки, что говорить Адаму. Да, парень, которого он любит. Который к тому же в другой реальности, да и вообще это тот самый Адам. Как вообще можно говорить правду в таком случае, если его сразу же сочтут за ненормального? − Именно, − тихо произнес Томми, насупившись. Хмуро посмотрел в глаза, продолжив язвительным голосом, словно Адам в чем-то виноват. − Которого я люблю. Но не он. Адам закатил глаза, мол, не велика проблема. «Возможно, это твои только домыслы». − Как же! − Томми всплеснул руками, разговор ему не нравился. Какого черта они перешли от Гарри к Адаму?! Нужно решать проблему реальности, а не вымысла. − Он мне так и сказал: «Не люблю, хотел лишь трахнуть». Что здесь можно не так понять? Слово «хотел» или «трахнуть», если в результате меня все же поимели? По лицу Адама видно, что он все равно не согласен. У него на этот счет свое мнение, и он упрямо пытался донести его до Томми. «И ты сразу же поверил? Не думал, что он специально это сделал? Просто испугался настоящих чувств. Ты словно впервые с таким столкнулся. Любовь всегда причиняет боль. И чаще всего любящий тебе человек нарочно делает больно, заставляет тебя поверить в это, поскольку боится своих чувств. Не хочет стать зависимым, ведь считает, что чувства его испортят, сделают слабым и больным» Как бы Томми не противился, но в словах Адама был определенный смысл. Он и вправду ни разу не задумывался о сложившейся ситуации именно с этой стороны. Ведь если так, то он полный идиот, потерявший свой единственный шанс. А думать о подобном совершенно не хотелось. Оставалось просто не согласиться со словами Адама, что он собственно и сделал. − Я не понимаю, мы вроде бы о Гарри говорили, − произнес он резко, зло отобрав айфон Адама себе. Тот лишь понимающе усмехнулся на этот жест, взяв с тумбы блокнот с ручкой. «Ты злишься, поскольку понимаешь, что я, скорее всего, прав». − Нет, не прав. И я не желаю больше говорить на эту тему! А теперь отдай мой телефон, мне нужно позвонить Гарри. Уже второй раз в этом измерении Томми удостоился фака от самого Адама Ламберта. Изящного фака, нужно сказать. Не такого, как он привык видеть, а фака настоящего гитариста с ровно выставленным пальцем и стертыми грубыми подушечками. Затем Адам демонстративно снял заднюю панель, вынул симку и сделал то, от чего Томми едва челюсть не потерял, – просто засунул её себе в штаны. Красиво, утонченно, пафосно. Если бы не шок, полностью сковавший тело, Томми обязательно похлопал бы подобной выходке. «Сомневаюсь, что ты помнишь его номер наизусть», − написал Адам после и кинул телефон Томми прямо в руки. А затем, как ничего не бывало, вновь повернул исписанный злополучный лист бумаги в его сторону, всем своим видом показывая, что ожидает серьезного ответа. «Так на чем мы закончили? Ах, да, Адам. Признайся, что сейчас у тебя в мыслях вихрь воспоминаний, какой он хороший и последние его слова совсем не вяжутся в единую логическую цепочку? Я ведь прав?» Это не круто, когда другие видят то, что ты никак не можешь разглядеть долгое время. Томми сокрушительно опустил голову, признав тем самым, что Адам прав. Но ведь так и есть на самом деле! Вдруг он не увидел очевидного? Адам хороший актер. Всегда им был. Умело прятал настоящие чувства, как хамелеон, подстраиваясь всеобщему настроению. Он был таким, каким желали его видеть другие. Смеялся, когда было больно, был серьезным, едва сдерживая смех, и отпускал стервозные шуточки, когда на душе скребли кошки. Многие поэтому считали его лжецом, советовали Томми быть осторожным, дабы не попасться на удочку к дьяволу. И Томми держался, пока однажды не сумел разглядеть его настоящего: доброго, искреннего, любящего, отдавающего всего себя музыке. От других Адам прятался, а рядом с Томми преображался. И он был всегда таким, ровно до того самого вечера, пока все не перевернулось с ног на голову. Тогда он был с Томми таким же, как и со всеми, – Адамом Ламбертом, плотоядным хищником. Но когда же он соврал на самом деле? Весь тот сказочный год, где и признания в любви были, и совместные отпуски, и одна чашка кофе на двоих, или же тогда, после первой ночи... Кто прав: Томми, который поверил каждому слову, или Адам, так умело показавший возможную вторую сторону медали? Теперь Томми чувствовал себя в разы хуже, нежели прежде. Мало того, что существует вероятность быть обманутым самим собой, так еще и полностью терялся весь смысл пребывания здесь. − Да, − наконец-таки произнес Томми после долгой паузы, − возможно, ты и прав. Но это ничего не меняет. Теперь мы чужие люди. − И добавил чуть тише, грустно улыбаясь, − как из разных миров. Адам сокрушительно покачал головой, явно не соглашаясь с подобным положением вещей. «Ты просто сдался». − Я имею на это право, – спокойно ответил Томми, мысленно прогоняя из памяти картины прошлого. − И не тебе меня осуждать. Ты совершенно ничего не знаешь обо мне… настоящем. Или же знаешь, а, Адам? Момент был более чем подходящим. Томми настораживало подобное гипербеспокойство к его персоне со стороны Адама, а спросить он ни у кого не может, ведь отношения, хоть и мимолетные, сложно забыть, когда человек к тому же твой коллега. Ответ Адама оставил еще больше вопросов. «Я всего лишь хочу тебе помочь. Просто я упустил свой шанс и теперь жалею. Знаешь, очень важно вовремя рассмотреть правду, обезопасив себя ото лжи». Адам ушел, оставив Томми одного с бесполезным телефоном в руках в полностью пустом номере, в пустой жизни, лишенной, кажись, смысла. Томми злился на самого себя, на свою грубость и несговорчивость с Адамом. Ему было страшно, что он вновь может наделать глупостей, поскольку не знает к кому прислушаться. Скоро позвонит Брайан и обязательно спросит, что он решил, а он… А он вдруг понимает, что сам распечатал бы эти фото в самом популярном журнале, лишь бы узнать правду. Врал ли тогда Адам? Что случилось между ними здесь? И что, собственно, творится в голове у Ламберта и здесь, и там. Адам. Он уже давно стал неотделимой частью его жизни. И если раньше Томми в порыве эмоций, злясь, хотел во что бы то ни стало вычеркнуть его из своей жизни, забыть навсегда, стереть навеки, то сейчас, не задумываясь, согласился бы пережить каждый момент заново. Сотни тысяч раз. Даже тот, последний, пусть и не самый приятный. Он обязательно повел бы себя иначе, смог бы докопаться до истинных причин сказанных тогда «тебе пора», помог бы ему снять ту маску, что стала для него родной, напомнил бы, какой он на самом деле, настоящий. Главное верить, что все сказанное здесь Адамом – не иллюзия и не плод его собственных желаний.