На перекрестке нашей реальности

Жизнь, как шлюха, дает всем без разбору, а Томми, очевидно, постоянный клиент. Оказаться по ту сторону реальности с парнем, которого любил, а теперь ненавидишь, но все еще хочешь, - худшее, что могло случиться с Томми. На третий день совместного пребывания в Европе захотелось лезть на стены то ли от душащего одиночества, то ли от вечного стояка – он еще не определился. Еще и непрошедшие чувства брали свое, заставляя сердце подпрыгивать при каждом встречном взгляде, а ноги предательски подкашиваться, как у младенца. Это бесило, раздражало, а еще заставляло делать глупости. Пресса сходила с ума, теряясь в догадках, на чем сидит рок-король Томми Джо, превращая каждое акустическое выступление на арену цирка, где он – клоун с красным фонариком вместо носа. Главное, что было достойное оправдание, – чертов Адам. Проблема в Адаме – это Томми знал наверняка. Точнее в дефиците Адама. Он настолько привык к нему, что теперь разочарование собственного положения грозилось превратиться в патологическое. Смешно, ведь в реальности Томми ненавидит Адама, а здесь все наоборот. И как раздобыть хоть крошечную долю желаемого расположения, Рэтлифф понятия не имел. Действовать нужно было решительно. Пусть глупо, но идти напролом. Бесцеремонно завалившись без стука в соседний номер, нисколько не беспокоясь, что, возможно, музыкант в такое позднее время уже спит, Томми, как оказалось, ожидало большее, чем он мог предположить. - Ой, я невовремя? Он даже мысленно поаплодировал себе, насколько непринужденно прозвучал вопрос. И когда он только научился так?! То, что невовремя, Томми видит и сам, застыв на месте и рассматривая напротив стоящего мужчину без единого элемента одежды. Адам в упор смотрит на него, Томми же силится оторвать взгляд от капель воды, что медленно ползут по загорелому веснушчатому телу. Словно под гипнозом, продолжает рассматривать очаровательные ключицы, вспухшие вены с жилами, широкую грудь с аккуратными заострившимися коричневыми сосками, живот, который так и манит поскорее пропустить глубокий пупок, чтобы увидеть… Идеальное тело, идеальный член, идеальные ноги. Томми смотрит, фотографируя глазами, чтобы запечатлить каждую, даже самую крохотную деталь. До этого у него была всего лишь одна ночь, когда он чувствовал это тело своим, теперь же без стеснения разглядывает чужое, больше не принадлежащее ему. Томми почти уверен, что получает эстетический оргазм, точно, как и знает, что единственным желанием, если он сейчас умрет от восторга увиденного, будет просьба не крутить калейдоскоп его жизни, ведь в ней нет ничего особенного. Но фото, которые он запечатлил в сознании, обязательно должны остаться. Где-то там… где именно, он не знает, да и плевать. Ведь чувство легкости переполняет, словно вот он, смысл жизни найден и дальше двигаться совсем не обязательно. Томми едва сдерживается, чтобы не проскулить с просьбой повернуться, ведь он хочет рассмотреть и задницу. Хотя нет, он требует посмотреть, пощупать, да и полапать, в конце концов, чертову шикарную задницу не менее чертового шикарного Адама Ламберта, но не может. Как с небес на землю. Раз - и тьма. Вся красота скрывается под белым махровым халатом одновременно с разочарованным вздохом Рэтлиффа. Словно косточкой поманили и тут же забрали. Обидно. А потом Томми наткнулся на взгляд Адама. Требовательный. Разъяренный. Смущенный. Последнее слегка реанимировало уже почти угасшую надежду, что его оставят, а не вытолкнут пинками под зад. - Вау. Это было даже не поражение. Полная капитуляция мозгов, да и организма в целом. Мысли так и не приходили, рот оставался на последнем выдохе «ууу», но и Адам не двигался. Томми подумал было, что будь у Адама возможность, он непременно покрыл его горсткой матов или же отчитал, как нашкодившего мальчику, отшлепав чем-нибудь таким… этаким… Последующие картинки плавно переходили в фантазию, заставляя и без того пунцовые щеки покрыться красной пленкой стыда. Томми был возбужден. У Томми был недотрах. И вообще в комнате был почти голый парень, что способствовало только единственному сценарию развития событий, если бы не одно «но». Какое «но», Рэтлифф наотрез не мог вспомнить, однако точно знал, что спать с Адамом не может. Почему, разберется завтра, если мозги соизволят регенерироваться, сейчас же ему нужно воды. Много воды. - Эмм, у тебя не найдется воды? Стаканчик? - и чтобы наверняка забрать приз вечера «кто больше ступит», добавил, - у меня закончилась. Вода в номерах люкс не заканчивается. Здесь вообще ничего и никогда не заканчивается, но Адам повиновался почти сразу, немало удивив при этом Томми. Не будь Томми настолько занят мыслями о собственном поведении, непременно задумался бы, куда подевалась гордость Адама, да и вообще элементарное уважение к самому себе. Но сейчас же, списав все на фантастическое благородство парня, он плюхнулся в кресло, устало прикрывая глаза. Он устал, перенервничал, эмоции срывают крышу, постоянное напряжение… Причин, почему у него до сих пор по стойке смирно, можно найти уйму, даже выбрать, какая понравится больше, но дальнейшие перспективы не радовали совсем. Уходить не хотелось, но и оставаться с Адамом и его махровым халатом наедине было не лучшим выходом из тупика. Схватив подушку и положив ее на то самое место, Томми принялся нервно массировать виски. Ему даже удалось немного успокоиться, поскольку сердце больше не угрожало вырваться из груди, вот только Адам появился из-за спины так неожиданно, что полный стакан воды так и не утолил жажду, залив диван и его ненадежное прикрытие. Чертыхнувшись, Томми отметил, что Адам так и не оделся, продолжая маячить идеальным телом перед глазами, а еще усердно пытаясь вырвать из его рук мокрую подушку. Рэтлифф не отдавал. Вцепившись в нее мертвой хваткой, продолжал тянуть на себя, прикрывая пах, но Адам, как не крути, был сильнее. Наверное, Томми должен был испытать неловкость, но в данный момент он не уже не чувствовал ничего, кроме злости и раздражения. На самого себя. На свое возбуждения. И снова же на Адама, словно на нем мир клином сошелся. Это уже превращалось в аксиому - причина Адам. - Да, у меня стоит! - не выдержал Томми под испепеляющим взглядом Адама. - И да, у меня стоит на тебя. Да, я хочу секса! Да, да, да и еще тысячу раз да! Ну, так чего уставился, если помочь не можешь? Впервые недотрах видишь? Ну, так вот он я, любуйся! Вылетел Томми из номера Адама еще быстрее, нежели залетел сюда. Его физически ломало от желания поговорить с Адамом. Покричать. Услышать его голос, но это не возможно. В этой реальности все неправильно, как кривое зеркало. А Томми соскучился: по его голосу, ласкам, обещаниям, пусть и ложным. Но его. Любовь не прошла. И даже не приутихла. Оказалось, притупилась на день-второй, инфицированная болью и обидой, а потом вернулась с новыми силами и желанием. Любить и ненавидеть возможно одновременно. Это всего лишь две крайности одного чувства и только немногие в силах найти середину. А Томми, он что? Он и любит. И ненавидит. Хочет и не хочет одновременно. Переведя дыхание, Томми попытался успокоиться. Если и дальше продолжать истерить и паниковать по поводу и без - есть возможность загреметь снова на больничную койку. Тогда Брайан точно с него три шкуры спустит. Начинать нужно было с самого начала. Точка отсчета - вечер ложного расставанья с Адамом, после чего все и произошло. Томми никогда не верил в карму, судьбу, впрочем, как и в остальную ерунду, связанную с порчей и проклятьями, но свои последние слова помнил отчетливо. Тогда он пожелал Адаму оказать в эпицентре жопы мира. Хлопал бы его бедам, радовался. Сейчас Рэтлифф почти это и делал, но радости не испытывал совсем. Горечь. Разочарование. Но если действительно какие-то надприродные силы существуют и сейчас он, Томми, в некотором роде исполняет роль Адама, хотя нужно признать, что Адам все же меньший засранец, нежели он здесь, так почему бы не исправить эту реальность? Возможно, они каким-то образом связаны и наладь Томми отношения здесь, там это произойдет автоматически? Почему бы не рискнуть? Ему все равно уже нечего терять? А если действительно все так и есть, то через некоторое время он снова проснется утром в своей квартире, где его ожидает любимый фэндер и целая коллекция дисков, требующая повторного просмотра. Казалось бы ничего сложного. Прийти, помириться, жить дальше. Но сломать отношения проще, нежели построить. Есть у людей одно паршивое свойство запоминать в основном все плохое, то, что калечит душу. Для начала нужно было извиниться перед Адамом за сегодняшнее. Он в который раз сделал парня невиновным, поддавшись собственному вихрю эмоций. Теперь уже Томми постучал в соседнюю дверь, однако ответа не последовало. И даже после второго и третьего раза. Легонько толкнув дверь, открыл, проходя внутрь. В комнате горел тусклый свет, а из ванной доносился шум воды. Томми нахмурился: когда он заходил в прошлый раз, у Адама были влажные волосы, влажная шея и влажный… Так зачем принимать душ во второй раз? Решив, что надолго этот процесс не затянется, Томми включил в комнате свет и оглянулся по сторонам. Взгляд сразу же привлек телефон, небрежно брошенный на кровать. Томми никогда не рылся в чужих вещах, но… Но жизнь порой такая задница, что люди идут на самые отчаянные поступки. Ухватившись за интересующую его вещицу, он сразу же открыл список входящих, который оказался пустым. - Балбес бля… А говорить он чем будет? - тихонько пробурчал, открывая сообщения. Адресатов было не очень много. Наибольший объем диалогов был с Айзеком, последним, с кем он переписывался. Буквально секунда ушла на размышления «открывать − не открывать», но у любопытства (Сволота!), оказался слишком большой нос. «Не забивай голову ерундой. Забей» «Мы в соседних номерах!» «Он дает повод?» «Нет. Или да. Не знаю, он странный» «Странный - в смысле назвал тебя "Эй, Адам", вместо «послушай бля», или странный - в смысле "трахнул блондина, а не любимых брюнетов"?» Глаза Томми удивленно поползли вверх. Если пролистать сообщения на дни, а то и месяца назад можно узнать много полезной информации, но украсть телефон - это чересчур. «Он называет меня исключительно по имени и за эти три дня он ни с кем не трахался» «Приколист хренов» «Карп, я не шучу» «Мы сейчас о Томми говорим? Сказку о евнухе расскажешь кому-нибудь другому. Он же как общественное место, возле него даже курить нельзя!» «Ха-ха… Мне почти смешно. Каждый вечер запирается у себя в номере, а днем… Впрочем, ты и сам видел» «Наркотики?» «Я не эксперт по наркоманам» «Может, новый образ? Вспомни последний концерт…» «А целовать землю на коленях после приземления самолета - тоже новый образ?» «Чё серьезно? Во дает! И ни один папарацци не спалил? Лошары!» «Лошары не лошары, но с Рэтлиффом что-то не так. Может, ты с Брайаном поговоришь? Пусть тот позвонит, делами там поинтересуется… Сам посуди: когда это Томми Джо приезжал в Европу и вместо косячка просил персики?» «ОК, постараюсь что-нибудь узнать. Но ты там тоже приглядывайся, может, заметишь что» На этом переписка заканчивалась. Желание извиниться сейчас понемногу угасало, уступая место здравому смыслу. Утро вечера мудренее. Извиниться он успеет и завтра, как и в клуб сходить тоже. Пора начинать завоевывать доверие.