Растаявший кумир. (Ошибки природы. "Часть" третья, дополнительная)

Началась зима. Первый снег, нерешительно падавший на землю, уже растаял, но погода обещала вскорости исправить это. Ветер был холодный, но он навевал приятные мысли о скором Новом годе. Утро, наступившее примерно через две недели после описываемого ранее ужина, было обычным и одновременно с этим странным для этой квартиры. Никита задумчиво смотрел в окно, помешивая давно остывший чай. Олег не спеша завтракал запеканкой. Тёмы не было. — Скажи, — нерешительно начал Никита, — а как ты понял… Что… — Что? — нахмурился рыжий. — Что тебе нравятся парни? — почти прошептал блондин. Рыжий,, подавившись, удивлённо посмотрел на друга: — Извини? — переспросил мужчина. «Приехали», — пронеслось в его голове. — Не прикидывайся, ты меня понял! — краснея, воскликнул Никита. — Ну как… Понял — и всё тут. Это, знаешь ли, сложно не понять. Когда тебя тянет, когда ты думаешь о нём, а когда рядом — бабочки всякие да прилив крови в промежность. Что тут не понять? — Вот и спрашивай тебя после такого… — Да это сложно объяснить. Я просто… понял, и всё тут. Ты ведь влюблялся, так? — Никита фыркнул, мол, нашёл о чём спрашивать. — Вот так и понимаешь. Когда влюбляешься. Ну и когда испытываешь влечение к парням, естественно. Про прилив крови я не шутил. Ладно, мне пора… Никита, вздохнув, проводил друга взглядом. Раз не спросил, к чему подобный вопрос - значит, и так понимает. Причём давно. Ещё, поди, и с Ником уже что-то обсудить успел… На душе было противно. Неопределённость ситуации, смятение от подобных мыслей, страх, что это всё не фантазия, подозрение, что так оно и есть… Одним словом, противно. Чувства были самые неопределённые. Прошлая фанатская любовь давно прошла, но какая-то доля её, всё ещё сидящая в глубине сердца, смешалась с настоящими дружескими чувствами, порождая нечто совершенно странное и потому казавшееся нереальным. Однако, вспоминая разговоры и прогулки, своё самоощущение после них, Никита приходил к выводу, что всё это весьма реально. Он влюбился. Влюбился, как школьник. Да и в кого же? В собственного насильника. Эх, ирония. Вскоре этот самый насильник дал о себе знать. Этим вечером должна была быть очередная постановка в «Ассоциации неизвестных актёров», на которую Ник раздобыл (читать — купил) два билета. Никита не видел причины отказываться. Тёма не участвовал в этом спектакле, учёба мешала творческому продвижению, но Алекс, конечно же, было. И мужчины с удовольствием обсуждали то, как оно преображалось на сцене; соседи несколько удивлённо, а порой и вовсе недовольно смотрели на них. Сразу после опускания занавеса мужчины поспешили к известному проходу за кулисы, но их, конечно же, остановили. Уверения, что они знакомы с одним из актёров, не помогли. — Не хотелось признавать, но без Олега бывает не так уж просто, — заметил Никита, вздыхая. Они стояли в значительной толпе тех, кто также пытался пробиться к своим кумирам. — У тебя номера Алекс нет? — Да зачем он мне? Можно, конечно, у Тёмы спросить… — Извините, можете пропустить тех двоих? Они мои друзья, — мягкий голос, в котором слышалась улыбка, показался обоим мужчинам знакомым. Они обернулись. Так оно и было: Алекс, со смущённой улыбкой, подзывало их жестом. — Пожалуйста, проходите, — кивнул охранник, отходя чуть в сторону. Возмущённые почитатели актёрского мастерства (или же молоденьких актрис, что будет вернее) начали громко возмущаться; некоторые кричали, что влюблены в Алекс и просились пройти за ним. — Ну у тебя и фанаты, — усмехнулся Ник, когда дверь за ними закрылась. — Ещё и нас к ним записали. — Не ожидало вас увидеть, — уже привычным тоном произнесло Алекс. Нику, как и всегда, стало не по себе от безжизненности его взгляда. — Решили проявить должное почтение. Держи, — Никита с лёгким поклоном вручил очередную коробочку конфет. Ник, широко улыбнувшись, преподнёс букет белых хризантем. — Благодарю, мне весьма приятно. Но я не думаю, что вам стоит идти в гримёрные, девочки не обрадуются. Кстати, передай Тёме, что его кулон у меня. Он забыл, когда в последний раз репетировали. — Хорошо. Мы, пожалуй, пойдём… Ты к нам неожиданно заглядывать больше не собираешься? — А тебе хочется? — Да ты просто предупреждай, что ли, хоть чего-нибудь вкусненькое покупать или готовить будем. — Хорошо, прежде чем в следующий раз неожиданно заглянуть, я предупрежу. Всего вам доброго. И выходить вам лучше с чёрного входа, а то покусают ещё. Ник хмыкнул, вспоминая былые времена, когда фанаты буквально облепляли вход, из-за чего выбираться бывало крайне трудно. Благо была маскировка в виде парика, очков и неприглядных шмоток. Вечер был весьма приятный, домой идти совершенно не хотелось. Поэтому они, по обоюдно высказанному желанию, отправились в кафе, которое считали одним из самых уютных в городе. К тому же там подавали отличные десерты. Они смеялись и громко разговаривали, из-за чего нередко ловили на себе недовольные взгляды других посетителей кафе. Но, казалось, им это было абсолютно безразлично; они совершенно не обращали внимания на людей вокруг себя. Когда они гуляли (Ник вёл свой мотоцикл, а Никита с глупой улыбкой смотрел по сторонам, но всё чаще — на небо), на них странно косились; пару раз, как показалось Нику, назвали парочкой… Нет, он никак не мог повторить подобное оскорбление. Но, тем не менее, именно так и назвали; по крайней мере, за нетрадиционную пару принимали, пожалуй, чуть ли не все. Это несколько удивляло мужчину, ведь они просто шли, говоря на весьма отвлечённые темы, и никак не проявляли каких-либо чувств друг к другу (хотя сама идея проявления этих самых чувств казалась ему дикой: Никита никогда бы не сделал чего-то такого; да и сама публичная демонстрация подобного никогда не нравилась Нику). Они остановились в одном парке. Никита с некой задумчивостью смотрел на тронувшуюся льдом воду и время от времени тяжело вздыхал. Ник стоял несколько в стороне и по старой привычке крутил в руках незажженную сигарету. — Ник… — Что? — А ведь знаешь… — Никита вздохнул и, подняв голову к небу, прикрыл глаза. Улыбнулся. — Знаешь… Кажется, я… влюбился в тебя. Сигарета выпала из рук мужчины; около минуты Ник не мог даже пошевелиться. — Что ты сказал? — Сказал, что влюбился в тебя, — почти твёрдым голосом повторил Никита. — Я не знаю, как это объяснить, просто… Просто я думаю, что так оно и есть. — Никита… Я… Можно мне обнять тебя? — дрожащим голосом спросил Ник. Блондин рассмеялся: — Что за глупости ты спрашиваешь? Если я говорю тебе такое, то как ты думаешь? Он обнял его, крепко стиснул в объятиях. Он не мог поверить, что услышал подобные слова. Но сердце Никиты билось так часто, так взволнованно, словно говорило: так оно и есть. — Никита… — Можно, — выдохнул блондин, прикрывая глаза. Раз уж сказал, то к чему ломаться? Раз уж сказал, признался в таких чувствах, то дороги назад уже нет. К тому же… Пожалуй, ему самому хотелось чего-то такого. — Никита… Ник осторожно, словно боясь собственных действий, коснулся губ блондина. Он целовал нежно, осторожно, прислушиваясь ко всем своим чувствам. Нет, это не сон. Это реальность. Реальность, которая лучше всякого сна. Он обнимал его ещё очень долго, не желая выпускать. Целовал в щеки, в нос, в скулы, в губы. И постоянно шептал его имя. — Извини, но… Поедем ко мне? Никита вздрогнул. — Ник, я понимаю, но я… — Нет-нет, я не о том! Я… Я просто хочу поговорить с тобой, обнимать… Но не здесь же. Сделаю чай, у нас джем яблочный, матушка сама делала… Просто поговорим. Я понимаю, что… Не так сразу. — Теперь, значит, понимаешь? — усмехнулся Никита. Ник вздохнул: — Да, теперь понимаю. — А матушку твою не разбудим? — Ну, тебя я на кухню не пущу, так что не думаю. — Я бы ещё в том твоём местечке посидеть хотел. — Пожалуйста, но только утром. — Утром. Чай был приготовлен, различные печенья и варенья доставлены в комнату Ника. Всё это стояло на притащенном из зала столике. Никита сидел на кровати, прижимая к себе небольшую подушку, Ник - на полу. Они молчали. — Думаю, если мы хотим начать отношения, — серьёзным тоном заговорил Никита, — нам стоит рассказать о своей жизни. То, что нужно знать. Кто начнёт? — Могу я. Хотя мне рассказывать-то шибко нечего… У меня есть матушка и старшая сестрица. От бабушки с дедушкой досталась фабрика, которую я превратил в студию… Ну, как от бабушки с дедушкой… От родителей последнего мужа матери. Он был мне как настоящий отец. А родной бросил нас, когда я еще говорить не научился. А может, ещё раньше. Ну, однажды встретился с ребятами, решили создать группу. И создали. Да кто ж знал, что так всё удачно сложится. Встречался со Стёпой, уже говорил об этом. А так… серьёзного ничего не было. Вернее, когда мне начинало казаться, что это серьёзно, всё кончалось. Правда такого, как с тобой, никогда не было. Ну, и чувство такое, и это… Никогда натурала — ты же натурал? — в себя не влюблял. Как-то всё проще было. Но сейчас… — Да-да, я понял. — Ну, как-то так. Повисла тишина, нарушаемая лишь тем, что Ник пил свой чай. — У меня всё намного сложней, — прошептал Никита. — Даже в семье всё сложно. Нас у мамы трое: Настя, я и Иришка. Только вот они от одного отца, а я — от другого. С их отцом мама развелась, а мой был давний её любовник или что-то вроде того. Поженились, а тут и я. Да только… разошлись. Я до восьми с отцом и жил, рассказывал про это. А после его смерти пришлось обратно к матери. Она… Она женщина такая, что целиком на мужа надеялась. Только в случае со мной упрямилась, потому отец её и бросил. После этого она вовсе словно двинулась, что муж прикажет — то и делала. Поэтому мне там было… не очень-то легко. Он хотел, чтобы я его бизнесом занимался. Потому я, сильно с ним повздорив, сбежал. Жил у Олега тогда, а потом сюда поступил. Два года честно отучился, да понял, что не хочу этого. Чужое навязывают. Бросил. Жил со знакомыми художниками. Но удалось крайне выгодно продать несколько картин. Так обо мне узнали. Вспомнил про отцовское наследство. А тут и Настя, которая тоже характером папаше своему не угодила. Купили квартиру вместе, жили так какое-то время. Я тогда уже встретил Олесю… Экономист в одной крупной компании, наследница своей семьи… Мы любили друг друга. Поженились. Да только… — Никита вздохнул. Говорить ему было тяжело. — Понимаешь, в моём рождении всё не так гладко, как должно было бы быть. Мать очень хотела сына… Поэтому я и являюсь мужчиной. — То есть? — нахмурился Ник. В голове его почему-то мелькнуло Алекс. — Ну… Я… гермафродит. Я не только мужчина, но ещё и женщина. Но мать хотела сына… Была проведена какая-то там операция, назначена гормональная терапия. Гормоны я и сейчас принимаю. Из меня формировали мужчину. Отец же… Он был крупным психопатологом. Если бы он делал по-своему, то меня бы оставили неизменным. А после выяснения моей личности, моего психологического пола, он бы начал действовать. Но моя мать ничего не хотела слышать… Был скандал. И она сделала всё таким образом… Никита умолк. Ему было не по себе. Второй раз в жизни он рассказывал это. Реакции, которая должна была последовать за его словами, боялся намного больше, чем быть отвергнутым. Он дрожал. Слёзы текли по его щекам. Он не мог себя сдерживать. Было слишком… страшно. Ник обнял его и погладил по спине. Прошептал что-то успокоительное и поцеловал в волосы. — Я мог быть и женщиной… Если бы я был женщиной, то… — Не загадывай. Всё так, как есть. Всё хорошо. Успокойся. Прошло много времени, прежде чем Никита смог рассказывать дальше: — Мы обратились в клинику. Из моих половых желез были получены жизнеспособные клетки, но их было мало. ЭКО. Не помню уже с какой попытки, но Олеся забеременела. И родила. Евдокия, в честь матери моего отца. Ева. Дуняша. Самое чудесное существо на земле. Одна её улыбка была способна меня вдохновить. Тогда я рисовал как никогда прежде — и как после уже мог. Олеся вышла на работу, и с Дуняшей сидел я. Но… Мои чёртовы гены. Она болела и очень быстро умерла. Генетическое заболевание. Олеся не выдержала этого. В первую очередь — меня. Не знаю, как я выжил. Настя каждый раз уговаривала меня поесть. Я или сидел и часами смотрел в одну точку, или рисовал. Те картины… Ты назвал их ужасными. Их и ещё множество других я нарисовал в то время. Я… Олег спас меня, пожалуй. Они с Тёмой приехали и поселились у меня. Настя мгновенно нашла себе другую квартиру — вообразила, что её чувства к Олегу всё еще сильны и что они не смогут находиться под одной крышей. Они встречались в школе. Помнится, однажды Олег просто дал мне подзатыльник и заставил идти мыться. Сказал, что я ужасно воняю. А пока я мылся, они убрались у меня в комнате, выкинули ненужный мусор, а заодно и большую часть моей одежды. Все картины он унёс к себе в комнату. Они отмыли мастерскую, накупили новой бумаги, чистых холстов, карандашей, красок и всего прочего. А на стены он повесил несколько картин, которые я подарил ему ещё в школе. И стал следить за мной. Заставил выйти из траура. А потом… А потом появился ты. Вновь повисла тишина. Ник, не переставая, гладил Никиту по спине. И думал об услышанном. — Прости, что тогда говорил о тех картинах. — Ты не знал. — Незнание не освобождает от ответственности. — Я рад, что тогда именно ты помог остановить вора. — Я тоже рад. И… Если у тебя остались какие-то шрамы, и ты боишься, что я как-то не так отреагирую, то… — Даже не думал об этом. И шрамов, кстати, нет. Таких уж заметных, по крайней мере. Я ведь долгое время тоже не знал об этом и даже вопросов не задавал. Просто пил «витаминки» и всё. — А что будет, если ты прекратишь принимать гормоны? — Собьётся баланс. Мужских будет недостаточно, начну постепенно превращаться в женщину, наверное. Сейчас я, по крайней мере, однозначно являюсь мужчиной… В психологическом смысле я в этом не совсем уверен, но физиологически — точно. Так что рисковать не буду. — И правильно. Я, в конце концов, гей, мне такие сюрпризы не нужны. Никита ткнул Ника в бок. Мужчина рассмеялся. — Шутка. — Не шути лучше так, а то кто знает, что я могу выкинуть. Я же ненормальный. — Главное Олегу не жалуйся. Вот кто действительно ненормальный... Надеюсь, он меня не убьёт, что я его дорогого братишку испортил. — Вот за Тёму точно убить может. — Я про тебя, вообще-то. — А я про вообще. И не бойся, не убьёт. Я уже у него кое-что спрашивал… Эм, а ты знаешь, что… — Что он бисекусал? Конечно знаю. Он, кстати, с год назад у меня парня увёл. А я уже начал думать, что у меня что-то серьёзное началось… А тут мне заявляют: "Ты недостаточно хорош, ты плохо обо мне заботишься и вообще ты фу, а вот Олежек…" Видел их как-то вместе. Поверить не мог, что меня променяли на инвалида! — Такого инвалида ещё поискать надо, — усмехнулся Никита. — Он харизматичен, как демон. — Это я уже заметил. Даже почувствовал. К тому же… пожалуй, теперь я ему благодарен. Если он, конечно, за тебя мне башку не проломит… Да, пожалуй, это лучшая гарантия наших с тобой отношений. Жить-то я ещё хочу. Никита рассмеялся. И, прикрыв глаза, вздохнул. На душе было спокойно и тепло. Казалось, что большего счастья достичь невозможно. Алёна Филипповна, матушка Ника, удивлённо осмотрелась на кухне. Видимо, она снова не заметила прихода сына, который стащил немалую часть съестного к себе наверх. — Ну что за недоразумение-то такое! — возмущалась женщина, поднимаясь по лестнице. В мастерской оказалось пусто, что её несколько удивило. Зато картина, которую она увидела, заглянув в комнату сына, поразила её по-настоящему. Она ещё никогда так не умилялась над спящим сыном и его любовником. Хотя бы потому что никогда не видела более невинной и трогательной сцены. И, довольно улыбаясь, женщина решила, что в это утро может обойтись без чая.