Растаявший кумир. (Ошибки природы. "Часть" третья, дополнительная)

Никита перевернулся на другой бок и открыл глаза. Закрыл их и снова перевернулся. Зевнул. Перевернулся на спину, снова открыл глаза. Сел, потянулся. Осмотрелся. Ника в комнате не было. В первое мгновенье блондин испугался, однако после мысленно отвесил себе пощечину. Он же в его доме, значит, его никак не могли бросить. Да и бросать, собственно, было не с чего. Назвав себя истеричкой, Никита поднялся с кровати. Просто сидеть в комнате показалось ему глупым, поэтому он отправился на поиски Ника. Припоминая своё прошлое исследование дома, он двигался уже целенаправленно. После осмотра мастерской он спустился на первый этаж; в доме, не считая шума кипящей воды, стояла тишина; свет горел лишь на кухне. — Здравствуйте... — Никита, смутившись, замялся на пороге комнаты. Алёна Филипповна оторвала взгляд от книги, которую держала в руках, и взглянула на него: — Добрый вечер, — она улыбнулась, но тут же, вздрогнув, подскочила. — Ох, совсем забыла! Будешь чай? — М-м-м, да, — Никита неуверенно кивнул. — Да не стой ты там, садись. Не бойся, я не кусаюсь, — она подмигнула мужчине и вновь отвернулась к чайнику. Блондин медленно опустился на диванчик. Его слегка трясло. В подобной ситуации он оказался впервые. — Тебе с сахаром или нет? — Одну ложечку. — Ой, а ты чёрный-то пьёшь? — Да, пью. — Ну и хорошо. Вот. Печенье или пряники? — Ничего не надо. — Да не стесняйся ты. Ох, ну что за зажатый мальчишка! Никита натянуто улыбнулся. Пожалуй, эта матушка Ника вполне добродушная женщина. И, судя по её с ним обхождению, очень осведомлённая. Это несколько волновало и немало смущало. Всё-таки и ситуация была не из лёгких. — А где… — Никита на работу уехал, но скоро вернётся. Максимум — через полчаса. — На работу? — Да, ребята его вызвали в студию. Он, негодник, телефон выключил, они до него никак дозвониться не могли. Но каким-то образом узнали мой номер… — Алёна Филипповна вздохнула и сделала глоток из своей кружки. И внимательно посмотрела на Никиту. Улыбнулась одной из самых добродушных улыбок в мире. — Не волнуйся, я ничего «против» не имею. Даже наоборот, пожалуй, «за». Ох, когда я вас сегодня утром увидела… Аж на душе полегчало. Никита выглядел таким счастливым. Особенно если сравнить с тем, в каком неуравновешенном состоянии он находился последние месяцев восемь. Из-за тебя, как я понимаю. Никита, смутившись, уставился в свою кружку. Стекло быстро нагрелось от чая и немного обжигало руки. — Наверное, ты несколько удивлён. Сложно представить, что дама в годах окажется такой толерантной, да? Она снова улыбнулась. И на некоторое время умолкла. Никита подумал, что она ждёт от него каких-либо слов, но совершенно не знал, что нужно сказать. И, пока он собирался с мыслями, она снова обратилась к нему: — Хочешь, расскажу историю о том, как Никита сообщил мне о своей ориентации? Блондину ничего не оставалось, как кивнуть. — Ему тогда было пятнадцать… Ох, я, пожалуй, ещё кое-что для начала расскажу. Думаю, это как-то связано с тем, что он… такой. По мне, наверное, и не скажешь, но я когда-то была артисткой. Актрисой. Я была красива, и у меня хватало поклонников. Его отец был одним из них. Мы поженились, но когда Никите было чуть больше полугода, он бросил нас и убежал. А я осталась с двумя детьми… Яне, сестре Никите, тогда было семь, её отец умер, после него у меня не было серьёзных романов. А тут аж замужество… Я продолжала выступать, и когда Никита подрос, брала его с собой. Они часто сидели за кулисами и смотрели. Яна относилась к этому с презрением, и поэтому почти не приходила, зато Никите очень нравилось. Он играл с декорациями и нарядами, любил смотреть, как все готовится… Видел он и тех, кто ухлёстывал за его матерью, — Алёна Филипповна засмеялась и умолкла, задумавшись. По всей видимости, она окунулась в воспоминания. — А потом, — неожиданно продолжила она, — у меня было ещё несколько мужчин, которых я приводила в дом. И когда Никите было десять, — Яна к тому времени уже училась в вузе и дома почти не появлялась, — я вновь вышла замуж. Он ухаживал за мной несколько лет, Никита к нему очень привязался, да и он его любил… Он был хорошим отцом, и я очень жалею, что не повстречала его раньше. Но… Когда Никите было тринадцать, он погиб в автокатастрофе. Родители его, впав в траур, уехали куда-то в Израиль, оставив нам небольшую фабрику. Она еще три года проработала, а потом… А потом Никита устроил из неё свою студию. Я старалась сохранить производство, но оно шло из вон рук плохо… А постепенно и я, как актриса, стала совсем не нужна… Яна уехала со своим мужем на восток. А Никита… Он замечательный сын, — она со слезами на глазах и улыбкой посмотрела на молчаливого Никиту. — И человек он замечательный, так ведь? — Да, — блондин кивнул и улыбнулся. — Он хороший человек. Конечно, со своими демонами, но всё же… Он и мне помогал не раз. Хотя был один случай… — мужчина усмехнулся. — Но… Знаете, он и не рассказывал мне об этом… — Ну, видимо, ты просто не так спрашивал, — Алёна Филипповна внимательно смотрела на Никиту. Тот, вновь смутившись, принялся пить чай. — Вы же хотели рассказать… — избегая неловкого молчания, начал он. — Да, конечно. Я отвлеклась, потому что хотела сказать… — Не думаю, что вы виноваты, — Никита покачал головой. — Может, это сыграло роль, но… Может, он изначально был геем? В конце концов… У меня друг — бисексуал. Он утверждает, что всегда был таким, и всегда это понимал, но в детстве воспринимал это как нечто естественное. Я думаю, и Ник так же. Для него это — естественно. Вы тут ни при чём. Алёна Филипповна слабо улыбнулась: — Может, ты и прав. Но… Я бы хотела, чтобы ты потом рассказал о себе, как ты к этому пришёл. Никита вот постоянно отмахивается, когда я об этом спрашиваю. Но мне же интересно… Матери такие существа, что всегда винят себя. — Не все, — Никита с печальной ухмылкой качнул головой. И, так как он больше ничего не сказал, женщина продолжила: — Ему было пятнадцать тогда. Как-то раз я постучалась в ванную и сказала, что он там слишком долго сидит. Мне что-то нужно было не то взять, не то сделать... В общем, мне самой нужна была ванная. Поэтому я его поторопила. Но вышел он ещё нескоро. И был такой смущённый, что я, конечно же, поняла, чем он там занимался. И решила зачем-то провести с ним беседу о половом созревании. И вот, на середине этого разговора, он просто убежал. Я не могла понять, что такое случилось. Он закрылся в своей комнате. А потом, прошло уже несколько часов, вышел и заявил, что ему нравятся другие мальчики, что он смотрит на них так, как не должен, как они смотрят на девочек, и что он даже фантазирует о том, как будет заниматься «этими вещами», — так и сказал, я запомнила, — с каким-нибудь парнем. Сказал это и снова закрылся в комнате. Я была, конечно, шокирована. Тогда не было моды на подобное, да и говорилось об этом намного меньше, так что влияние исключалось. Я не знала, что и делать. Всю ночь не спала, думала над его словами. Несколько раз подходила к комнате, пыталась поговорить с ним. А утром нашла на столе в зале записку. Мол, он понимает, что я теперь к нему чувствую, что я его видеть не хочу и прочую ерунду, — и поэтому он не будет больше меня обременять. Он собрал вещи, взял все свои накопленные деньги и ушёл из дому! Ох, как же я тогда испугалась! Обзвонила всех знакомых, оббегала все места, про которые только вспомнила… А вечером мне позвонили с фабрики. Она тогда доживала свои последние месяца. Оказывается, он пришёл туда! Ну, я велела оставить его, сказала, как есть — сбежал из дому. Попросила за ним следить, но ничего ему не говорить. Это было всё на каникулах, летом, так что ему повезло, иначе даже не представляю, что он со школой бы делал. Ну, и прожил он так недели две. А потом вернулся домой с повинной. Глаза красные, из носу течёт… А я сижу и улыбаюсь. Чуть опять не сбежал. А я, как сейчас помню, сказала: «Ну как тебе на вольных хлебах жилось? Поди по супу своему любимому соскучился? Иди умывайся и за стол! Я пирог с вишней испекла». Я потому запомнила, что все эти две недели думала, что ему сказать, когда вернётся. Но так и не придумала, как-то само вышло. Ох, но зато как он удивился! Он же думал, что я ругаться начну, что я правда разлюбила его. Но… Я как-то примирилась за эти две недели. Соскучилась по нему. Он же мой сын, он с детства говорил, что будет жить со мной и заботиться, когда я старенькой стану. Вот и выполнил… Жаль только, что внуков не будет. Хотя… Ну, загадывать не буду, — Алёна Филипповна подмигнула Никите, и тот почувствовал себя почему-то глупо. Он молчал, обдумывая услышанное. История эта была простой, но очень доброй. Матушка Ника была на редкость прекрасной женщиной (Никита успел проникнуться к ней), а Ник был забавным ребёнком. И отчего-то стало завидно. Мать Никиты никогда бы не смогла принять такого сына. Она бы винила его, весь мир, но только не себя. Она… Она слишком отличалась от этой доброй женщины. Или, вернее сказать, эта женщина, мама Ника, слишком отличалась от большинства других матерей. «Нику определённо повезло», — почти с завистью думал блондин. — Ну, а ты… Как вы с Никитой-то познакомились? — У моей сестры украли сумочку, и он помог остановить вора, — Никита улыбнулся, вспоминая. — Потом мы поужинали… И он начал за мной ухлёстывать. Постепенно перестал… Он помогал мне, поддерживал… Я художник, и он дарил мне вдохновение. Знаете, иногда он по несколько часов сидел в стороне и молчал… Я в парки очень часто хожу, отдыхаю там, а он словно следил за мной. И просто молчал… Играл на виртуальном пианино, и эта музыка… Она была словно волшебной, после неё так и тянуло рисовать! И всегда носил с собой йогурт или чай в термосе и печенье… С ним хорошо просто сидеть рядом или просто идти. Он интересно рассказывает. Он умеет выслушать. Он… Рядом с ним очень спокойно… Никита почти шептал. И на лице его была улыбка. Довольно глупая, но самая искренняя. Та самая, что появляется на лицах влюблённых. Молчание продолжалось до тех самых пор, пока не хлопнула входная дверь. И Алёна Филипповна, и Никита этим звуком были вырваны из своих мыслей. — Мам, я купил, что ты просила. Правда хлеб серый взял… Привет, — Ник на долю секунды замер в дверях и, улыбнувшись Никите, прошёл к холодильнику. — Привет. — Обо мне поди болтали, да? — Конечно, — кивнула женщина. — У тебя очень милый парень. — Да, я это знаю. Что ты ему рассказала? — Какая тебе разница, — отмахнулась женщина. Ник нахмурился. — Мам, только не говори, что… — он смутился. Алёна Филипповна рассмеялась: — Нет, я не рассказывала, как ты в восемь лет выбежал к гостям из ванной совершенно голенький… Ой! — Мама! Женщина смеялась, смотря на смущённого сына. Ник же бросал косые взгляды на Никиту. Ему было крайне неловко. И эта самая неловкость возрастала от того, что он не знал предыдущие темы разговора. — Ты выспался? — обратился он к Никите, явно пытаясь найти какую-нибудь безобидную тему. — Да… А ты? — Ага. Кстати, знаешь, кто мне, как оказалось, всю ночь смс-ки строчил? Олег! — возмутился мужчина. — Требовал отчёта, что я с тобой сделал, и в течении дня пару раз звонил. И ведь выбирал моменты, когда я был крайне занят! Вот ведь рыжий сукин сын! — Никита! — Да он прав, — блондин примирительно улыбнулся. — Мать Олега вполне заслуживает такого назывательства, как и он сам, собственно. — А Олег — это… — Друг мой и сосед по квартире. Он… — Он следит за ним, как за младшим братом. Вот и со мной некоторое время назад важный разговор провёл… И сегодня тоже. — Сегодня? — Ага, заявился в студию, начал тыкать в мою грудь тростью, спрашивать, куда я тебя дел и что с тобой сделал. А потом усмехнулся, сказал что-то про странные повороты в жизни и каких-то троих бормотать начал… И пригласил меня на следующее выступление Тёмы. Кажется, в пятницу. Так что надо будет купить конфет для Алекс. Ты как? — Да, Тёма очень наставал, чтобы мы пришли… — Значит, идём. — Ага… — Никита, смутившись, кивнул. Первое свидание в качестве пары… Но, поразмыслив, он решил, что это не будет так уж отличаться от предыдущих походов. Или их тоже можно считать свиданиями? — Кстати… Ты… сегодня останешься или тебя отвезти? — Я… — Конечно останется! Я же котлет приготовила, и пирожки с яблоками… — Знаешь, с ней лучше не спорить, — Ник усмехнулся. — Ладно, я переодеться… — А… Ник, знаешь… — Никита поспешно поднялся; он сам не знал, что хотел сказать, но почему-то почувствовал надобность пойти вместе с ним. Остаться наедине. — Ох, опять это сокращение! — Алёна Филипповна всплеснула руками. — У него такое хорошее имя, а вы всё его на этот западный манер! Почему ты не можешь называть его «Никита»? — Я думаю, ему немного неловко… Мне, по крайней мере, режет слух, когда меня так называют при нём. — Почему? — изумилась женщина. Ник ухмыльнулся: — Вы что, просидев столько времени вместе, даже не познакомились? — Как-то так вышло, — кивнул блондин. — Ох, ну что вы за люди! В общем, так. Это моя матушка, Алёна Филипповна, прошу любить и жаловать. А это — Никита, мой парень, — Ник, улыбнувшись, взял смущённого Никиту за руку и притянул к себе, приобнял. — Так что вам, маменька, предстоит обдумать, как ты нас различать по имени-то будешь. Видишь, как иногда выходит. — Это точно делемка… — согласно кивнула женщина. — Никита и Никита… Может, вас пронумеровать? — Ты ещё имена кодовые придумай! Ладно, мы скоро. И они отправились в комнату Ника. Долгое время они молчали, даже не смотря друг на друга. Не смотря прямо: оба бросали косые взгляды. — Никит… — Да? — Я могу обнять тебя? — Конечно, — блондин улыбнулся, — ведь я — твой парень. — Ты не просто мой парень. Ты — мой возлюбленный… Он обнял его, крепко, но одновременно с этим нежно. И Никита, закрыв глаза, улыбнулся. Пожалуй, сейчас он ощущал себя почти счастливым. Почти. Ощущению полнейшего счастья мешало лишь смущение. — Ник… — Да? — Ник… Я… Правда, очень… — И я тебя, — он, улыбнувшись, легонько коснулся губ блондина. И тот, вздрогнув, прижался к нему, целуя. Душа его трепетала. Её снедали страх и волнение, но они были сладостные. Ведь он не знал, что ждёт его впереди, к чему приведёт подобная жизнь. Но предчувствовал, что никогда больше не пожалеет о том, что тогда, ещё подростком, опоздал на концерт.