Растаявший кумир. (Ошибки природы. "Часть" третья, дополнительная)

— Тогда… — Ник умолк. Он чувствовал себя отвратительно. Пожалуй даже презирал. В особенности за ту слабость, что заставила его начать знакомство спустя столько лет. — Прости. Я просто не сдержался. — Это самое лучшее объяснение, которое мне когда-либо предстояло слышать, — горько усмехнулся Никита. — Прости. Мне… Тогда был трудный период в моей жизни, — Ник вздохнул. — Наши отношения со Стёпой начали заходить в тупик. Я уже говорил, что они были свободные… Но они были. Но потом начались упрёки, разборки… А тут ты со своим обожанием, вдохновлёнными речами и невинным взглядом. Ты сразил меня… — Это было для тебя нормально — насиловать своих фанатов? — Я никогда не делал ничего такого, не получив хотя бы молчаливого согласия. А оно обычно наступало весьма скоро. Я ведь их кумир, их обожаемый, любимый и всё прочее. Но это было лишь несколько раз, ты не думай, что я до такой степени негодяй. Да и после случая с тобой я даже думать об этом не мог, противно было. — А я не мог думать о тебе так, как прежде. Я заставил себя забыть о тебе и о группе. Даже музыку стал слушать совершенно другую. — Прости. Мне правда очень стыдно. — Надеюсь. Повисла тишина; она окружала, давила, терзала… Но не Никиту. Он чему-то улыбался. — Мне даже легче стало, — сказал он наконец. — Я не мог понять, с чего ты так вдруг начал клеиться ко мне, боялся, что моё поведение даёт основания для подобного… Но раз ты просто-напросто мой насильник, то всё становится на свои места. — Ты мне правда очень нравишься. — Не сомневаюсь, — Никита рассмеялся. — Ты очень странный. Я бы на твоём месте никогда бы не стал приставать к тому, кого изнасиловал. Жаль, что сейчас уже ничего не доказать, а то бы в полицию пошёл. — Просто ты мне очень нравишься. Ещё тогда понравился. Ты был слишком хорошеньким мальчишкой. А в итоге стал прекрасным мужчиной. — Не пытайся, не задобришь. — И в мыслях не было. Я просто… — Да-да, я уже понял. Я сразил тебя своим невинным взглядом и глупыми речами. — Не только. Ты… Мне казалось, что ты способен понять меня. Ты… помнишь, что тогда говорил? Когда мы были на улице, в кафе? — Предпочёл стереть из памяти весь тот вечер. — А я помню всё. Ты говорил, что я одинок. Мол, Ник пишет музыку, а это крайне сложно, времени не хватает ни на что, общается лишь с группой, и потому он очень одинок. Потому что группа — не друзья, не те друзья, которых мне хотелось. Лишь работа, лишь музыка. Я не мог так. А ты — первый из всех моих фанатов, с кем я говорил, кто смог меня понять. Да и не только из фанатов. — И в благодарность за это ты решил трахнуть меня? — Никита хмыкнул. Ник растянулся на траве, смотря в другую от него сторону. — Знаешь, за что я виню себя больше, нежели за это? — Даже не представляю. — Что тогда не остановил тебя. Когда ты убежал, я так хотел кинуться за тобой, объяснить всё, сказать, что ты… затронул моё сердце, но… Твои слова стояли у меня в ушах, и мне было страшно. Стёпа долго ещё издевался надо мной из-за этого. Он видел, что я чувствую, и потому издевался. Наверное, ему было неприятно, что я предпочёл ему какого-то незнакомца. Но… — А после этого ты удивляешься, что он бросил тебя ради смазливого паренька? — Никита рассмеялся. — Всё-таки вы, геи, весьма странные. Мне жаль вас. Нелегко найти кого-то, с кем будешь счастлив… Как и обычным парам, конечно, но у мужчины и женщины всё почему-то складывается легче. Эх, всё-таки жизнь — странная штука! — А тебе, я смотрю, не так уж и плохо сейчас. — Да, на душе почему-то легко. Камень упал. Странно это. А ведь я только что потерял друга… — Прости. — Нет тебе прощения, насильник. А вообще, мне нужно обо всём этом подумать. Будь добр, исчезни. — Хорошо. Плед чуть левее тебя. Никита ничего не ответил. Оставшись в одиночестве он поднялся, подошёл к воде и умылся. На душе действительно стало легче: то, что лежало мёртвым грузом столько лет, всполошилось; почему-то он почувствовал, что наконец-то может отпустить это и действительно забыть. Однако после этого разговора остался неприятный осадок. В конце концов, человек, которому он начал доверять, с которым ему было довольно-таки легко общаться, которого он мог назвать другом — оказался тем самым, кого он ненавидел всей душой. Было несколько больно от осознания, что теперь всё должно быть не так, как было ещё совсем недавно. Пледов оказалось несколько, и все они были достаточно теплы. Именно благодаря им Никита просидел на берегу искусственного водоёма до самого утра. Он не мог решить, как именно ему поступить: справедливость требовала прекратить знакомство с Ником, того же требовали и все чувства, все эмоции, но отчего-то не хотелось этого. Сила привычки, должно быть. В одной из комнат на втором этаже, должно быть, в мастерской, горел свет. Дверь в дом была не заперта; на диване лежали все вещи Никиты, а также короткая инструкция, как отсюда уехать. Ник сделал всё, чтобы не говорить с Никитой ещё раз. Должно быть, он очень боялся итога его размышлений. Блондин, подкрепившись пирожками и холодным чаем, рядом с которыми также лежала записка, покинул дом. Душа его была в смятении, но он твёрдо решил не связываться больше с Ником. Пока. — А где твой гость? — женщина заглянула в мастерскую сына. Ник никак на это не отреагировал, он словно и не слышал слов матери. — Почему он ушёл так рано, ничего даже не сказав? Никита, я к тебе обращаюсь! — Не мешай, видишь — я работаю. Женщина нахмурилась и скрестила руки на груди: — Что ты ему сделал?! — Почему у тебя всегда я виноват?! — возмутился мужчина. — А то я тебя не знаю. Что же ты за человек такой, вечно собственную жизнь портишь? Почему ты не можешь быть нормальным? — Я не хочу сейчас говорить. — Ты скажи, кто он вообще такой? Когда ты его принёс, я уж подумала, что это тот самый, о котором ты последние полгода только и думаешь… Это он ведь? Ник ничего не ответил; руки его, быстро бегающие по клавиатуре ноутбука, слегка задрожали; пальцы стали попадать совершенно не на те кнопки. — Никита! — Отстань, не лезь в это! — вскричал мужчина, вскочив. Лицо его было бледным, а глаза красными. — Сколько раз говорить — оставь меня в покое! Я сам знаю, что делаю. — Да ни черта ты не знаешь, только и умеешь, что кричать! — возмутилась женщина. И, вздохнув, подошла к сыну, обвила его руками и прижала к себе. — Всё будет нормально, не волнуйся. Не знаю уж, какого чёрта ты опять натворил, но всё образумится. Он похож на разумного человека, поэтому он обязательно поймёт тебя. — Ты всегда так говоришь… — Я лишь хочу, чтобы мой мальчик был счастлив. Поэтому прошу, прекрати портить собственную жизнь. И поговори с этим парнем ещё раз, извинись. — Он никогда не простит меня… Женщина ничего не ответила, лишь только погладила сына по голове (для этого Нику пришлось наклониться). — Знаешь, я же его… — Вот это ему и скажи. Ох, любишь же ты собственную жизнь портить… Ник обнял мать. Он знал, что она была полностью права.