Ядерный снег в твоих руках

Время не остановилось. Его не стало вовсе - стрелки часов были вырваны и механизм, изо всех сил пытающийся возместить утраченное, ослаб и затих. Вскоре его последние вздохи превратятся в ничто, и циферблат навсегда умолкнет. Что-то заставляет его хранить остатки своей драгоценной энергии. Тик. Секунды, минуты... Недели. Какая разница? Не чувствовать, не желать, не переживать - ничего. Нету ни течения, которому можно отдаться или противиться, ни зла или добра, чтобы выбирать. Выдох. Стоит ли тратить этот запас жизни, чтобы в нужный момент сделать усилие? Назад, в мир, где красок в одно мгновение стало так много, что все стало серым и больным. Туда, где есть люди. Тик. И выбор теперь может стать последним: остаться или уйти. Вынырнуть из небытия, так милостливо сжимающего в своих ладонях крохотный огонек, мечущийся из стороны в сторону. Можно погаснуть и раствориться - сделаться частью чего-то большого, настоящего и вечно спокойного, либо вернуться. Так зачем же? Передо мной раскрывает свои объятия теплый воздух: он будто беззлобный ураган, бережно укутывающий беспокойными вихрами, и их голоса, скрытые подвыванием своего хозяина, едва слышно шепчут: "Доверься". Но мне боязно. Страшно. Под мягкой, приятной шерстью и располагающими глазами всегда таятся зубы. И как только я подойду ближе и приветливо протяну руку, полностью уязвимая, зверь сдавит меня всеми своими конечностями, а морда расплывется в голодном оскале вожделения. Да, все именно так и будет. Дело за малым - деталями, что подпитывают предсмертные вздохи эмоций. Их станет в разы более, чем сейчас, опасений и тревоги. - Боишься победить? - меня обдало потоком жаркого дыхания. - Неправда, - сжалась я, отведя глаза. Все мое естество трепетало и скрутилось в маленький комочек, стараясь сделаться как можно незаметней, спрятаться, исчезнуть. Но ветер, будто связав лентами, не отпускал из своих щупалец, и я безропотно подчинилась, в страхе даже пошевельнуться. - Боишься проиграть? - разочарованно протянул он. - Неправда! - И чего же ты ждешь? Спасителя? Чуда? Я промолчала. То ли настолько властным он мне казался, то ли не нашлась, что сказать на правду. - Ну же. Здесь только ты и я. Никто не придет. "Никто не придет", - аукнулось в сознании. С каждым произнесенным словом внутри все больше и больше холодело. Отчаяние так яро захлестнуло, что у меня перехватило дыхание. Неужели это я оттягиваю свой конец? Неужели это все, чем я являюсь на самом деле: пугливый, неуверенный ребенок? - Я помогу тебе, - добродушно пробасил монстр, стиснув грудную клетку намного больше ощутимой веревкой-хвостом. Она обжигала, а дышать стало трудно. По глупому наитию, руки тут же потянулись хотя бы ослабить хватку, но бессмысленно хватали воздух. - В чем дело? Не знаешь, с кем тебе нужно сражаться? - захохотал мой тюремщик. - Отцепись! - Нет, - угрюмо отвечал тот. - Сразись со мной. - Как?.. - больно усмехнулась я, глядя как змея уже стягивала плечи. - Мне все равно. Быстрее! - взревел он, обхватывая горло. - Время уже на исходе. Никакой конечной цели я не могла увидеть. Плевать - была ли она на самом деле, или нет - существовало только то, что предстояло сейчас. А сейчас я отдавалась на долгую, мучительную пытку, даже не сопротивляясь. Даже не пытаясь что-либо делать. Так зачем нужно возвращаться? Встречать так ожидаемые гнев и боль, через которые нужно продраться к свету, где ожидает очередное испытание? - Знаешь, что? - я жадно хватала воздух короткими глотками. - Катись к черту. Бездна, бывшая пугающим убийцей, ныне выглядела до смешного беззлобной. Она всего лишь скучала, наблюдая за мной. Она слабела вместе со мной, умирая от времени, но продолжала держать меня. Взывать ко мне. - Сразись со мной, - блекло сверкнула она молниями среди клубящегося мрака. Ладонь отыскала на шее ленту. Самую обычную, тонкую ленту. Я потянула ее прочь: сперва мне показалось, будто та завязана и я схватилась обеими руками. Вдруг, она превратилась в змею, и ,шипя и извиваясь еще выше, туже затянулась вокруг тела. Меня охватил дикий панический страх. Стащить, скорее сорвать ее с себя! - Всего лишь страх, - пробубнила бездна где-то вдалеке. - Как нелепо. Да что же это, черт возьми?! Бред, в котором я нахожусь, даже на смертном одре преследует меня этими бестолковыми загадками и гнусными подсказками. Мне это осточертело. Это мое подсознание, и мне решать, как я отправлюсь в мир иной, и как буду выбираться на гребаный свет в конце тоннеля! Я дернула вновь ставшие лентой путы, и те неожиданно поддались. На мгновение невесомая легкость наполнила тело, дыхание выровнилось, бездна исчезла, а чернота вокруг по кусочкам рассыпалась, треснув как иссохшаяся краска, превращаясь в белоснежную пыль. Окрыленные на несколько секунд, они падали вниз, исчезая в полете или скапливаясь на все еще покрытой мраком земле. Некоторые успели приземлиться на оголенную кожу и растаять, оставив на коже холодные капельки воды. Просто немыслимый, захватывающий вид. Так значит, это имел ввиду монстр, говоря о победе? Я вернусь. Все-таки вернусь. Однако длилось это недолго. Внезапно навалилась такая слабость, что ноги подкосились, и я рухнула на тающую белоснежную пелену. В чем дело? Что произошло? Прежде, чем я опомнилась руку свело так, что кровоток в ней почти остановился. Я не могла ни пошевелить ею, ни вовсе ощутить. По спине пробежал жуткий неприятный холодок. Сердце гулко отбивало привычный ритм. Мутный, светлый мирок вокруг равнодушно взирал на меня, насмехаясь своим совершенным, спокойным великолепием. Немного колючие ледяные нотки сталкивались с теплом, и, поглощенные, образовывали странную мелодию. Она убаюкивала, и с каждым стуком я все больше отдавалась сонливости. Зажмурилась, силясь отогнать от себя зудящую боль. Она была вполне обыкновенной. Чуть мужеподобной, иногда твердолобой, но вероятно, именно эти качества делали ее особенной, выделяющейся среди других. Серой, утомительно скучной и слишком простой, испорченной гнилым и наигранно идеалистичным обществом Вегаса, не имеющей ни цели, ни мотивации для достойного существования, но все же особенной. Только ли потому, что она подавала надежды для осуществления его идеи, или же то, кем была ее мать, сыграло роль? Он поправил из без того аккуратный белый воротник, критически осмотрев ухоженный черный пиджак. Рассматривая себя в зеркале он искал изменений. Морщин, шрамов, ссадин, пятен на коже - чего угодно, что бы выбивалось из его успевшего надоесть облика. Но все оставалось прежним. На него с недоверием и глупой надеждой смотрел высокий, бледный блондин с прищуренными голубыми глазами, прямым носом и вытянутыми в полоску губами. Вытянутый подбородок держался гордо и высоко. От собственного лицезрения лицо болезненно скривилось. Сколько лет уже прошло, а он оставался все таким же. Вроде около двадцати? Время бежит незаметно. А после существенных изменений на Мохаве, переворота в Вегасе и распространения анархической чумы на северо-восток работы заметно прибавилось, так что дни срывались подобно осенней линьке на довоенных деревьях. "Одно и то же, который день", - зевнул он, глядя, как в окне сверкали огни энергетического оружия. Снова мутанты, снова Кенрой будет жаловаться на нехватку и потери солдат генералу. Никогда не научится думать головой, чтобы всего навсего усилить защиту стен, а не новшество огневой мощи. Достав из сундука новую трость, он мельком осмотрел лакированное дерево. "Сносно", - удовлетворительно кивнул он и вышел в коридор. Его встретили выряженные постояльцы и услужливые лакеи. Сегодня новых людей стало значительно больше, а говоря языком генерала: "Денег прибавилось". - Добрый день, - прощебетала полноватого телосложения незнакомка, прикрывая маленький рот ярко-розовой шалью. - Добрый день, мсье, - в изящном жесте тоненькой ручки поприветствовала другая, невесть откуда материализовавшаяся. Блондин намеревался проигнорировать их обоих, но в какой-то момент остановился. Такой однообразный день стоило скрасить чем-то, если не занимательным, то хотя бы удовлетворительным. "Пожалуй, я сегодня в настроении", - подумал он и присмотрелся. Мать и дочь буквально источали дружелюбие. Шеи вымыты и облиты какой-то мерзостной, сильно пахучей туалетной водой. Украшениями служили мутноватые на вид стекляшки, что вяло поблескивали даже в мягком, и в то же время пронзительном, свете настенных ламп. Единственное, что зацепило его взгляд - нефритовый кулон, окаймленный винтажным серебром, что покоился на груди младшей. - Семейная ценность? - обворожительно улыбнулся блондин. - Ах, да, матушка и папенька - польщенная таким вниманием, тоненькая куколка смутилась, когда пальцы мужчины коснулись оголенной кожи; он раскрыл кулон на ладони и огорченно вздохнул. - Типичная привязанность к чужим вещам здесь не поощряется, - он внимательно посмотрел на девушку перед ним, вызвав растерянность на ее лице. - О чем это вы? Эта бесценная реликвия передалась ей от меня, а мне - от моей бабушки, - возмутилась старушка. - Моя дочь имеет на нее полное право. - А вот тут вы неправы, - он натянуто улыбнулся, под ошарашенность двух девиц с силой дернул цепочку, отчего мог беспрепятственно осматривать драгоценность. - Что вы себе позволяете? - мать на этот раз уже потеряла самообладание. - Охрана! Кто-нибудь! На ее крик прибежали два лакея, и обеспокоенная мамаша указала на блондина: тот продолжал держать в руках кулон, осматривая его так, будто это была очень важная улика. - Кхм, мистер Райан? - Все в порядке, Рон, - ответил тот не глядя, затем сунул кулон в карман и, сузив глаза, пояснил: - Я обнаружил двух воров и лжецов. И прошу показать этим дамам, что бывает с первыми и со вторыми. Лакеи кивнули и призвали потерянную мать и еще более расстроенную дочь пройти с ними. Райан смотрел им вслед, как вежливый женский тон резко сменялся мольбами и пустыми угрозами, а девичий, маленький носик шумно всхлипывал от неизбежности ситуации. На лице Райана нельзя было прочесть что-то, кроме мимолетной серьезности - он давно усвоил, что настоящие эмоции - слабость в таком хаосе как Мохаве, как весь послевоенный мирок, который когда-то был огромной, сильной нацией. Пусть покалеченная земля не желала исцеляться, но остатки былой славы все еще сохранились в людях, как здоровых, так и убитых радиацией гулях. И ради большей, лучшей цели идеалы, ради которых жили такие, как Ее мать, должны быть похоронены. До лучших времен. Размяв плечи, послевоенный аристократ направился дальше, по коридору. Мимо шелестели почти бесшумные роботы-помощники, сновали уборщики и кастелянши с безумными глазами носились из номера в номер с чистым, хрустящим постельным бельем. Выйдя в огромный, просторный холл, он поднялся по роскошной, широкой лестнице в центре, привычно пробежав глазами по опавшей, бледной лепнине стен, и вошел в приватный лифт. Створки сомкнулись, и кабинка с легкостью полетела вверх. Лучшие времена. А если бы Она сама знала о том, что можно сделать, не прибегая к помощи таких, как его теперешние коллеги? Может, и знала. Даже в убежище Она постоянно объясняла что-то новое, узнавала и понимала такие подробности, которые другим и в голову не могли прийти. Даже отцу. Даже Смотрителю, который сохранял свое звание до победного конца, втайне оберегая его, Райана, от мнимых опасностей. Он заставил Ее уйти. И поплатился. Рука в кармане сжала отобранный у девиц кулон. Единственная памятная вещица. Лифт остановился и дружелюбно звякнул, возвещая, что нужный этаж уже достигнут. Створки разъехались и Райан шагнул в средних размеров помещение, напоминающее конференц-зал: в центре многочисленными стульями был уставлен длинный, простенький стол, на котором покоились уже наполненные пепельницы, несколько пачек бумаг и пара линялых, но крепких на вид дипломатов. Из широких стеклянных дверей можно было увидеть балкон, на котором курили двое, уже в возрасте мужчин. Из конференц-зала выходило несколько дверей, в отличие от балкона, запечатанных электронными замками. Из одной из них вышел рослый, широкоплечий мужичок, немного напоминающий прямоугольник в военной форме и угловатыми чертами квадратного, сухого лица, уже усеянного морщинами то ли от возраста, то ли оттого, насколько он был суров. - Кончай свое позерство, наконец, - грубо сказал тот, комкая в могучих руках вечно бесполезную фуражку. - Паразиты только тратят твои деньги, разве нет? - вскинул брови блондин. - Так и должно быть, - широко оскалился генерал. Шрам, растянувшийся от сонной артерии до левой глазницы, сделал его лицо еще более кровожадным. "Паразиты тратят деньги", - мысленно повторил блондин, усаживаясь на высокий стул у длинного стола переговоров. Главное - чтобы Ева оправдала эти траты. Чтобы она тоже могла понимать. Чтобы помогла объяснить. Нет, не ради того, чтобы быть с ней, потому-что Лаверн стала таким важным и нужным человеком в его жизни. Какого никогда не было и не будет. А ради Мохаве. Ради всех. Чтобы сделать то, что не смогла сама Лаверн. Да, так будет правильно. Достаточно подтолкнуть в правильном направлении - и все пойдет своим чередом. Запускать такие механизмы было проще всего. "Ты стоишь того, Лаверн", - Райан вновь невольно потянулся к нефритовой драгоценности, будто это была некая отдушина. "Ты стоишь того, чтобы тебя хотя бы кто-то помнил".