Моё правдивое эхо

Неудобное время я выбрал, чтобы уйти. Хотя, когда же оно могло бы стать удобным? Когда вокруг не воюют или когда мне разрешит мать? Совершенно удобного времени выбрать невозможно: всегда найдётся причина, пусть самая нестоящая и нудная, какую только мог придумать человек. Долгое время идти бессмысленно и без всяких помех не представлялось возможным. Вскоре, на проселочной дороге, соединяющей мой аул с соседним, мне встретился старик. Одежда его была похожа на измочаленную паутину. Серые глаза и такого же цвета лицо были мне знакомы. Но откуда? Конечно, в каждом горце, кто прожил здесь хотя бы несколько лет, можно было найти черты, делавшие его схожим с перемолотым в пыль камнем. И все же, именно в нём, мне чудилось что-то спокойное, навеянное многими годами размышления. - Счастливого пути и помощи небес вам, странник, - что я мог еще предложить ему, не имея и гроша за душой? - Помощь нужна не тем, кто идет, а тем, кто не может собраться в путь. Слова эти мне были так знакомы и так понятны, что в то же время не могли найти отклика. Знание того, что они уже существовали, не покидало рассудок. - Сколько ты будешь идти от тех, кто не желает тебя принять? Ко мне ли он обращается, думалось. - Я буду идти столько, сколько выдержат мои ноги и одобрит дух. Но даже если он прикажет мне повернуть через минуту, я прикончу эти мысли громким криком. Глаза старца были направлены в мою сторону, но, клянусь, он ничего не видел. - Бойся гнева богов, если решил кричать впустую. Первый день одинокого странствия уже подходил к концу, загоняя за синеющий хребет солнце, словно пастух отбившуюся от стада овцу. Я остановился в одной из придорожных хижин. Они были специально смастерены для путников, что не успели добраться до городов, опережая темноту. Тускло горела лампа на расшатанном столе. Мои воспоминания так же качались, ударяясь о стенки разума. Там все еще было тепло от смеха Джехоны. Раньше это было собранное во едино ожерелье, что опоясывало все мои желания. Теперь же, жемчужная нить оборвалась, и блестящие бусинки рассыпались по закоулкам души, спрятавшись в темных углах. К этому чувству еще примешалось что-то иное. Это можно было назвать страхом, но всё же название было бы неточно. Вдалеке от родных мест, от любимой и семьи, я чувствовал себя странно. Еще и этот старик, пророчащий мне бояться гнева богов! Да скольких еще он пугал на дорогах и возвращал обратно? Верно, не пересчитать. И стать одним из этих трусов, вернувшихся к прежним проблемам и мечтаниям, я не буду. Лучше кричать, ломать стены своих возможностей и сожалеть, чем вернуться. Тихий шелест кустов лишь разбавлял эти мысли. И действительно, сейчас мне стало так горько, так противно от собственного сомнения, что из груди невольно вырвался вой. Вой, подобный волчьему. Или похожий на рыдания кита, которого выбросило на сушу отливом. Выть еще я мог долго и безутешно, но пора было ложиться спать. Вдруг прежний коктейль из сомнений и прочего стремящегося к разрушению мусора разбавил звук. Он был похож на хлопанье тяжеловесных крыльев. Будто бы сфинкс из детских преданий ожил и решил посетить эти места. Но не готов я разгадывать его загадки. Не готов больше, чем вернуться! Любопытство взяло верх над желанием спрятаться под белое одеяло. Оказавшись через несколько минут на улице, мне и вовсе перехотелось спать. Из-за всепоглощающих своей чернотой хребтов появлялись вертолеты. Один за другим они бороздили ночное небо, отравляя своим видом безмятежность ночной природы. Были ли это наши вертолеты? Нет, это не возможно. У страны не так много денег, чтобы отправлять ни свет ни заря своих пилотов прогуляться по опасным хребтам. Да и что можно делать ночью, когда с трудом удается разглядеть свою руку? Сравнивать геологические карты с реальностью? Или, быть может, везти помощь кому-то на краю страны? Наши такого не делают. Самые страшные догадки заставляли сворачиваться в клубок мою безмятежность и прятаться где-то на обломках души. Это пришли чужие. Чужие, которым нет дела до жизней. Чужие, которым есть время до войны.