Я стираю из вечности память.

Девочка была милой, даже слишком для подростка со свойственной их возрасту угловатостью. Высокая, голубоглазая, с белой кожей и неизменным легким румянцем на щеках. Длинные русые волосы заплетены в косу и уложены в замысловатый пучок на затылке, из которого периодически выбивались прядки, и тогда она недовольно морщила носик, сразу же поправляя прическу. Ее тонкие, полупрозрачные платочки на шее, тщательно подобранные в тон форме, всегда были надушены сладкими цветочными или фруктовыми духами, а шариковые ручки и кисточки украшены атласными ленточками. Одним словом – настоящая француженка. Не то что местные подружки. Плотные, загорелые девчонки с обветренными лицами в один день перестали быть интересны. Они предпочитали гонять мяч наравне с ребятами или прыгать с отвесных скал в бухтах западного побережья после уроков, еще резче контрастируя с новой одноклассницей, проводящей вечера в художественном кружке. Там-то он с ней познакомился и быстро подружился. Юный новозеландец уже успел к этому времени сыграть довольно серьезную роль в Пиратах южных морей, так что в школе на него многие поглядывали с обожанием. Ему регулярно подбрасывали в сумку незатейливые записки с признаниями, густо усыпанные блестками, и даже стихи в обрамлении розовых сердечек. Такое внимание определенно льстило, только вот завязывать отношения ни с кем не хотелось. Пару раз он от скуки приглашал особенно настойчивых поклонниц поесть мороженное в «Little and Friday», после чего те буквально висли у него на шее, воображая, что они уже парочка. А эта особенная девочка только спустя месяц разрешила проводить себя до дома, а потом, смущаясь, скромно кивнула, когда он попросил разрешение на поцелуй. Вот это было настоящим счастьем. Ее семья переехала сюда следом за отцом, который руководил строительством крупного спортивного комплекса в Окленде, заключив временный контракт, истекающий в следующем году. Так что они всегда знали, что рано или поздно им придется расстаться. Только в этом возрасте кажется, что нет ничего невозможного, и даже расстояние не сможет помешать настоящим чувствам. Зачем думать о плохом, когда есть сегодня, - мгновение, которое не хочется отпускать. Стараясь проводить время вместе как можно чаще, они и на уроках сидели рядом, что в итоге охладило пыл большинства воздыхательниц. Каждый раз, провожая ее после уроков, он предусмотрительно не заворачивал за угол укутанной зеленью улицы, чтобы не быть увиденным, поскольку связываться с французской семьей весьма строгих нравов ему вовсе не хотелось. Но чаще они быстро прощались у школьных ворот, так как за ними девушку неизменно ждал отец, нетерпеливо поглядывающий на часы. Родитель заезжал за ней ровно к окончанию художественного кружка трижды в неделю, пресекая любые попытки дочери прогуляться с одноклассниками в эти вечера. Вот и сегодня ему оставалось лишь осторожно, но с чувством чмокнуть свою принцессу в губы, после чего она побежала к машине, махнув рукой на прощание. Только их все-таки заметили. Мальчишка, явно из младшей школы*, ураганом пронесся мимо, не реагируя на грозный оклик в спину. Парень кинулся следом, но смог догнать его только на крыльце собственного дома, пробежав не меньше ярда и крепко схватив за запястье. После чего сразу получил в ответ такой знакомый презрительный взгляд. - Ты что, целовался с ней? – на лице ребенка появляется брезгливая гримаса, - фу! - Дурак ты! – паренек смеется, встряхивая пышной копной светлых волос, и беззлобно отвешивает щелбан младшему брату, - Вырастешь - поймешь. - Сам дурак! – мальчик выдергивает руку из захвата, достает изо рта липкую, обсосанную карамельку и метко кидает ему за шиворот клетчатой байковой рубашки. А на возмущенный вопль быстро скрывается за резной верандой, показывая оттуда язык, - Маме расскажу! - Не расскажешь! – не то чтобы ему было чего стесняться, почти четырнадцать лет как-никак, – уже не ребенок, но вот с учебой последнее время не ладилось, особенно с физикой. Главное, чтобы родители не запретили посещать кружок. - Хочешь, карточки отдам с лучшими нападающими по регби? - Идет! – младший смело выходит из укрытия, - И немецкую моторку на батарейках, которую тебе крестная на прошлое Рождество подарила! - А не жирно? – искреннее недоумение от наглости этого гаденыша, который еще и ухмыляется. Но все же он уже вырос из игрушек и препирается больше по привычке, а то малой совсем на шею сядет. - Ладно, забирай. Вымогатель! Ребенок с торжествующим видом шествует за братом на второй этаж. Старший отдает обещанное и садится за уроки, до последнего откладывая решение задач на ненавистные законы Ньютона. И лишь перед сном вспоминает о конфетке, уже намертво приклеившейся к ворсу с изнанки рубашки. Он остервенело срывает с себя одежду и единым комком кидает ее в корзину с грязным бельем. Так странно после долгого отсутствия возвращаться домой. Вроде все осталось прежним, но как-то незримо изменилось. И стены кажутся белее, и цветы на клумбах другие. Даже трава на газоне подстрижена непривычно коротко. Маленький искусственный пруд совсем зарос илом, из-за чего каменный лебедь в центре отливает зеленым, что, впрочем, лишь добавляет ему особое очарование старины. Зато резная беседка стоит как новая: видимо, совсем недавно ее покрыли свежим лаком. Я улыбнулся, осматриваясь вокруг, заново привыкая к родной обстановке. Почти год прошел с начала съемок. Уезжая в начале зимы, я вернулся аккурат к новой. Странно, что за это время так и не удалось приехать сюда хотя бы на выходные. Возможности были, только вечно что-то не складывалось. Поэтому я в полной мере наслаждался умиротворяющей тишиной, нарушаемой лишь мелодичным пением цикад, столь звонким обычно лишь в конце лета, а никак не осенью. Впрочем температура держалась выше средней отметки. Из приятной расслабленности меня выдернули внезапно распахнувшаяся дверь и вылетевшее из нее огромное лохматое чудовище с раззявленной пастью и развевающимся подобно флагу розовым языком. Сколько бы времени ни прошло, пес всегда до одури рад видеть хозяина, ему уж точно плевать на ностальгические настроения прибывших. Бэтмен радостно бросился на встречу, моментально сбивая с ног и принимаясь тщательно вылизывать мое лицо, искренне не понимая, почему глупый человек закрывается от него руками и громко ругается. - Ну хватит! Перестань! – но, видимо, мои тщетные попытки освободиться были восприняты как согласие на игру, и меня с оживлением продолжили валять по земле. С огромным трудом удалось опрокинуть его на бок и подняться. Я и забыл, какой он тяжеленный! – Веди себя прилично, у нас гости! Пес заскакал кругами, норовя вновь уронить мое тело в пыль при первой удобной возможности. Вслед за зверем на крыльцо вышел невысокий, крепко сложенный взъерошенный парень в белой свободной майке. - Я ждал тебя только завтра, - он зевает, подпирая спиной деревянную стойку навеса, видимо, чтобы не упасть, - Как доехал, брат? С самодовольным оскалом приближаюсь к родственнику, широко раскинув руки для объятий. Бретт с показушным отвращением косится на изрядно обслюнявленную футболку, но, когда его все-таки крепко прижимают к себе, лишь страдальчески морщится, не отказываясь от приветствия. - Рад тебя видеть, мелкий! – не думал, что настолько успел соскучиться по этой занозе в заднице. - Кто еще мелкий! - брат отвечает широкой улыбкой, приподнимаясь на носках, стараясь казаться выше. Бэтмен тоже встает на задние лапы, положив одну переднюю на мое плечо. И мы оба смеемся. - Ты же говорил, вас будет больше? Растерял по дороге? – Бретт ухмыльнулся, поглядывая на одинокого ирландца за моей спиной. - Остальные решили спокойно полюбоваться местным ландшафтом и поехали на автобусе, к вечеру будут. Только представь, - целая толпа неотесанных, грязных гномов! - я вернул ему еще более ехидную ухмылку. - Они сбегут, едва увидев твоего волкодава, - парень покосился на зверюгу, азартно пытавшуюся подрыть крыльцо с правой стороны, и, к слову, весьма успешно. – Фу, зараза! Совсем распустился без тебя, даже домработницы не справляются, доплачивать им будешь. Ладно, распаковывайте вещи, а я пойду еще вздремну, сам вернулся только ночью. Я повернулся к своему спутнику. Эйдан с интересом осматривался. Он уже успел вытащить из машины свою спортивную сумку с вещами и закинуть ее на плечо, мой чемодан стоял рядом с ним, бережно придерживаемый за ручку. Я невольно улыбнулся, так как не думал, что друг согласится ехать со мной, ведь его ждали в Ирландии. Только мы не смогли расстаться даже на короткий срок. И теперь меня терзало тревожное чувство. Конечно, вырваться компанией на несколько дней в Окленд сперва показалось заманчивой идеей, только позже пришло понимание двусмысленности ситуации. Брат и так стебался каждый раз, когда я крайне эмоционально по Скайпу рассказывал ему про дружбу с Тернером, благоразумно умалчивая о некоторых подробностях. А теперь мало того, что мы прибыли только вдвоем, так еще и жить будем в моей комнате, не отправлю же я его в гостевую. Это коллеги, давно привыкшие к нашим странностям, могли подтрунивать над нами и при этом не задавать лишних вопросов, а мелкий так просто не отвяжется. Будет пытать, едва заподозрив неладное, до тех пор, пока я не сдамся. Шутки шутками, но если бы они все только знали, как обстоят дела на самом деле. Каждый новый день болью отзывался внутри, я бесконечно осуждал себя, свою слабость. Презирал за то, что не смог все остановить и повернуть вспять, когда это было еще возможным. Поддался соблазну обрести настоящего друга, а получил безнадежно влюбленного человека, страдающего от своих порочных чувств гораздо сильнее меня, снедаемого муками совести. Чем дальше все заходило, тем сильнее ощущался гадостный привкус неминуемой развязки, не сулившей ничего хорошего. Иногда мне казалось, что своим добрым отношением я только все порчу, ибо продолжаю поддерживать иллюзию того, что между нами все еще может быть. Да невозможно это, черт возьми! Друг и не более того. Только вот он не хочет принять этого: ему мало просто дружбы. Я понимаю и не порицаю его. Но почему всё больше дергаюсь из-за любого действия или слова в мой адрес? Когда мы наедине, все терпимо ровно до тех пор, пока рядом не появляется кто-нибудь, заставляющий интуитивно переходить в режим повышенной осторожности и вздрагивать от каждого шороха. Я пытался оправдать себя тем, что защищаю Эйдана от окружающих, которым не стоит знать о его слабости, но, по сути, всегда выгораживал себя. Да, я боялся привлечения публичного внимания, как и не желал навязывания мне ненужной роли, которую я априори не собирался играть. Не по чужим правилам уж точно. Мерзкие противоречия, разъедающие разум. Вроде бы раскрыты карты и должно наступить блаженное спокойствие, только отчего же так паршиво? Внутри дома я первым делом открыл холодильник. Мда, не густо. Открытая пачка сыра, банка фасоли и уже подсохшая ветчина. Наша семья вела разъездной образ жизни, и каждому вновь прибывшему приходилось самостоятельно заботиться о себе. Пара приходящих пожилых домработниц поддерживали дом и сад во вполне сносном состоянии, а готовили лишь по предварительной договоренности. Мы все привыкли к этому, но внезапно нарисовавшиеся гости требовали большего внимания. - Эйд, я в магазин метнусь, иначе у нас нечем будет ужинать, хочешь со мной? – мое страдальческое выражение лица едва произвело впечатление на друга. - Не, пожалуй, останусь в комнате и вздремну. Прости, - его взгляд действительно был уставшим и виноватым. Это неподдельное раскаяние вызвало только раздражение, которое я едва сумел подавить. - Как скажешь… друг, – предварительно проводив его в свою комнату, я выскочил за дверь. Не прошло и пяти минут, как мощеная дорога свернула налево, открывая привычный, но всегда прекрасный вид на побережье. Солнечные отблески на беспокойной ряби океана то перетекали в причудливые фигуры, то растворялись в пушистой пене, вновь выныривая на поверхность слепящими бликами. Детский смех, доносившийся со спортивного корта, сливался в единый перезвон с криками огромных чаек, кружащих над водой в поиске добычи. Благостная обстановка в таком живописном и спокойном уголке родного города. Только мысли мои были отнюдь не радостными. Почему я злюсь? Этот ирландец не сделал ничего плохого, напротив, во всем помогал и опекал меня на протяжении столь долгого времени. Изо дня в день просто был рядом. Да и любые проблемы на площадке он брал на себя. Мне еще никогда ни с кем не работалось так легко. Съемочный процесс превращался в настоящее магическое действо, где у меня был другой брат, за которого я бы, не раздумывая, отдал жизнь. Сильная связь, которая не исчезала, даже когда звучала команда: «Снято!». Безграничная поддержка просто за возможность оставаться частью меня. А мог ли я похвастаться тем же? Сомнительно. Принимая заботу, я так и не научился отдавать ее, хотя и пытался. Ох, не нужно думать об этом, иначе совсем раскисну, депрессивные настроения в последние месяцы посещали все чаще и начинали напрягать. Даже суета небольшого супермаркета рядом с домом не смогла встряхнуть меня. Пробивая на кассе гору продуктов, едва вместившуюся в тележку, я невольно прихватил пару пачек сигарет для него. Горьких с ароматом ментола, - редкостная гадость. Когда я вышел, уже вечерело. Странно, я едва ли провел меж бесконечных стеллажей больше сорока минут, но часы говорили об обратном. Прогуливаясь по залитой розоватым закатным светом улице, невольно думалось о наболевшем: "Кто мы друг другу?" Не любовники, но явно больше, чем друзья. То, что раньше было очевидным, дало трещину, ибо я перестал понимать, где правда. По возвращению я застал Эйдана, спавшего прямо в одежде на диване, трогательно поджав длинные ноги к животу. Ну, хоть разулся. Видимо, он действительно вымотался в дороге, что даже не смог переодеться и разобрать постель, а может, постеснялся занимать мое место. Как бы то ни было, я опустился на пол рядом и еще какое-то время осторожно прислушивался к мерному дыханию, так и не осмелившись коснуться тыльной стороной ладони его щеки, поросшей густой щетиной. *Возраст учеников младшей школы в Новой Зеландии от 5 до 11 лет. После чего они переходят на промежуточный уровень, занимающий 2 года и соответствующий нашим 7-8 классам.