Я стираю из вечности память.

Шумный зал ожидания постепенно наполняется солнечным светом. Яркие лучи проникают сквозь панорамное стекло, за которым живут своей непонятной жизнью массивные крылатые машины. Маленький мальчик, приоткрыв от удивления рот и упершись ладошками в гладкое окно, неотрывно наблюдает, как из пузатого нутра самолета выходят люди. Много людей. Стальная махина равнодушно взирает поблескивающими «глазами» на ребенка, растопырив широкие крылья. Кажется, что она хочет что-то сказать, но когда перед ней появляется высокий человек в зеленом жилете, активно размахивающий пластиковыми табличками, ее лопасти тут же закручиваются вихрем, и начинают гудеть турбины. Машина, тяжело вздохнув, катится в указанном направлении, и есть в этом что-то особенно печальное. - Эйдан! Ты совсем оглох? – высокая темноволосая женщина в строгой юбке-карандаш и бежевом пиджаке в тон на ходу поправляет высоко затянутый черной резинкой хвост. При этом едва не роняет зажатую под мышкой кожаную папку. – Если не поторопимся, опоздаем на посадку. Она лишь раз окидывает ребенка укоризненным взглядом и быстро удаляется к выходу, звонко цокая каблуками по мраморной плитке, ни разу не обернувшись. Мальчик сразу разворачивается и, подтянув лямку спортивного рюкзачка, едва поспевая, бежит за ней. Нельзя потеряться, или отругают, скажут, что от него одни проблемы, и что лучше бы его не было вовсе. И тогда сердце вновь затопит жгучая обида, избавиться от которой с каждым разом становится все сложнее. Он никогда раньше не был в таких местах и с интересом крутит головой по сторонам, иногда врезаясь в кого-нибудь из спешащей толпы. Столь оживленная суета пугает. Для него все изменилось слишком быстро. Всего месяц назад счастье казалось таким необъятным, что хотелось кричать об этом. Чудесная начальная школа с бассейном и танцевальным классом, где он с первых дней со всеми подружился, и где учитель не скупился на похвалу способного ученика. Просторная новая комната, только после ремонта, с мансардным окном и спортивным уголком, который они собирали вместе с отцом из свежестроганной древесины. И воздух вокруг, наполненный стойким хвойным запахом. А еще вспомнился толстолапый рыжий щенок – подарок в честь поступления. Такой забавный, готовый с утра до вечера гоняться за резиновым мячиком, а ночью засыпающий только в его кровати. И неизменно окружающая любовь, осязаемая, не требующая слов. Много ли нужно, чтобы радоваться жизни? Но уютный, спокойный мир одного маленького человека развалился на бесформенные части. Сейчас, вместо любящей семьи и теплого дома, вечно раздраженная, срывающаяся по любому поводу мать и холодный зал аэропорта, за стенами которого ни на секунду не прекращается жуткий механический вой. Его страшит неизвестность, и не хочется покидать родной Дублин, но так надо, поэтому приходится молчать. Ведь взрослые знают, как будет лучше. Даже если ты не согласен с ними. Папа очень кричал, когда приходил к ним в последний раз. Казалось, что трясутся стены, и было очень страшно. Родители и раньше ругались, но никогда так громко. Сквозь ладони, зажимающие уши, все было слышно. Даже то, как что-то со звоном разбилось об пол. Потом хлопнула входная дверь, и мама долго плакала у порога детской комнаты, так и не зайдя внутрь. Отчего-то тоже хотелось разреветься, но мужчины не должны плакать, им нужно быть сильными. Поток пассажиров неизбежно исчезает внутри самолета, который оказывается не таким большим, как представлялся снаружи, да и не сильно, в самом деле, отличается от автобуса. И как только здесь помещается столько людей? Под впечатлением мальчик замирает в проходе, за что сразу получает тычок в спину. Он быстро находит свое место и занимает центральное кресло из трех. Мать садится рядом, тут же выкладывая из папки на откидной столик документы и калькулятор. Она безостановочно нажимает на кнопки, прерываясь лишь для того, чтобы сделать пометки на бумаге. Внимание ребенка переключается на соседа слева. Невысокий подросток в огромных наушниках на светлой растрепанной голове увлеченно играет в тетрис. У Эйдана тоже есть такой в рюкзаке, только не серый, а черный, но он почему-то стесняется его доставать. Вместо этого он решает самостоятельно попытаться застегнуть металлическую пряжку ремня, как показывает женщина в красивой темно-бордовой форме. Перекручивает несколько раз, прежде чем слышится долгожданный щелчок. И в этот момент машина начинает двигаться. Гул нарастает, а вместе с ним усиливается вибрация в салоне. Видно, как за окном подрагивают широкие крылья, и капельки конденсата на их поверхности размываются потоками ветра. Самолет ускоряется, и Эйдан вжимается в спинку, крепко стиснув пальцами свои же колени. - Мам, я боюсь! – ему кажется, что сейчас должно произойти что-то ужасное. - Не отвлекай меня! – женщина крайне недовольна, ей приходится оторваться от расчетов, ее голос звучит как стальной, - ты должен понимать, как важна эта работа! И я ее получу! После, она вновь отворачивается, как обычно. А мальчик лишь сильно зажмуривается, пытаясь сдержать подступившие слезы. Внезапно сидящий рядом подросток поднимает разделяющий их подлокотник и крепко прижимает трясущегося ребенка к себе. - Не бойся. Это совсем не страшно, - его голос спокоен. Он весело улыбается краешками губ, и в его голубых глазах загорается озорная искорка, - ты ведь хочешь увидеть облака? Близко-близко! Они такие большие и пушистые. Хочешь? Мальчик кивает, шмыгая носом. Паренек усмехается и, сняв наушники, надевает их на него. Переворачивает кассету в плеере, нажимает на play. Незатейливая мелодия отгораживает слушателя от посторонних звуков, и он доверчиво прижимается к соседу, который, успокаивая, поглаживает его по кудрявой голове. А когда им разрешают отстегнуть ремни, и вовсе пересаживает ребенка к себе на колени, чтобы тот мог смотреть в окно. Вскоре самолет набирает нужную высоту, и за овальным иллюминатором становится видна лишь бесконечная синева над бескрайними белоснежными холмами. Эйдан зачарованно взирает на открывшееся перед ним зрелище. - А как мы можем быть не снизу, а сверху? – в темных глазах читается искреннее недоумение вперемешку с восторгом. - Это все большие и сильные птицы. Только они могут поднять нас над облаками, ведь сами мы не умеем летать, - паренек про себя усмехается, вспоминая своего младшего брата, который в этом возрасте тоже все еще верил во всякие сказки. - Почему они катают людей? Им ведь, наверное, скучно двигаться все время прямо? - Хм, - вопрос поставил его в тупик, - люди научились управлять ими, поэтому птицы слушаются. - Значит, на самом деле они не хотят лететь, куда надо нам? - Получается, так… - подросток замечает, что его маленький приятель вновь сник, и тут же исправляется, - их отпустят сразу же, как только приземлимся! Мальчик широко улыбается - ему уже не страшно, и от этой улыбки становится очень тепло. И ничто не сможет омрачить его первый, хоть и такой длительный, перелет. В аэропорт Мельбурна они прибыли глубокой ночью. Едва переставляя ноги спросонья, ребенок вновь следовал за матерью, боясь отстать. Но у самого выхода из зала он остановился, нашел глазами своего соседа, закрепляющего вместе с родителями багаж на тележке, и громко крикнул: - Давай как-нибудь еще полетаем вместе! - С удовольствием! – парень помахал ему рукой. Эйдан махнул ладошкой в ответ, радуясь новому другу, и, только сидя на заднем сидении такси, разочарованно понял, что так и не спросил его имени. Я перевернулся на другой бок. Наверное, двадцатый раз за последние полчаса. В голове гудел рассерженный улей. Кровь пульсировала в висках при попытке подняться. Пиво оказалось не таким уж и легким, что вкупе с расшалившимися нервами переросло в мигрень. Пришлось-таки встать, скрипя зубами, и нагло пошарить по ящикам в надежде обнаружить чьи-нибудь лекарства. Мои соседи еще не пришли, видимо, решили просидеть в баре до утра. Так что спросить было не у кого. Обнаружив на тумбочке Адама блистер со знакомым названием, я сразу проглотил две капсулы и снова упал на кровать. Сон не шел. Да где его черти носят?! Прошло более двух часов, а Эйдан так и не вернулся. Я действительно волновался за него. Не знал, как правильно воспринимать произошедшее между нами, но теперь от разговора ему точно не отвертеться. Только бы с ним все было хорошо. Еще через час мне заметно полегчало, и я уже стал натягивать куртку, собираясь на поиски, как дверь робко приоткрылась, впуская в комнату тусклый свет из коридора. Протяжно скрипнули несмазанные петли. Сердце на секунду замерло, когда раздался сильный удар о порог, и пошатывающийся ирландец ввалился внутрь. Он не смог устоять на месте и рухнул на одно колено, упершись руками в пол. Застыл на мгновение, словно каменное изваяние. С волос капало, одежда вымокла насквозь - на паркет натекла приличная лужа. А когда я с осторожностью приблизился, то понял, что Эйдан плачет. Нет, рыдает, да так, что дрожат его плечи. Взрослый, крепкий парень сейчас казался полностью раздавленным. Он поджал под себя вторую ногу, по-детски обхватил их руками и уткнулся туда лицом. Меня терзали противоречивые чувства. С одной стороны, это ему сейчас, по идее, нужно каким-то образом придти в себя и попытаться объясниться, а с другой… я никогда и никого не видел в таком состоянии. Разговор подождет. Непонятная, тянущая внизу живота жалость накрыла оглушающей волной. Плохое чувство, знаю, но сложно владеть собой в такой ситуации. Я присел рядом, положив ладонь на его предплечье, и тут же вскочил, как от удара током. Тернер был холоднее льда. Подхватив его под руку, резко, со всей возможной мощью, дернул кверху. - Вставай! Воспаление легких заработать хочешь или сразу сдохнуть?! Ну ты и придурок! – я орал на него, выплескивая все свои страхи, обиды, злость. Тугой комок напряжения разрывался на куски, высвобождая силы, нужные мне сейчас. – Сволочь! Куда тебя понесло в таком состоянии?! Парень не отвечал мне, даже когда я неведомым образом перевалил его через довольно высокий край ванны, прямо в одежде и обуви, и включил теплую воду. Первые признаки жизни Эйдан начал подавать через пару минут после погружения. Он попытался приподняться на руках, но снова сполз по гладким стенкам. Затем отчаянно вцепился пальцами в борт, словно боясь утонуть. - Дин, мне плохо, – глаза оставались закрытыми. - Ведро принести? - Нет, мне просто плохо. Не могу так больше. - Чего ты там не можешь? – я подставил запястье под струю из крана и сделал погорячее. Тернер повернулся ко мне, его взгляд был вполне осмысленным, он не был пьян. Хотя трясло его знатно. Точно не был, ни капли сомнения, видимо, протрезвел под морозным ночным душем. Даже и не пахло алкоголем. Только в глубине черных глаз читалось нечто, от которого хотелось бежать как можно дальше. Осмысленное, и от этого вдвойне страшное безразличие, граничащее с абсолютной апатией. Вроде, и жив человек снаружи, а внутри давно умер. Пустая оболочка, двигающаяся, подобно марионетке, на прозрачных нитях. Стало не по себе, но я остался. – Ты реально псих, Эйд. - Думаешь? – он невесело усмехнулся и вопросительно посмотрел на меня, - Почему ты сейчас делаешь это? - Это? – мне нечего было ответить, оставалось лишь пожать плечами. - Ты ведь боишься меня, шарахаешься, как от прокаженного, при этом называя своим другом. Я был уверен, что ты сдерживаешься, только пока нас связывает работа. Когда-нибудь она закончится, и ты вздохнешь с облегчением, скинув этот груз и как можно скорее позабыв о нем. Но ты здесь, О’Горман, со мной, хотя тебе есть куда идти, где спрятаться. Не бросил, помогаешь. Зачем? Ведь должен ненавидеть за то, что я такой… - он поморщился, пытаясь подобрать нужное слово, но я не дал ему продолжить. - Не понимаю тебя, но не ненавижу, - я вдруг действительно понял, что больше не злюсь на него. Личные переживания отошли на второй план. Мне просто нужно знать правду. - Какого хрена с тобой происходит? Кем ты пытаешься казаться и кем являешься на самом деле? Совсем запутал меня, приятель. Ты, конечно, можешь не отвечать, если не хочешь, только как долго это еще может продолжаться? - Хочу. Только не знаю, с чего начать. - Начни сначала. Иногда человеку необходимо выговориться, просто в никуда, не ожидая чужого мнения или совета. Вскрыть застарелые, грубые раны, чтобы оставить менее заметные рубцы после. Диалог с собой, без фальши и подбора нужных слов. И я слушал его, сидя на полу, устало прислонившись спиной к нагретой ванне. Шум воды и поднимающийся к потолку пар расслабляли, неотвратимо погружая меня в чужие воспоминания.