Ошейник

Закрывшаяся дверь захлопывается, словно крышка гроба. По телу бегут мурашки от собственного голоса в колонках. Живого голоса, живого мальчика. Пока еще живого. Александр Беличенко Непроизвольно поворачиваю голову к телевизору. Там действительно я. Мне лет восемь. Безумно счастливый я бегу по улице с огромным свертком в руках. Подарком. Подарком Яру. Сюжет меняется, словно в насмешку показывая меня, упрашивающего Яра пойти со мной на каток. Меня передергивает от того, насколько я счастливый, от того, что я спокойно прикасаюсь к мальчику рядом, из глаз течет соленая влага, размазывая сюжет на экране. Яр же не идет со мной и запрещает мне ходить одному. Новый сюжет, и я на катке со своей одноклассницей, я счастлив, безумно счастлив, и украдкой шепчу ей в ухо просьбу помочь Яру с подарком. На что она соглашается, и я счастливый продолжаю кататься. Сердце, словно в преддверии беды, начинает долбить в мою плоть, разрывая стенки организма и превращая мозг во взорвавшуюся гранату от проснувшихся воспоминаний. Сюжет снова меняется, и я вижу себя в комнате Яра. Он злой. Кричит на меня, я же втягиваю голову в шею, пытаясь исчезнуть. В голове мутнеет, словно загипнотизированный действом на экране, я вспоминаю, что случилось в ту ночь. Пытаясь больше не видеть, не слышать видео, я падаю на колени. Обхватываю голову руками и пытаюсь со всей силы заткнуть уши, а из зажмуренных глаз продолжают течь слезы. Слезы страха, отчаянья и боли. Но все бесполезно, и мои жалкие попытки исчезнуть из этой комнаты, не вспоминать! Никогда не вспоминать! Забыть все, что было! Исчезнуть! Снова стать живым мертвецом – заканчиваются фиаско. И мой мозг, начавший игру против собственного хозяина, тут же возвращает меня на десять лет назад. За десять лет до этого. День рождение Ярослава. – Я хотел подарок тебе подарить. Но не знал какой… – Поэтому ты пошел на каток с этой наивной, влюбленной в тебя дурочкой!? – Яр очень зол, мне становится страшно, я еще никогда не видел его таким. – НЕТ! Ты же со мной не пошел! – срываясь на крик и все же подняв на него глаза, я отвечаю. – Я запретил тебе на него ходить! – Но я же должен был выбрать тебе подарок, – мой голос затихает, а я начинаю дрожать. Я не понимаю, почему Яр сердится. – И? Выбрал?! – Да! – снова кричу я и выбегаю из комнаты за своим подарком. Забрав его из прихожей, я возвращаюсь в комнату. И протягиваю Яру сверток с большой радиоуправляемой машинкой. Даже не взглянув в ее сторону, он отбрасывает ее в конец комнаты и хватает меня за подбородок. – Это она тебе сказала!? Она!? – шипит он мне в лицо. – Да… – голос начинает дрожать, а я начинаю плакать от осознания, как глупо поступил. Неужели я сам бы хотел на день рождение получить от Яра подарок, выбранный какой-то девчонкой! Пытаюсь вытереть слезы и извинится, как Ярослав меня опережает и, толкнув на кровать, нависает сверху. – Тогда твой подарок не считается. И я хочу сам себе выбрать другой, – глаза парня загораются, словно у вампира. И он, заглянув мне в глаза, подносит свои губы к моим. По телу тут же пробегает дрожь, словно в лихорадке. Его язык скользит сначала по губам, слегка пролезая вглубь, снова возвращается к верхней губе. Я же забываю дышать от нахлынувших эмоций. И слезы с новой силой начинают течь из глаз, стоит ему полностью впихнуть свой язык в мой рот. Тело дрожит, уже не переставая. Но парень не останавливается ни на минуту. Сдирая с меня рубашку, он скользит своим языком по моим ключицам, задевая соски и лаская пупок, снова возвращается к губам. В лихорадке от эмоций и чувств пытаюсь отпихнуть парня, но он не дает, задирает руки к изголовью кровати, перевязывает их ремнем. – Нет, Тем, я тебя не отпущу. Ты мой. И только мой, – в его голосе появляется хрипотца, словно передо мной не четырнадцатилетний Яр, а совершеннолетний Ярослав. Не переставая терзать мои губы, он стягивает с меня штаны. Я же начинаю сопротивляться еще больше. – Хватит! Яр, мне страшно! Перестань!– кричу осипшим от слез голосом. Но меня не слушают и, поставив на четвереньки, сдирают последнюю оставшуюся на мне одежду. – Ты мой! И только мой, никому не позволю тебя трогать! Слышишь, Тем!? Никто, кроме меня, не должен к тебе прикасаться! – шипит парень и с этими словами засовывает свои пальцы в мою попу! Боль тут же пронзает все тело, пытаюсь закричать, но Яр лишь подсовывает мне подушку и затыкает рот, продолжая свою пытку. Извиваюсь, словно змей, пытаюсь уйти от пронизывающей меня боли, но получается лишь разозлить Ярослава, засовывающего мне пальцы все глубже. Слезы из глаз текут уже не каплями, а не перестающим ливнем. Впившись зубами в подушку и затыкая голос Яра шумом в ушах, пытаюсь хоть на секунду привыкнуть к боли. – Никто, кроме меня! Ты мой! – снова шипит парень, а голос наполняется железными нотками. Словно приказывая и полностью подчиняя. Я же, наполненный болью и отчаяньем, не понимаю, почему Яр так со мной поступает, лишь киваю в ответ, как болванчик, пытаясь зацепиться хотя бы за его голос, чтобы окончательно не сойти с ума. Но ничего не выходит, и стоит пальцам Ярослава покинуть мое тело, как он тут же заменяет их своим членом. Да, я все же не маленький глупый мальчик и прекрасно понимаю, что со мной происходит. Отчего боль в душе становится настолько сильной, что перекрывает боль во всем теле. Ни прокушенная до крови губа, ни разрывающие изнутри толчки, ни стекающая по бедрам вязкая красная жидкость больше не способны сопротивляться той боли, что, прогрызая дыру в моей груди, рвется наружу. Слезы в глазах застывают, словно замороженные чарами злой снежной королевы, и сердце покрывается коркой холодного льда, пропускает удар, не чувствую больше ничего. Но все еще слышу разрывающий черепную коробку голос. – Никто не должен к тебе прикасаться! Никто! Ты только мой! Мой! – с последним толчком вязкая жидкость заполняет мое нутро, а тело, дрожа, словно в лихорадке, начинает гореть от пронизывающей его боли. Боли, направленной на все тело. Не выдержав боли, я теряю сознание. Наше время. Тело дрожит, словно это не воспоминания, а снова повторившийся кошмар. Впиваясь руками в свое изнеможенное тело и раскачиваясь из стороны сторону, шепчу лишь одну фразу. – Никто не должен ко мне прикасаться. Никто. Никто. Никто не должен. Никто не должен прикасаться ко мне. Мозг же все еще прокручивает в голове воспоминая того, как, очнувшись в пустой квартире Ярослава, весь в ожогах, сперме и слезах, я пытался натянуть на себя одежу и, с трудом натянув один башмак, шел домой. Как с опаской на меня оборачивались люди. Как мама, застывшая на пороге в слезах, пыталась вымолвить хоть слово. Я уже не видел ничего, ничего не слышал и абсолютно ничего не чувствовал. Как, пытаясь спрятать меня от долбящего в дверь Ярослава и моего монотонного ответа ему, что я не хочу гулять, меня похоронили заживо. Сказав, что я покончил с собой. И отыграв пышные похороны с настоящими слезами, но не по моей смерти, а по моей убитой душе, меня увезли в другой город. Бесконечная череда клиник, таблеток и даже психушек заполнила все мое детство. Нескончаемое количество врачей, пытающихся вернуть мою психику и, конечно же, понять, почему любое прикосновение ко мне заканчивается ожогом. И наконец, в мое четырнадцатилетие, придя к логичному решению, меня отводят к экстрасенсу и блокируют мою память. А дальше бесконечные истерики, одиночество и непередаваемая боль от ожогов, которую я начал чувствовать, только потеряв память. Апатия и страх с новой силой врываются в мое сознание, разрывая зашитую тонкими нитями душу, возвращают мне мое сумасшествие. Дверь со скрипом открывается, и Яр подходит ко мне, садясь на корточки напротив, внимательно смотрит. Я же, переведя на него взгляд, вижу в его глазах боль и отчаяние. Но это последнее, что смог понять, стоит снова увидеть лицо парня, как меня накрывает апатия. И шепча лишь одну фразу, я продолжаю раскачиваться из стороны в сторону. – Меня изнасиловал мой друг, когда мне было восемь лет.