Ошейник

Ночной город распускает свои объятия, впуская меня в эту страну мрака и хаоса. Такой же, как и я. Вот только масштабы его одиночества в разы превосходят мои. Поэтому он и пытается сожрать любого, кто сюда попадает. Все мы, живущие в больших городах, будем ими же и съедены. Он оставит лишь обглоданные кости на общем кладбище и табличку с надписью о вечной памяти. Которая, конечно же, соврет, так как наша судьба никому не интересна, кроме нас самих. Хотя ведь и нам на нее уже плевать? Интересно, а мне плевать на свою судьбу, или я все же не готов к такому финалу своей жизни? Все еще надеюсь на принца, который снимет чары? И когда я перестану верить в чудеса? Ведь прекрасно знаю, что за каждое чудо в нашей жизни придется платить. Боюсь, мое чудо мне обойдется слишком дорого. Дома нет сил ни на что, боль с руки раскидывает сетку на все тело, захватывая его целиком, стирая из моей памяти воспоминания о новоиспеченном друге и прекрасном колдуне. Затмевая их силуэты сплошной болью и осознанием своего одиночества. Вы и представить себе не можете, каково это – осознавать, что у тебя даже одной сотой доли варианта на счастье нет. Комната встречает меня непроглядной темнотой, наполненной единственным цветом, которого не существует. Падаю на кровать, зарываясь под одеяло в одежде. Впереди еще одна бессонная ночь в нежных и теплых объятьях себя любимого. Вам это, наверное, кажется странным, что я постоянно обхватываю себя руками. Это мои объятия. Объятья единственного человека, от которого не появится ожога. Боль глушит не только чувства, она уже добралась до моих мыслей, так что я просто проваливаюсь в очередной сон без сновидений и мыслей. Холодное осеннее утро встречает серыми облаками и пронизывающим ветром, так что я, недолго думая, натягиваю черный свитер. Ошейника за горлом не видно, но мне вполне достаточного того, что я его чувствую. На завтрак очередная банка кефира и сырой грязный подъезд, из которого я вылетаю за считанные секунды. В школу не тороплюсь – незачем, да и погода благоприятная. Во всяком случае для меня. Прохожие так и морщат свои маленькие носики, стараясь поскорее уйти от противной измороси. Но все это – прелюдия к одному единственному событию. У ворот школы меня встречает Ярослав. – Я скучал. Почему ты не дал мне тебя довести? – подходя ко мне и гладя холодной перчаткой по лицу, говорит парень. Но его прикосновения делают только хуже, наполняя тело новой волной боли и отчаяния. Глаза напротив больше не завораживают, а сливаются с толпой, оставаясь очертаниями всего лишь красивого лица. – Ты, наверное, ошибся? Мне вчера скучно было, а ты неплохо меня развлек, но не думай, что это постоянная акция. Мне плевать на тебя и на все твои "скучаю". – Нехорошо, Темочка, так со своим хозяином разговаривать, я ведь и наказать могу. – Попробуй. Интересно посмотреть на размеры коробочки твоей фантазии. А сейчас извини, я занят, мне на урок надо, и так опаздываю. Как ни странно, но Яр меня отпускает, не говоря ни слова, а лишь усмехаясь и улыбаясь краешком губ, покидает школьный двор. Но замирает у машины, произнося громко на весь двор: – Малыш выбрал слишком тяжелую игру. Будь осторожней, не сломай себе ничего, ты мне целеньким нужен. Я хочу сам тебя сломать, – поворачиваясь ко мне и скользя языком по губам, договаривает парень, а меня передергивает от его хищной улыбки. Слишком хищной даже для меня. Как бы печально ни было это признавать, но в этот раз я действительно зашел в слишком тяжелую игру совсем не подкованным. И Ярослав прав, он не просто может меня достать, он может меня сломать окончательно. И, отправив в помойку, на мне поставят клеймо «ремонту не подлежит». А я ведь этого не хочу. Выходит, я действительно хочу жить, и мне не плевать на свою судьбу. Зайдя в класс, сажусь сразу к Нику; звенит звонок и начинается урок. Но стоит нам сесть, я задаю Нику свой вопрос: – Кто твой брат? – И тебе привет, Артем. Как "кто"? Человек, конечно. – Ник, не юли, ты понял, о чем речь. Мне нужно знать кто он, – на секунду лицо парня мрачнеет, и он отворачивается, но все же начинает говорить. – Он кукловод. – Это я уже понял, как так произошло? Когда он стал таким? Кто-нибудь от него уходил? – Он такой с рождения. К нему всегда все тянулись, не знаю виной ли хорошие внешние данные или его талант заинтересовывать любого, кто на него посмотрит. Но он был таким всегда. Еще в детстве он легко заводил друзей и пользовался ими как хотел, вертел, словно кукол. Я тогда еще не понимал, а вот мама пыталась доказать ему, что так поступать нельзя. Но все изменилось, когда он впервые сломал своего друга, не знаю, что тогда произошло, но Яру было десять. Его друг полностью замкнулся в себе, а потом покончил с собой. В 8 лет! Его родители вовсю обвиняли Яра, а он лишь ухмылялся. А на похоронах поблагодарил родителей за такую чудесную куклу. Он не плакал ни тогда, ни потом. Он лишь продолжает искать все новых людей, с которыми ему было бы интересно. Знаешь, может, он просто одинокий, и таким образом хочет почувствовать себя любимым. – Не хочу тебя расстраивать, но это вряд ли. – Я не знаю. Но рядом с ним больше месяца не было никого. А все, кто был, получали или разбитую вдребезги психику, или летальный исход. Он называл их скучными. Он терпеть не может самоубийц. Но продолжает доводить их всех до этого. – От него кто-то когда-нибудь уходил? – Нет, Артем, от него еще никто не уходил. Он страшный человек! Самый страшный человек на свете! И он в тебе заинтересовался. Очень сильно, он уже не отступится. Он хочет не просто новую игрушку, он хочет стать твоим хозяином. Я не понимаю, что это значит, но тебе надо его остерегаться! Слышишь? Если есть любая возможность уехать, хотя бы на неделю, уезжай. Тебе нельзя здесь оставаться! А тем более, видеться с ним. – Это я тоже уже понял. Но если он такой с рождения, и уже видел меня... Это плохо. – У тебя ведь получится? Да? Тем, скажи, ты ведь сможешь ему противостоять? – У одной куклы не может быть два кукловода, – произношу я и слишком поздно понимаю, что сказал. – Ник, спасибо тебе. Ты мне очень помог. Но можешь не переживать, я не поведусь на его чары. Все будет хорошо. Татьяна Геннадьевна, – обращаюсь я уже к учителю, – я плохо себя чувствую. Можно мне в медпункт? – Да, конечно, можешь идти. Но не забудь узнать задание у ребят. Выхожу из класса и бегу по коридору. Мне надо домой. Под холодный душ, срочно. Боже, Артем, во что ты вляпался! Это уже не просто сказочка на ночь! Тебе нужно что-то придумать! И как можно быстрее. Если он поймет, как тебе противостоять, все будет потеряно. Какие бы трудности он не встретил, он их преодолеет, а самое страшное, что ты сам тогда захочешь этого. Быть не просто его куклой, быть его рабом. И тебе ведь будет плевать, сломает он тебя или нет. Домой я попасть так и не смог, мои ключи остались в джинсах у Ника. Пришлось ехать к маме на работу и брать ее ключи. У нее сегодня ночная смена, так что дома я буду один. Не скажу, что это меня пугает, но сегодня как никогда хочется, чтобы кто-то был со мной. Железная дверь с трудом открывается, впуская меня все в тот же подъезд, поменялось в котором лишь только освещение. С солнечного яркого света на тусклую, едва светящую лампу, мерзко мерцающую и мешающую мне вставить ключ. И стоит ключу оказаться в замочной скважине, как холодные черные перчатки обнимают меня со спины, притягивая вплотную к черной коже, а холодное дыхание едва слышно касается моего затылка. – От тебя вкусно пахнет, – шепчет Яр. – У тебя ведь дома всю ночь никого не будет? Впустишь погреться? А то я ведь на разгадку твоей загадки весь день потратил. Представляешь, как устал? А все из-за тебя. Но теперь ты мой. Весь. Не отвечая Ярославу, открываю дверь. Сердце замирает то ли от ужаса и страха, то ли от желания согласиться с парнем. Зайдя в квартиру, Яр разжимает объятия только для того, чтобы снять пальто с плащом. Но вот перчаток не снимает. – Чай будешь? – спрашиваю я, пытаясь уйти из его крепких рук, на что он только сильнее прижимает меня к себе. – Хорошо, но я тебя не отпущу, – не видя его лица, я чувствую, как он ухмыляется. – Как хочешь, мне плевать. Хотя это и будет несколько неудобно. Как он и сказал, пока я ставил и наливал чай, руки он не разжал, и все время стоял за моей спиной, зарываясь в волосы. Мне страшно, я понимаю, что он просто играет. Ему надо привязать меня к себе любым способом. Но меня пугает моя реакция. Несмотря на то, что от его объятий боль усиливается, хоть он и не касается меня напрямую, я все равно хочу, чтобы он продолжал обнимать меня. Мне плевать на то, что он хочет меня сломать и что он чертов масочник. Что весь этот маскарад построен с одной только целью, о которой я прекрасно знаю, но и поделать ничего не могу. Меня раньше не обнимали. Никогда. Мама сначала пробовала через одежду, но я тогда накричал на нее, сказав, что не потерплю такого. Если нельзя нормально, то не надо никак. После чего она просто боялась меня обнять. Может поэтому объятья Яра кажутся такими теплыми, родными и безумно нужными. Мы садимся на пол в гостиной напротив дурацкого нарисованного мной камина. Он, как никто другой и ничто другое, показывает фальшь всей моей жизни. Сидя тут, можно представить, что мы сидим у настоящего камина, где-нибудь в далекой глуши, и руки, то и дело скользящие по моим бедрам, на самом деле без перчаток, ну а человек, который сидит за мной – любимый человек. Но все ложь и самообман... Как и нарисованный камин, холодные перчатки с рук никуда не исчезают, а человек, в чьих объятьях я сижу, всего лишь кукловод, нашедший себе новую игрушку. И нет никакой любви, только одно желание сломать и выбросить. Но я все еще продолжаю молчать, все еще пытаясь насладиться этим мгновением, чувством чужой груди прижимающейся к тебе, холодными прикосновениями крепких рук, скользящих с талии к теплой чашке с чаем и, поиграв с пальцами, возвращающимися на талию, стуком чужого сердца и мерным дыханием, касающимся моего затылка. Но я должен спросить, начать говорить или проиграю. Хотя, я уже проиграл, пустив его в свою квартиру. – Ты сказал, что разгадал мою загадку. Так какой ответ? – все же спрашиваю я, пытаясь ухмыльнуться, но выходит лишь жалкое подергивание губ. – Ах да, это было не так сложно. Хоть я сначала и не мог найти причину того, почему ты вдруг смог начать сопротивляться. Но во мне ошибки быть не могло, ведь ты уже повелся на мои чары. Ты же их почувствовал? Их силу и непреодолимое желание отдать мне всю свою сущность? – произносит он последние слова в ухо хриплым шепотом, от которого бегут мурашки. – Да, почувствовал... – непослушным голосом отвечаю я. Яр снова ухмыляется и продолжает говорить: – Так вот, в себе я не сомневался, но ведь должна же быть причина. Тогда я нашел своего брата. Но единственное, что я смог от него узнать, это твои слова о том, что у одной куклы не может быть два кукловода. Признаться, я был удивлен и не заметил глупой ошибки брата, начав искать кукловода. Но его не было среди твоих родных, а друзей у тебя нет. У тебя нет никого. Я и не думал, что ты настолько одинок... Поиски кукловода провалились, его просто не было. Но ведь ты говорил о двух кукловодах. Выходит, вторым ты считал меня. И тут я понял ошибку брата. Ему еще с детства приелось, что я играю с людьми в куклы. Только он мог назвать меня кукловодом. И тогда все сложилось. Я вспомнил, как ты проверял ошейник перед уходом из квартиры родителей. У тебя нет кукловода, у тебя есть хозяин. И твой хозяин – не человек, а болезнь. Хоть твоя загадка была несложной, я все же потратил весь день, – сказав это, он замолкает, давая мне время все осознать. Я же затихаю, машинально сильнее прижимаясь к нему. Он понял! Он догадался. Конечно, это мало что меняет, пока на мне ожог, я могу не бояться его колдовских чар. Но что будет потом? Что будет, когда ожог пройдет? Я же не буду ставить их себе постоянно. – Но меня мучает один вопрос. Почему ты почувствовал меня в школе? На тебе ведь уже был ожог? – продолжает Ярослав, а я просто теряюсь. Я не могу рассказать ему об истериках. Не могу – Ожоги не всегда перекрывают тебя. В тот день боли от ожога уже не было. – Вот как? Интересно. – Ты не отступишь? – О нет, малыш, я еще не встречал никого прекраснее тебя. И я не прощу себе, если отпущу такой лакомый кусочек, – его руки, скользящие по моим пальцам, опускаются к коленям и, скользя обратно по бедрам, зарываются, наконец, под кофту. Холодные перчатки, касающиеся живота, заставляют втянуть и без того плоскую поверхность. Сердце начинает сбиваться с ровного ритма, а легкие отказываются дышать ровно. – Хватит... – чуть ли не кричу я, убирая его руки и вставая с пола. – Хорошо, но это только сегодня. Я все равно возьму то, чего хочу, – прошептал он прямо в мое ухо. – Ну что, пошли спать? Он не ушел и не остался в зале. Пусть в одежде и все в тех же перчатках, но он лег со мной, обнимая и утыкаясь носом в мои непонятно грязные волосы. Он ведь и правда не отступит и не уйдет. Он, как верный пес, будет со мной, пока я не сломаюсь. А может, я смогу выдержать? Как в сказке, спасти своего принца? Ха, Тём! И быть единственным, кого он не мог сломать? Я и так почти сломан, ему надо только чтобы я привык к нему или полюбил, и мне конец. Одно его слово, даже то, которого я ждал, сломает меня раз и навсегда. У меня есть только три дня. Три дня, чтобы придумать хоть что-то и сбежать. Потом ожог заживет, болезнь отступит, и Яр станет полноправным хозяином всей моей сущности. Я уснул. Впервые за долгое время мне удалось выспаться. Пускай я спал всего пару часов, вот и сейчас только пять утра. Но я с уверенностью могу заявить, что этой ночью я спал. По настоящему, без провалов и бессонницы. Без кошмаров и вечно замерзшего тела. Не думал, что я настолько вымотан, что куплюсь на такую дешевую ложь. И все же, тело сзади меня никуда не делось, а руки продолжают обнимать за талию, слегка поглаживая по животу. Теплое дыхание щекочет волосы. Меня пугает то, насколько легко я поддаюсь его влиянию, и насколько пагубным оно может быть для меня. Все его действия настолько продуманы, что не оставляют и маленькой надежды возненавидеть его. Даже зная о его цели, мое одиночество, поглощающее меня все эти годы, не даст мне отпустить эту крохотную надежду на тепло. У вас в голове, наверное, куча мыслей о том, что я ломаюсь, словно девственница, вроде бы без причины. Но вы ошибаетесь. Мнимое тепло, которое я ощущаю, всего лишь хороший спектакль, построенный идеальным актером. И зал пуст, ибо там только один зритель, который в конце просто не сможет выдержать психологической нагрузки пьесы. Как же мне все это надоело! Надоело бояться прикосновений людей. Бояться того, что со мной может произойти. Хотя, если быть предельно честным, я просто боюсь одиночества, я, как никто другой, знаю, на что оно способно, и то, какую силу оно приобретет после завершения спектакля. – Ты уже сдаешься? Ну же, Тема, не расстраивай меня, – шепот над ухом разгоняет сотни мурашек по всему телу. – Иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли. – Просто кто-то не умеет скрывать свои чувства. Ну, так что, ты уже сдаешься? – Никогда, слышишь? Даже зная исход, я не сдамся! – я вновь играю по его правилам, и говорю то, что он хочет услышать. Но мне плевать, я буду бороться. – И как ты намерен бороться? – голос звучит настолько саркастически, что можно отравиться его ядом. – Я найду причину, по которой ты стал таким. Ведь что-то должно быть: плохое детство, насилие, страх, месть – что-то, что толкает тебя на это. Я узнаю. – Ты и правда уверен, что это поможет? И в конце спектакля это я буду с убитой психикой, запершись в своей комнате, ненавидеть весь мир? Знаешь, это было бы интересно. Но не забывай, что у тебя не так много времени. – И сколько ты мне его дашь? – А сколько ты сможешь мне сопротивляться? Год? Месяц? Неделю? День? Или ты уже сдался? – Я не сд… – Ты ведь еще не целовался? – не давая мне договорить, вмешивается Яр, переворачивая меня на спину и нависая сверху. А мне становится страшно от уверенности в его взгляде. Если он поцелует, рот превратится в сплошную гематому, а ожоги там чувствуются в разы сильнее. Учитывая мою руку, даже для меня это будет слишком. – Мне нельзя… Я не могу… Это опасно… – Неужели ты действительно так сильно меня боишься? Или ты боишься той боли, что все еще управляет тобой? Ты ведь сейчас чувствуешь ее? Как она разливает свой яд по твоему организму. Или это скорее противоядие от меня? Как думаешь? – его глаза загораются мертвым пламенем, а лицо становится словно у хищника на охоте. – Я не могу целоваться. Это… – Не бойся, Тем. Тебе не стоит меня бояться. Я не причиню тебе боль. Ну же, расслабься. Ты слышал о непрямом поцелуе? – я вновь хочу возразить, но не успеваю. Как только мой рот приоткрывается, его пальцы, обтянутые латексом, тут же скользят внутрь, размазывая стекающую слюну по пересохшим губам, после переключившись на зубы, словно проверяя их остроту... Ощущение инородного предмета во рту не доставляет дискомфорта, а лишь сильнее распаляет желание. Нервы внизу живота невольно стягиваются в тугой узел, а тело покрывается обжигающим потом и подрагивает. Яр, не желая останавливаться, скользит еще глубже, залезая мне в самую глотку, но делает это настолько умело, что не появляется даже намека на тошноту или желания вытолкнуть скользкую от слюны кожу. Наигравшись с горлом, он чуть высовывает пальцы, принимаясь уже за язык, сжимая его кончик и вытягивая наружу, словно желая меня подразнить. Рот наполняет его теплое дыхание, тело уже не просто дрожит, его колотит словно в лихорадке, а в штанах становится тесно. Усмехнувшись, Ярослав опускает руку на пах. О, Господи... С моих губ срывается стон. Но вместо такого нужного отрезвления голову заволакивает туман и желание. – Закрой глаза, – хриплый шепот на ухо заставляет подчиниться. Нервы, напряженные до предела, распаляют тело, позволяя чувствовать каждое прикосновение в разы сильнее. Рука во рту начитает двигаться в такт движениям на паху. Не выдержав снова, я стону уже во весь голос. Уже не смущает ни очередная усмешка, ни то, что меня практически трахают пальцами в рот. Все тело дрожит и горит, будто я в самой котловине извергающегося вулкана. Пальцы, выскользнувшие изо рта, вызывают стон возмущения, и я открываю глаза. Яр же подносит мокрые от слюны перчатки к губам и медленно облизывает их языком. С трудом отрываю взгляд от его губ и тут же кончаю, запачкав джинсы только от одного его надменного и властного взгляда. Тело не отпускает мелкая дрожь, а лицо, и без того покрытое румянцем, краснеет еще больше от осознания того, насколько я слаб. Внезапно, не выдержав напряжения, я срываюсь на истерический хохот и, встав с кровати, иду в душ. Холодный душ не помогает и не приносит ни облегчения, ни удовлетворения. Боже, насколько же я жалок! Ему хватило одной ночи, чтобы я полностью расслабился и практически ему отдался. Интересно, а через сколько часов он бы меня трахнул, не будь я болен? Нет, Тема. Твоя болезнь – это дар божий. Не будь ее, я бы уже был брошенной подстилкой с неумолимым желанием покончить с собой. – Успокоился? – интересуется Яр, стоит мне выйти из ванной. – Да. Отвезешь меня в школу? – Поехали.