Дотянуться До Звезд

Шальное солнце ласкало мое сморщенное от яркого света лицо, я не мог надышаться вдоволь. Я раскрывал рот и вдыхал полной грудью, а потом шумно выдыхал и широко улыбался. Длилось мое сумасшествие и дикость по отношению к работникам паспортного контроля, возле которого мы стояли с парнями, относительно не долго. Я смог быстро взять себя в руки и угомонить человека, так страстно жаждущего свободы и приключений на пятую точку, что и позволило мне замереть при сравнении Фотографии в паспорте с жалкой рыжей действительностью моего лица. Сзади копошились Макс и Леха, которые в последнее время были через чур суетливыми и взволнованными. Не знаю сам, откуда я черпаю силы, откуда они берутся, но сегодня мое настроение было выше плинтуса, как и самооценка, как и положение в обществе парней, которые стали косо поглядывать в мою сторону. Макс не говорил со мной с посадки, все время уводил взгляд и не хотел даже рядом находиться, даже просто проходить мимо и мутить воздух своим ароматом швейцарских духов. Если честно, сейчас мне было абсолютно наплевать на то, что случилось. Теперь меня гораздо больше волновало то, что будет, что будет со мной, с группой, с Максом и…Леной. От нее не было вестей, и единственное, что мы знали, Какой информацией располагали — у Грейсов должен был состояться концерт в Бразилии. Это было все, что мы могли обсуждать и о чем могли думать последние сутки. Я сам, когда узнал об этом, был немного в шоке от происходящего. Вся абсурдность ситуации не укладывалась в голове. Нет, конечно, мы попадали в перепалки, по моей вине, кстати, но такой серьезной дилеммы у группы не возникало еще никогда. Не знаю, как я должен был чувствовать себя в тот момент, когда в последний раз мой грустный взгляд скользил по этому жизнерадостному лицу с лучезарной улыбкой. Я не знал, плакать мне или смеяться, потому что я терял тогда друга, я терял тогда огромный кусок поддержки и состраданий. В голове тогда звенело с тысячу колоколов, и все они кричали, надрываясь, что я не должен отпускать девчонку, что я не должен предавать и позволять исчезнуть… Интересно, кого больше расстроила эта ситуация? Думаю, что тяжелее всех сейчас именно ей. Именно ей сейчас хочется удавиться под колесами машины, хочется глотнуть пригоршню соли или, на крайняк, резануть хорошенько вены… Я помню, в школе она любила забавляться с ножом: что не день — новые царапины и порезы. Никто уже не говорил слов и упреков, все просто привыкли к тому, что в ней изредка умирал самоубийца, вырываясь наружу истериками и желанием покончить со всем этим дерьмом. Почему теперь, по меньшей мере, страдают двадцать человек? Уверен, что всем не просто пережить это, но, в конце концов, что-то эдакое должно было случиться, ведь Лена не может жить спокойно, если где-то рядом живет Миша. Вот честно, теперь я думал, что если бы она так и не увидела его на матче, то ничего экстренного не произошло бы. Но почему-то сама судьба решает повторяться и не козырять особой оригинальностью, влюбляя их в друг друга вновь! Коварно ли поступает судьба? Проказница, шалунья! Конечно, сукаблять! Мне стало уже не до свежего бразильского воздуха и угрюмых лиц работников паспортного контроля, теперь я отошел в сторонку, присел на чемодан Макса, сам того не замечая, закрыл лицо руками и собрался вызывать похоронную службу. Почему? Да вот, что-то сдохнуть захотелось, примерить белые тапочки и навечно уснуть под белой простынкой… — Придурок! Встань! — голос был сердит, напыщен, груб и жесток. Конечно, это был Макс. Почему он так злился на меня, я не понимал, лишь одно я знал точно: еще пара таких наездов — и кому-то придется вклеивать себе новые зубы и латать новый волосяной покров. — Прости, что? — я сделал вид, что не расслышал. Слабо, но уверенно усмехнувшись, я убрал от лица руки и гордо вскинул голову, заглянув Максу прямо в глаза. Он пошатнулся, резко отдернулся назад, скривился в гримасе легкого отвращения и зашипел, словно змея. — Ничего! — он присел на корточки напротив меня, быстро расстегнул карман своего багажа и вынул оттуда телефон. Поднявшись также резко, как и совершив приземление, он расплылся в слащавой натянутой улыбочке. — Сиди, дорогая! — Ублюдок… — шепотом бросил я вслед менеджеру. Он услышал, хотя и претворился, что ничего не заметил, и пошел вперед, туда, где толпились парни. Злость нахлынула на меня с головой, сорвавшись с места, я понесся прочь из аэропорта. Навстречу мне шли люди, которые смотрели сквозь меня, и я впервые осознал всю свою ничтожность, что привело меня в еще большее бешенство. Ноги сами ускорялись с каждой минутой, я чувствовал холодный ветер за спиной: он колыхал мою свободную майку, свободно скользил по телу, забираясь под одежду, и лохматил волосы, которые успели выцвести на солнце у самых концов. Приметив высоченный красный мост, похожий на тот, что часто снимают в американских фильмах, я побежал туда, на ходу сдирая и разрывая на себе бедную серую майку. Замерев у края, больно ударившись носками стоп о железное основание моста, я вцепился руками в поручни и нагнулся вперед. Мое сбивчивое дыхание будто бы нарушало спокойствие мертвой воды, которая застыла в метрах сорока внизу. Собравшись с мыслями, сжав ладони в кулаки до красных полумесяцев ногтей на мышцах, сжав зубы до скрипа, закрыв глаза и глотнув в последний раз кислорода, я камнем полетел вниз, не смотря вперед. Тело коснулось ледяной воды, Страх быстро сменился тоской: я почувствовал, как тону… Холодная вода забирала мои силы, сминала их в ком и отпускала в эту черную пучину отчаяния. Я разжимал пальцы, я видел, как они белеют, окутанные мутной пеленой зеленоватой воды… Сердцебиение участилось, осознание конца пришло не сразу. Но я ведь знал, что не умею плавать… *** — ГДЕ, ГДЕ?! ГДЕ, БЛИН?! ГДЕ ЕГО ИСКАТЬ?! — я поднял затуманенный взгляд на суетившегося Макса, который носился по аэропорту, громко крича и призывая Паху выйти по-хорошему. Я окинул площадку тусклым взглядом, огонь даже в моих глазах успел потухнуть… Предчувствие того, что рушится все, абсолютно все…Это предчувствие не покидало меня. Сцепив руки замком, я положил на них тяжелую голову, и все шумы, что окружали меня в этот миг, внезапно стихли, и невиданная белизна, словно кто-то рассыпал кругом пригоршню снега, захватила все перед глазами. — К черту верность, когда тебя предают лучшие друзья… — с горечью в голосе прошептал я, и слеза скользнула из глаза. Мысли вдруг выстроились в один ряд, упорядоченный и понятный. Стало ясно, кто кого, зачем и почему предал. Лицо Лены неожиданно появилось перед глазами, и я вновь увидел ее слезы, потеки туши на бледных и горячих щеках, обсохшие и потрескавшиеся губы…Я сглотнул и, захлебываясь слезами, окунулся с головой в свои мысли, вспоминая все. — К черту гордость, когда топчешь и ломаешь ее сам… — не хотелось признавать поражения. Да и я не мог понять, кому мы проиграли. Вроде, все было довольно неплохо, а потом вдруг стало так хреново, что и разгребать это дерьмо стало сложно. Мой голос дрожал от щедрых слез, которые сочились из глаз, оставляя после себя мокрые следы, спускаясь с красных щек и пробираясь на подбородок, касаясь шеи и разбиваясь о дрожащие руки. — К черту все! — в сердцах выкрикнул я, теряя остатки самообладания. — К черту неправильных друзей! К черту ломающих сердца парней! К черту сраных менеджеров! К черту поездки в другие страны! Всех к черту!!! — я рухнул камнем вперед, ударившись лицом о начищенный до блеска пол аэропорта. Белизна вокруг начала рассеиваться, а слабость начала брать свое. Я сделал последний глоток и хриплым голосом, царапая пальцами пол, добавил: — Меня к черту… — Ты чо валяешься, Андрюха?! Помогай искать этого рыжего засранца! — рядом пронесся Костян, лицо которого трепетало от немого ужаса. Я без сил прикрыл глаза, но делать было нечего: он прав — нужно искать Паху… *** Меня заботило Ленино странное поведение, всплеск которого заставил меня кончить на заднем дворе какой-то кафешки! Черт, в голове не укладывалось, что могло случиться с этой чокнутой девчонкой — она больше не чувствовала интереса ко мне, больше не питала слепой страсти и верности, теперь она хотела чего-то другого. Ну. Или кого-то, бл… Я повернул голову направо: девушка мирно спала, сложив руки на груди и укрывшись одеялом. Урчание мотора самолета убаюкивало не только ее, даже я начал замечать слабость во всем теле, что-то странное творилось со мной. Что-то, что я не мог объяснить, но чувствовал кожей. Уже пару часов прошло, как мы уселись в самолет: парни давно улетели другим рейсом, а мы с Дани смогли поймать только вечерний. В принципе, все наиболее удачно сложилось для того, чтобы глаза мои закрылись, и тело наконец расслабилось, но от чего-то я переваривал в себе всю имеющуюся информацию и задавался массой вопросов. Например, что хорошего в этом Ми-ше? Его ли чудные лохматые волосы, имеющие цвет болотной грязи, смешанной с водой из лужи? Или, быть может, ей нравился его выдающийся нос? Ровно так же выдающийся, как, кстати, и уши! Не знаю, что женщины считают красивым, уж не зеленые ли глаза и тонкие губы? Или, скорее, широкую спину и вены на руках, так явственно проступавшие? Понятия не имею, но нравится ли женщинам огромный кадык или прямые ноги? Не имел удовольствия быть знакомым лично с этим ушлеп…Ми-шей, поэтому о характере судить не берусь. Хотя всем и так понятно, что он редкостный мерзавец! Меня передернуло от злости, я закатил глаза и сложил руки на груди. Окружающая обстановка совсем не успокаивала меня, а лишь наоборот — сильно раздражала. Теперь и спящее Ленино личико вызывало во мне долю отвращения. Нет. Такого не может быть! — прокрутил в голове я. — Я не должен сомневаться в ней… Потянувшись к дрожащим от вдохов губам, я накрыл их своими, целуя и забываясь совсем. Лена ответила на поцелуй. Сквозь сон оплела руками меня, подалась всем телом вперед, ко мне. Я улыбнулся, тепло на душе стало от мысли о собственной глупости и Лениной верности. — Миша… — тихо выдохнула девушка, раскрывая глаза и замирая с наслаждением на лице. Наши взгляды столкнулись, я не дрогнул, лишь усмехнулся и, отстегнув ремень, ушел в хвост самолета… — Ми-ша? .. — грустно повторил я, кусая губы и поджимая ноги под себя. *** — So I…I BET MY LIFE! I BET MY LIFE! BET MY LIFE ON YOU! — шептал я себе под нос, пока парни нервно обсуждали пропажу Пахи. Не знаю, но меня это особо не волновало. Может, потому, что доверие к барабанщику я утратил вместе с уважением…Нет, я, конечно, все понимаю, но…Нет, не все! До сих пор меня гложет эта странная мысль: «Паха - гей!» В одночасье мир стал для меня сер, скучен и полон лжи. Не мог я предположить, что все выльется в этот сраный ручей девичьих слез, переживаний парней и прочей фигни. Хотелось до жути увидеть Лену, свалить в студию и записать новый трек, который взорвал бы все хит-парады, заработал платину и стал саундтреком к какому-нибудь хорошему фильмецу. Я тяжело вздохнул и присоединился к парням, к их бурному обсуждению, где Макс брызгал слюной, Костя пытался его успокоить, а Андрюха утирал сопли и прикрывал мокрые от слез щеки. — Идеи есть? — подал глухой голос Мишан, бледное лицо которого всплыло рядом со мной. Я передернулся от испуга, но виду не подал, смущение быстро смелось задумчивостью, и в голове зашевелились извилины. Но ничего, кроме текста новой песни, в голову не лезло… — Кто спасет меня, когда я упаду? Не отпускай, держи! Не дай тонуть! — пропел я, улыбнувшись. Парни покрутили у виска и дружно стали меня игнорировать. Я коротко усмехнулся. — Все равно — это будет хит! .. *** С силой надавив острыми клыками на собственную губу, я попытался прокусить ее и имел честь быть успешным. Кровь потекла, попала на язык, и терпкий сладкий вкус окрасил на миг мое внимание в дымку задумчивости и легкого наслаждения. Сейчас во мне играло отчуждение, я не мог понять, что же происходит вокруг, почему сейчас стало так мерзко и противно. Не мог я сообразить, куда же делся Паха, почему не предупредил никого и вообще, вообще охринел! Конечно, я был с ним немного жесток и груб в последнее время, но он заслуживал той холодности, того равнодушия. Сам оттолкнул — сам получил. Разве я не прав? Не прав?! — Макс, идем, нужно взять бронь в гостинице, а не то вечером ничего не выйдет: все номера будут заняты. — прогундосил мрачным голосом Костя, водружая на себя чемодан и складывая его в багажник такси, которое подъехало пару минут назад и теперь благополучно простаивало. Делать было нечего, я послушался подопечного и, прихватив свой багаж, направился к открытой двери машины. *** Я вжалась в сидение и затаила дыхание, кусая мокрые от поцелуя губы. На душе словно кошки скребли, и от этого было так паршиво, что хоть прямо сейчас открывай иллюминатор в самолете и прыгай навстречу земле. Обхватив себя руками, я сжала ладони и опустила голову вниз. Что происходило в моей голове, я не знала. Но чувство двойственности не спешило покидать меня и на секунду, от чего мозг был готов взорваться от этого сложнейшего выбора в любую минуту: Мэтт или Миша? .. Возможно, все те мечты, которые я лелеяла в мыслях, возможно, что им не суждено сбыться, что они должны угаснуть так же быстро, как и промелькнули перед моими глазами. Но что я теряю? Я теряю себя. Откажусь от Мэтта — предам саму себя, все свои идеалы, к которым так долго стремилась… Сорвавшись с места, но забыв, что пристегнута ремнем, я свалилась вперед, ударившись головой о соседнее сидение. Боль пронзила все тело, но быстро придя в себя, или имея удовольствие убедить себя в том, что пришла в себя, я отстегнулась и понеслась галопом к Мэтту, который преспокойно устроился на самом дальнем сидении и теперь смотрел в окно, о чем-то думая. Замерев в паре метров от него, я, очарованная холодным блеском в его металлических глазах, потеряла дар речи и совсем не почувствовала, что по виску текло что-то теплое и вязкое, как сгущенка, только цвет имело другой… Его взор не дрогнул, он по прежнему смотрел в окно и продолжал делать вид, что ничего не видит и не слышит перед собой. Или, может, он и правда ничего не видел и не слышал. В голове пронеслась строчка из песни: «Это все кончено, на этом конец…», и в глазах сами собой появились горькие слезы слепой обиды, которые незамедлительно направились вон из глаз, смахнутые моими руками. Мэтт молча восседал, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. Они дрожали. Его руки дрожали. Каждый тонкий и длинный палец его рук дрожал. Дрожал и пытался сжать что-то. Присмотревшись, я обомлела — это был пузырек с белыми таблетками. — МЭТТ!!! — я упала пред ним на колени, баночка выскользнула из красных от холода ладоней мужчины и с треском разбилась об пол. Таблетки рассыпались у моих ног, осколки впились в ладони, я подняла взгляд полный нежности и покорности на Уолста. Он ошарашенно глядел на пол, туда, где лежали эти чертовы таблетки, где мелкие порезы усеяли мои руки, где маленькие капельки крови теперь скользили на пол салона. — Прости, прости меня, Мэтт! .. Я не хотела, прости меня, прости… — слезно молила я, по-детски дергая его за край штанов. Его пустой и разбитый взгляд скользнул по моему жалкому лицу, он охнул и часто задышал, поднимая меня на ноги и усаживая на свои колени. Я прижалась к его груди, и ничего не изменилось: все тот же запах дорогих сигарет и виски, вся та же теплота тела и одежды, все тот же Мэтт, в которого я влюбилась…Снова… — Прости…Мэтт…Прости меня, я не хотела… — уже без сил шептала я, пока Уолст пытался вытереть кровь с моего виска. — Я прощаю, прощаю! — с трепетом выдохнул он. Его лицо замерло напротив моего, и наше дыхание участилось вдвое. Я покраснела, смутившись, хотела отказаться от глупой затеи, но все же решилась и сделал рывок вперед. И все было вновь, как в первый раз: слабый вкус табачного дыма с привкусом сладкого алкоголя, нежные и шершавые губы, головокружение и учащенный пульс…Сердце забилось быстрее, тело обмякло в теплых объятиях, вернулось спокойствие, и слезы горя сменились слезами радости… — Прощаю… — с наслаждением выдохнул Мэтт, отстраняясь. Я улыбнулась, прикрыв глаза, но тут же прояснилось в голове чрезвычайное происшествие с таблетками. — Что за таблетки?! — воскликнула я. — Откуда кровь?! — наперерез заорал Уолст. Я замерла, пристально и с прищуром глядя в его глаза. Он так же хитро стал смотреть в мои! — Я первая спросила! — Значит, первая ответишь! — каков нахал… — Я ударилась о сидение. Что за таблетки? — Обезболивающее. — повисла мертвая тишина, стали слышны разговоры и веселые голоса остальных пассажиров. Мой рот сам собой открылся, к горлу подступил ком, Жалость сдавила, сковала по рукам и ногам. Слезинка застыла на кончике носа и сорвалась на ледяные ладони Мэтта. Он вздрогнул и сдержанно улыбнулся. — Я буду твоим обезболивающим… — шепот сорвался с моих губ, я растворилась в мягком взгляде мужчины, в его милой улыбке…