Дотянуться До Звезд

Я резко зажал педаль тормоза ногой и повернул голову на заднее сидение, к Лене, которая что-то слишком уж подозрительно молчаливо вела себя. Оказалось, что девушка просто успела словить усталость и теперь спала крепким сном младенца. Про себя улыбнувшись ее чистому и невинному виду, я вновь завел машину и начал крутить руль — еще пара километров, и мы будем у цели! Летящий за окном машины пейзаж нагонял на меня тоску, я не мог, не зевнув, посмотреть на проезжающие встречные машины, на проходящих людей и скучные, обветшалые деревья центрального парка Торонто. Помнится мне, как-то раз я пришел туда после концерта и долго сидел на скамье, разглядывая ночное небо, морозя свой зад и вообще пытаясь подхватить простуду, ибо времечко тогда было не летнее, как и, в принципе, сейчас — на дворе стоит середина зимы, ноябрь уже, хотя на климате моего города это не очень сказывается. Я бы даже сказал, что снег-то увидел впервые в десять лет! Вот так вот все плохо у нас обстоит с зимой… Я громко кашлянул в ладонь и вернул руки на руль, не переставая следить за дорогой. Унылая картина встречки не добавляла оптимизма в нашу поездочку, поэтому я решил включить музыку, конечно, помня о том, что Лена все-таки спит. Как только моя рука потянулась к бардачку, я вдруг ясно вспомнил, как девушка опиралась спиной о его шершавую холодную поверхность. Попробуй я задеть и кресло справа от меня — в салоне тут же повеяло жарой, пришлось расстегнуть верхние пуговицы рубашки, пришлось хлебнуть холодной водицы, пришлось тяжело вздохнуть. Много воспоминаний нахлынуло на меня в эту минуту, так, что я совсем позабыл про дорогу и теперь лишь грезил наяву, изредка обращая внимание на фары проезжающих автомобилей. — Мэтт… — послышался тихий Ленин голосок. Я сразу же повернулся к ней, не забывая улыбаться, не забывая переливаться от счастья всеми цветами радуги. — Я пить хочу. — Держи, — я осторожно подал ей бутылку воды, развевая надоедливые скопления ненужных и приятных воспоминаний вокруг своей головы. Но туман не хотел так просто уходить… Мой взгляд устремился в зеркало, в отражении которого я увидел, как Лена пьет воду… О, что за элегантность? Что за грациозность, с которой она открыла бутылку? Боги, ну как можно так открывать рот, что вместе с ним открывается и мой?! Возможно ли вообще ТАК глотать простую воду, чтобы внутри меня все взрывалось и громыхало от чего-то, чтобы в низу живота вдруг приятно давило настолько сильно, что терпеть не хотелось совсем?! От греха подальше я отвернулся обратно и стал наблюдать за дорогой, краем глаза все же видя, как Лена пьет. — На, держи.. — ее голос был тих и слаб, то ли от недосыпа, то ли от усталости, то ли от чего похуже. Суть я не уловил. Уловил только то, что мне вдруг тоже захотелось попить. Да причем как можно скорее и как можно больше! Девушка подала мне бутылку, вытирая тонкими пальцами мокрые блестящие губы. Я сглотнул подступивший к горлу ком, сдавленно усмехнулся и, приняв бутылку, тоже сделал пару-СОТНЮ глотков холодной воды. Но она не спасла положение — пожар внутри меня лишь разгорелся сильнее, будто бы я не воды выпил, а виски. Парковочного места я не видел, что означало, что мучиться мне предстояло еще долго… *** Зажавшись в угол, я поджала ноги под себя, обхватив их руками, и стала смотреть на Мэтта, который, сильно покраснев, теперь хватал воздух ртом, как рыба, будто бы задыхаясь на суше. Улыбка скользнула тенью по моему лицу, но тут же исчезла, ибо могла быть спалена Уолстом, вот тогда бы мне и пришлось расплачиваться за свои фокусы с бутылкой… Зачем? — спросила мысленно я сама себя. – Ну, прост! И руки сами потянулись к желанному телу мужчины, сами начали гладить его мускулистую шею, его напряженные плечи, массируя их, нежно гладя и сильно нажимая на затекшие мышцы. Мэтт сладко замурлыкал, а я вновь надела на себя видок жертвы. Зачем? — вновь повторило мое сознание. — А вот не фиг в Бразилию собираться! Можно подумать, что у меня и здесь незаконченных нет! .. *** — Да хватит вам, парни! — обиженно проговорил я, отправляя в рот очередную ложку скудной самолетной пищи. Мы сидели на последнем ряду самолета, лакомясь всеми его дарами, и обсуждали клип, который отправили Лене. Особую активность проявлял Андрюха, который все расхваливал свои скудные партеечки. — Вот, ей Богу! Я — лучший вокал! Ей Богу! — кудахтал он, не забывая активно жевать. Парни конкретно не соглашались с ним, то парируя, то высказывая резкие замечания. Но разве ж это остановит Андрюху?! Меня передернуло, когда телефон в кармане свибрировал. От неожиданности я подскочил и опрокинул стакан с виски на колени Лехи, который сидел рядом, тихо и мирно сочиняя текст для следующей песни. — Твою вать! — вскрикнул он, пытаясь стряхнуть с листка со словами капли липкого алкоголя. — Мишан! Дырявые твои руки! .. — Прости-прости, — начал быстро оправдываться я, пытаясь помочь ему высушить листочек. — Просто смс пришло! — Смс?! — тут же оживился Костян, подлетая ко мне. Его наглость меня слегка смутила. Парень залез в карманы моих штанов и стал по ним шарить, пытаясь выудить телефон. — А-а-а! Костян! Полегче! — От это нагоняй… — обреченно прошептал Андрей, вместе с гитаристом разглядывая экран моего телефона. — Сука, сраный Мегафон! — Дай сюда! — я выхватил из рук парня телефон и кинулся прочь, в туалет, чтобы побыть одному и подумать о своем поведении, которое в последнее время не очень-то вдохновляло меня на хвалебные отзывы. Пулей пронесшись вдоль рядов сидений, я открыл дверь и понесся дальше по коридору, на ходу смотря себе под ноги. Завернув за угол, чуть не упав, чуть не справившись с координацией, я очутился перед дверью туалета. Быстро закрыв за собой двери на ключ, я вернулся в центр туалета и замер надолго. Холод сочился сюда сквозь открытые настежь окна, я чувствовал, что задыхаюсь, что не могу больше так, что не могу больше терпеть этого. Я знал, что еще день без ее улыбки, и я снова начну умирать… Я поднял взгляд, полный тумана и слез, к низкому потолку, и раскрыл рот в безмолвной попытке сорвать со своих губ крик отчаяния, но из меня вырвался лишь сдавленный стон, сдавленный стон поражения, сдавленный стон поражения и полнейшей и абсолютнейшей боли. Мое тело вдруг резко обмякло, я без сил рухнул на пыльный пол, будто бы войдя в транс, не слыша собственного вскрика, не слыша собственного немого укора… Перед глазами вдруг ясно и четко встал Ленин образ: светлые волосы цвета пшена искрились в лучах зимнего солнца; голубые глаза переливались на его ярких лучах, оставляя от голубой радужки лишь темно-синий контур; тонкие руки, покрасневшие от холода, обвивали нагое тело, как виноградные лозы… Я с шумом выдохнул, забываясь. На мозг стало давить чувство вины. Я…потерял? .. Как всплеск воды, словно ураган пронеслось в моей голове видение встречи наших губ… Я подался вперед, прижав ее к холодной стене спиной, она стала дергаться, холод волнами прокатывался по ее телу, но мне было плевать, я хотел лишь ее губ, ее губ вкуса сладкого вина… И я вновь подался вперед, до упора, наши носы соприкоснулись, я почувствовал ее ледяное дыхание и не смог остановиться: мои губы коснулись ее обсохших и потрескавшихся губ; это был первый глоток, словно живительной воды, я не ощущал земли под ногами, я словно парил в небесах, совсем позабыв о реальности; она отдалилась, но я хотел еще, я хотел ее, хотел ее; и второй неумелый и осторожный глоток — я вновь приближаюсь, вновь ощущаю ее ледяное дыхание, вновь наклоняюсь вперед и дотрагиваюсь своими губами ее губ; они вновь сладки, они вновь обжигают, и мне вновь хочется еще; и глоток уже третий — я жажду напиться ею, до последней капли опустошить сосуд; неумелое касание носами, нежное и светлое касание щеками, вкус вишни на губах проступает все явственнее, я не отступаю назад, не пытаюсь сдаться, я продолжаю целовать ее, срывать с языка громкие выдохи, забирать ее нежные прикосновения холодными пальцами к моей шее… Я широко распахнул глаза, с потолка на меня, словно из сна, падали медленно и разбивались тысячами осколков лепестки роз, лепестки алых роз, которые заставляли меня утонуть в них… — Черт… — мой глухой голос разнесся эхом по туалету, стало тяжело дышать, на горло теперь давили слезы, которые встали ручьями у глаз, которые так рвались наружу. И я дал им волю: по щекам скатилась первая, вторая, третья…Они все, все они падали на пыльный пол, разбиваясь как и лепестки роз. Я потерял им счет, они просто бездумно текли и глаз, оставляя жгучие и горячие блестящие дорожки после себя. И мне вдруг стало легче дышать, я пошире раскрыл глаза, все прояснилось, но картинка поцелуя не делась никуда — я видел все контрастно и резко, как будто бы это происходило на самом деле… — Нет. Мне надоело себя мучить… — прошептал я, поднимаясь на ноги и собираясь к парням. Я, вытерев сырые губы, с которых капала слюна, направился обратно к Лехе: слушать его допросы и активно отвечать, ведь делать-то по сути было нечего, даже не помечтать, ибо фантазии и мечты мои стирались в прах, стирались как хорошим порошком… — Что за бред я несу? — тут же подумал я, прикладывая руку к лицу и надолго затихая у двери туалета. Простояв так с полминуты, я уже было собрался открыть дверь, как послышался стук. — Потрясно, кого еще сюда занесло?! — Привет! — это был Леха. Почему ему не сиделось в салоне, я не знал. Первая мысль, которая пришла на ум, была такова: он хочет в туалет. Или убить меня. Да. Убить меня. — Привет, чо хотел? — я навострил уши и попытался отвести взгляд, когда парень начал разглядывать мой больной, вызывающий жалость видок, от которого у Лехи задергался правый глаз. Слабо улыбнувшись, или попытавшись улыбнуться, не знаю уж, вышло или нет, я наклонил голову вперед и, проскользнув мимо Лехи, собрался идти в салон. Он схватил меня за руку и остановил. Резкий толчок в живот, я вскрикнул от боли. — За что?! — За все! — выкрикнул парень. — Отличная аргументация! — невольно вырвалось из меня. Я не хотел отвечать на удар, но Леха зарядил мне в грудь с колена, схватив за волосы. Я сжал зубы плотнее, боль раскатами грома прокатывалась по моему телу. — За то, что слабак! — кричал Леха, продолжая меня избивать. — За то, что испортил ей жизнь! Дважды! Дважды испортил! Слабость в моем организме взяла свое, глаза сами собой закрылись, я перестал дышать на миг, а потом и вовсе отключился… *** Уже вот как пару часов мы ехали к аэропорту. В машине было тесно и душно, было нечем дышать и некуда смотреть, поэтому я глазела лишь на свои колени, раны на которых остались мелкими шрамами. В голове моей крутились разные воспоминания, в большинстве своем связанные с Мишей: Помню, как-то раз в школе я поклялась обнять его, не смотря ни на что: ни на его отвращение, ни на его сопротивление… Помню, как сейчас: иду, вся такая смелая и гордая к кабинету английского языка, где обычно зависал Миха. Сама в юбке и блузке, волосы в косе заплетены, на шее кулончик, за версту духами пахнет…В ушах зато как обычно наушники, а в них любимая песня любимой группы. Остановилась, выдохнула перед дверью, неуверенно потянулась к ручке, обхватила ладонью и слабо потянула на себя. Дверь со скрипом открылась, в кабинете никого не было. Никого. Кроме Михи. Он сидел за учительским столом, развалившись на мягком стуле и листая экзаменационные работы. Парень поднял взгляд на меня, встрепенувшись, на миг задержался, разглядывая с головы да ног, а потом вернулся к бумагам, так холодно меряя их льдом своих глаз. — Привет! — уверенно выпалила я, делая шаг навстречу. Он поднял голову и, глядя прямо в глаза, помахал рукой, а потом снова углубился в чтение. — Кстати, знаешь… — начала я, подходя вплотную и выхватывая материалы из его рук. Он растерялся, я чувствовала его смятение. Было странно, но отвращения он совсем не питал, только лишь сладкое непонимание происходящего и растерянность. Миха вновь посмотрел на меня. На моем лице не было эмоций, кроме спокойствия. Я была полностью спокойна за всю адекватность своего поступка. Или проступка. Не мне решать. Я улыбнулась, опустив глаза, а затем, нагнувшись к Михе, обняла его за плечи и уткнулась носом в его плечо. Он сидел в ступоре, не дышал, я не слышала его дыхания, он не двигался, вообще перестал подавать признаки жизни. — Знаешь же, да? Знаешь, что обнимахи поднимают настроение? Врут. — я быстро вышла из кабинета, хлопнув дверью. После того случая Мишан стал теплее ко мне относиться. Он стал мне писать, мы хорошо общались. И как-то раз он завел разговор об этом случае, будто бы нечаянно вспомнил. Я выкрутилась фразой «Все ожидания идут к черту. Так и мои — насчет обнимах с тобой.» — Ты чего такая тихая? — послышался заботливый голос Дани. Мужчина сидел рядом со мной на заднем сидении и возился с Килли. Он радовался, как ребенок, ей Богу, как ребенок! Тискал бедного щенка, прижимал к себе, целовал в мокрый нос и улыбался, постоянно улыбался! Я посмотрела на клавишника с добротой в глазах и наклонила голову вперед. Мэтт заставил машину почти ползти, поэтому удовольствия от поездки я не получала категорически. Развлечением было только наблюдение за игрой Дани и щенка. — А чего мне шуметь? — я развела руками. — Не знаю. Ты разве не рада, что мы едем в Бразилию? Я вот, лично, давно мечтал с туром объехать полсвета! — мечтательно протянул Дани. Я села поудобнее, развернувшись к нему. — Я тоже рад! Там скоро неделя карнавалов! — подал голос давно молчавший Уолст. Я глянула на него, загадочная улыбка его глаз в зеркале заставила меня сжаться всем телом, что я и сделала, поджав ноги под себя и обхватив их руками. — Тебе-то лишь бы повеселиться! .. — обреченно вздохнул клавишник, отпуская Килли на свои колени. Щенок тявкнул и прилег, уткнувшись мордочкой в колени мужчины. — А на тур, значит, вообще по боку? — Да нет же! Не по боку! Просто, круто же, когда… — Когда полуголые бабы подходят к тебе и начинают тереться своими жопами о твою? — смело закончил Дани. Я усмехнулась, Мэтт переменился в лице и больше ничего не говорил. — Кстати, в Бразилии живет мой один хороший друг… — загадочно прощебетал Уолст. Мы с Дани переглянулись, вскину брови. — Но это уже совсем другая исто… — Слышь, Каневского Лёню выключил и быстро рассказал, что за друг! — невольно вырвалось из меня. В конце концов, интересно…