Дотянуться До Звезд

— АВ-ЗА-ВЗХА-ЗВ-ХА! ПОАПЛОДИРУЕМ ЖЕ ЭТОМУ ГЕНИЮ! — Я вскочил на ноги и стал усиленно хлопать в ладоши, ибо Костин план не то чтобы мести, не то чтобы спасения мне пришелся по вкусу. Всего понемногу — сострадание, помощь, низость, месть… В общем, все, что я хотел дать Лене, что хотел забрать. Парни поддержали меня дружными возгласами «ДА! КОСТЯ ПРАВ!» и все в таком духе. Я быстро смылся от них, пока они обсуждали день отлета и все предстоящие заморочки, и вышел на балкон, достав из кармана нераспечатанную пачку сигарет. Я в последнее время стал много курить, слишком много. Раньше не было такого: ну, свистну у Кости сигаретку после концерта, не больше, а сейчас…Каждый день, когда есть свободная минутка, я курю, как паровоз, вдыхаю этот смертельный табачный дым, наслаждаюсь им, нахожу в нем себя, свою отраду, и это ничуть меня не пугает, а напротив — я стал спокойнее, мне уже не хочется перегрызть Уолсту глотку, мне просто хочется молча закопать его труп в землю и с чистой душой увезти Лену обратно в Россию. Мне раньше не было знакомо это чувство — чувство потери и пустоты в душе. Конечно, были девчонки, которые заставляли меня психовать и бить посуду, но Лена сделала из меня самого настоящего шизофреника. И дело ведь не в том, любит она меня или нет, дело в том, что люблю я. Почему я не могу задушить эту любовь в себе? Как ей удавалось подавлять это губящее чувство, когда она видела Миху в школе? .. Помню, на одной длинной перемене мы с парнями как обычно играли в спортзале в баскетбол, а у Лениного класса должна была быть физкультура. Она тогда села на скамью, рядом с ней сели ее подруги и начали разговаривать, а Лена все смотрела на Миху, ждала, когда он повернется и помашет ей рукой, как в прошлые два раза. Да, я видел, как Миха, желая быть незамеченным, махал ей рукой так, чтобы я или кто-то из парней не увидели этого. Я не судил его тогда, но сейчас сужу. Когда мяч улетел в аут на другой конец поля, все кинулись за ним, а Миха остановился, повернулся и, улыбнувшись, помахал… Только помахал он не Лене, а какой-то девчонке из Лениного класса, которая была ну при очень скверного характера. Я помню, как Ленин взгляд скользнул с Мишаниной улыбки, уперся в пол и застыл. Я помню, каким пустым он стал в одно мгновенье, как вся жизнь будто бы выкачалась за секунду из этих, казалось бы, еще трепещущих голубых глаз. Девушка больше не обращала внимания на своих друзей, на их веселые разговоры, она просто вставила наушники в уши, утерла блестящие в свету спортзальных ламп крохотные слезы и, молча поднявшись, ушла в черноту открытой двери. И не вернулась. Просто не вернулась. Она сбежала с уроков, просто так взяла и ушла. Я тогда не думал об этом, но сейчас просто не могу не думать. Вчера перед сном я стал вспоминать похожие ситуации и понял — она ведь и правда любила этого Мишу… Меня вдруг осенило — она всегда терпела, скрипя зубами, когда он улыбался другим, здоровался с ними и разговаривал. И я вспомнил еще, что он никогда, никогда-никогда не называл ее по имени. Ни-ког-да… Меня будто бы проткнули ржавым лезвием меча, и теперь медленно поворачивали его против часовой стрелки, не дожидаясь того, чтобы из меня полилась кровь. Из меня сейчас только фонтаном хлестало сострадание и приступы философии, вызванные изрядным количеством пустых бутылок. Исключительно, теперь я жалел эту девчонку. Кажется, ей сейчас больнее, чем мне… *** — Да?! — ДА! — ДА?! Я заткнул ее рот рукой и, схватив за пазуху, понес к машине. Девушка брыкалась и активно сопротивлялась, но все-таки оставалась девушкой и вырваться не могла. Я запихнул ее в открытую дверь автомобиля и быстро захлопнул ее, постучав затем по стеклу. Спиликал сигнал на ключах, машина закрылась, я зло хохотнул и отправился в дом за чемоданами. — Будет она еще тут сопротивляться… — бурчал я, заплетая волосы в маленький хвостик и сгружая в багажник последние сумки. На дворе стояла поздняя ночь, с тех пор, как мы с Леной закончили собирать вещи, прошел всего лишь час. Да, вещи нас особо не интересовали, будем откровенны…! Не успел я подойти к машине, как Лена начала бить кулаками по стеклу и что-то громко кричать через дверь. Я усмехнулся, подходя ближе. Она быстро начала дышать на стекло, и когда-то запотело, написала на нем «Wait your death!». Развеселившись в конец, я быстро сел на переднее сиденье и посмотрел в зеркало, глаза девушки сверкали пламенем мести, она вся горела от желания прописать мне хороший удар с вертухи, я не разделял всей прелести сих действий, поэтому поспешно бросил ей неуклюжее: — Пристегнись! Бормоча себе под нос что-то о конце света и вселенской несправедливости, она все-таки пристегнулась и теперь продолжала пилить меня взглядом. — Ну-ну, ты чего? Помилуй грешного, богиня! — наигранно взмолился я, надавливая ногой на педаль газа. — Да я тебе… — яростно начала Лена. — Медуза-горгона… — ее швырнуло вперед, ремень надавил на живот, она скривилась и затихла совсем, бросив в меня последний предупреждающий взгляд. Машина быстро неслась по мостовой, на которой шла пышная свадьба, и молодой жених неумело целовал свою невесту. Я улыбнулся, вспомнив, как, заикаясь, надел кольцо на Ленин палец. Да, пожалуй, это был один из тех моментов в моей жизни, за которые не страшно отдать эту самую жизнь. В моем подсознании всплыла картинка: вот Лена, дрожа всем телом, смотрит в мои глаза, краснея и трясясь, как осиновый листочек на жестоком осеннем ветру, вот я, вторя про себя «Согласись-согласись!» беру в руки маленькое колечко, сжимая его и, поднимая глаза и сталкиваясь с испуганным взглядом девушки, тоже краснею, как последний мальчишка. И она трясется еще больше, я вижу, как тело ее покрывается мелкими мурашками, как ноги ее становятся ватными и больше не могут держать в равновесии, как она тихо падает, падает, падает…И, очутившись в руках этого смятенного и серьезного парня, начинает плакать. И я вижу, как в ее глазах мелькают строчки из песен, строчки из жизни, что так проносится в даль, не оставляя после себя и следа, не оставляя после себя на губах ни малейшего вкуса, ни оставляя после себя на глазах не единой слезинки? Нет, слезы захлестнули тогда Лену с головой, я видел это. Я видел, как мечется ее душа в этом тесном теле, как она хочет сделать выбор, так хочет! Хочет! Но…Но не может сделать его, как бы ни силилась. И этот парень, этот гордый страдалец, вечный странник своей боли и отчуждения, делает этот выбор сам. Не в помощь Лене, а только потому, что он так решил. Он решил избавить себя от этого бремени, называемого любовью, что так беспощадно карает сердце, что так не хочет быть забытым…Но он забыл! Он шагнул назад и молча удалился под шум аплодисментов, зная, что такую, как ОНА, он больше никогда не встретит… Я крутил руль, как баранку в руках, и мы все дальше удалялись от дома Брэда, мы все явственнее приближались к аэропорту. Я постучал пальцами по рулю, глянул в зеркало и увидел, что девушка уже успела заснуть. Улыбнувшись про себя так скромно и сдержанно, как только мог, я стал следить за дорогой. В голове моей с момента нашей первой встречи остался осадок, осталось то ощущение, что «если бы не, то«…И это теперь так бесцеремонно терзало мои думы, мои размышления на темы философские, на темы глубокие и иногда занудные. Я все никак понять не мог — что она нашла во мне такого, чего не было в этом парне, в этом Ми-ше? Мне отчетливо врезалось в память его великолепие, его стать, осанка и гордый взгляд — высокий, сияющий парень, с таким выражением лица, будто бы ничего и никто не мог его потревожить никогда. Да, я запомнил я взял на заметку его безразличие, его безучастность. Но я так же подметил, что он смотрел на Лену так, как будто это был его последний раз, так, как будто он прощается с ней и идет на войну, так, как будто он идет умирать. Но он ведь не шел? Интересно, а вот ей нравится такой взгляд? — я пошевелил бровями и попытался улыбнуться, оголяя свои белые зубы. — Ничего, нет. Ничего, правда. Ничего нет в моей улыбке такого, что могло бы так глубоко запасть в душу. Ничего нет в моих глазах такого, что могло бы мучить младое сердце по ночам. Ничего во мне нет, кроме голоса. Да и он, можно сказать, отсутствует… Я грустно понурил голову и стал вслушиваться в подозрительную тишину сзади — Лена давно уже не дышала, и предполагал, что она либо проснулась и теперь что-то коварное замышляет, либо с ней что-то случилось и ее тяжелое дыхание вылечилось, если можно так сказать. Ну, просто, когда мы спали, у нее всегда было такое тяжелое дыхание, которое порой меня очень и очень сильно провоцировало…Но я держался! — Их-хи-хи! — послышалось за моей спиной, я резко обернулся и нос к носу столкнулся с Леной. Она улыбалась как-то дьявольски и смотрела на меня безумно. Безумно, не в смысле, что мое сердце начало таять от умиления или чего-то еще, безумно, в смысле — я испугался за свою жизнь… — Доброе утр… — я не успел договорить, девушка заткнула меня поцелуем, так резко и грубо, что я лишь испугался еще больше. Я схватила меня за шею и подтянула к себе, не выпуская своего языка из моего рта. Мне нравилось. Но. Но мы все еще находились в машине, которую я, как бы, вел. Поэтому мне было страшно теперь вдвойне — или в аварии погибнуть, или от Лены… И последний вариант мне нравился меньше всего. Честно сказать. Я судорожно начал давить на педаль тормоза, и уже через пару минут автомобиль был припаркован у обочины. Лена усмехнулась и быстро села обратно, продолжая злобно хихикать. Я уж подумал, что она на свои губы яду нанесла, а я стал ее жертвой…Но эти мысли быстро смелись очередным поцелуем девушки. Она пересела на переднее сиденье ко мне и рассмеялась, как ребенок, ей Богу, как ребенок! Я подхватил, но смолк через секунду же, как только в Лениных руках сверкнул ключ зажигания. — От-дай. — по слогам произнес я, медленно тянясь к ее руке, но Лена, будучи натурой противоречивой, сделалась вдруг невинной овечкой и, надувая губы и готовясь заплакать, теперь смотрела на меня. — Отдай. — медленно повторил я, обхватив ее руками и прижав к себе. По телу пробежал разряд тока, все тепло я почувствовал приливом в низу живота, и мне тут же пришлось отпустить мою жертву, которая, кажется, даже немного приуныла от этого. — Давай не поедем… — проканючила девушка, жалобно смотря в мои глаза. Я помотал головой. Она швырнула ключи в открытое окно и ангельски посмотрела на меня. — А-та-та! Ты чего творишь?! — тут же возмутился я. Она показала мне язык и вжалась в кресло, когда я, сердитый и рычащий, приблизился к ней. — Ну все, Ле-на. А вот и первое наказание для жены… Пхах, она еще и не знала, что я предусмотрел такой вариант, и в кармане моем покоились запасные ключи…И-хи-хи!