Дотянуться До Звезд

— Тра-та-та! — загорланил Леха, когда все книги из шкафа попадали на него. Фактически, весь книжный арсенал семьи парня оказался на полу с неимоверным грохотом, как и он сам. Он невозмутимо стряхнул с себя тяжеленные фолианты, взял один из них в руки, самый неприметный, раскрыл его и достал какой-то листочек, сложенный вдвое. Все парни с интересом сели кружочком вокруг Лехи, который с важным видом развернул бумажку и оглядел всех присутствующих надменным взглядом. — Что это? — первым голос подал Макс. Он с нетерпением потирал руки и косился в сторону Лехи, щурясь как лиса какая-нибудь. — Это? — небрежно переспросил тот и потряс листочком. Макс кивнул. — Это аварийное письмо! — Аварийное письмо? Что за чушь?! — возмутился Паха, глотнув виски из бутылки, которую не выпускал из рук. Все притихли, стало слышно, как на кухне проказничает кот, тишина вступила в свою полную власть, и теперь ничто не могло ее нарушить каким-либо нелепым звуком. Леха вскинул брови, испуганно глядя на листок, и стал медленно разворачивать его с противным бумажным шуршанием. Знаете, когда разворачиваете старое письмо от друга, а оно так шуршит исписанным насквозь листом бумаги и пахнет деревом и старым мылом… Парень оглядел всех, а потом закрыл глаза, быстро-быстро задышав. — Ну, что там?! — не стерпел Костя. Он выхватил письмо из рук Лехи и начал читать его вслух. „Дорогие ребята, это я, Лена…Знаете, что, милые мои? Не будем начинать с плохого, начнем с хорошего — раз вы читаете это письмо, значит, с вами все хорошо: вы целы и здоровы, и, самое главное — способны разговаривать и что-то делать с этим. А теперь о плохом — если вы читаете это письмо, значит, все не очень в порядке со мной… Знаете, парни, что бы я там не натворила, что сейчас Лехе пришлось отдать вам этот листок, знайте, вы — мои самые лучшие друзья, моя опора и поддержка, моя вторая семья, мое все! Моя группа, моя любимая группа… Леха, знаешь…“ — Костя замер, переводя дыхание. — Дай сюда! — Леха вырвал из его рук письмо и нервным, заикающимся голосом продолжил. „…мне всегда казалось, что ты не очень-то хотел к нам в группу, что ты не очень-то хотел вообще что-либо. Но при близком знакомстве с тобой эта мысль отпала сама собой. Знай, чувак, ты прекрасен! С тобой очень весело и круто, и пусть, что в школе мы не очень общались, зато после нее мы стали кем-то большим друг для друга, чем просто знакомые!“ Парень опустил руки, уставившись прямо, не моргая и ничего не говоря. Вообщем, он стал выглядеть, как Костя — тот тоже сидел, потерянно смотрел в даль, так отсутствующе, не дышал, не раскрывал рта, не двигался, вообще ничего не делал. — Это все? Все, да? — спросил Макс, взяв в руки бумажку. – А, не все… «Дорогой Макс, если ты сейчас читаешь это — не злись, я не хотела, чтобы так вышло. Понимаешь? Ты очень хороший менеджер, и пусть, что с утра ты орешь на нас за то, что проспали, и пусть ты иногда пинаешь нас и даешь подзатыльники, я-то знаю, что ты любя! Дорогой Костя! Костя…Костян! Как много мы пережили с тобой во время учебы! Были дни, когда я была готова сжечь тебя на костре, были и такие, когда я была благодарна тебе до глубины души, но тех, когда мы вместе угарали и смеялись, все-таки было больше! Не печалься ни о чем, ни о том, что происходит сейчас, ни о том, что будет потом! Это жизнь! Каждый ошибается. Помнишь, ты говорил мне, что хотел создать группу без меня? Так вот, я тогда подумала, что какой ты козел, какой ты гад…А сейчас понимаю, что если ты читаешь это, то все…Ты прав, проект нужно было создавать без меня, человека-косяка… Дюшан! Ах, Андрюха! И дня не могу прожить без твои подколов, чувак! Ты не представляешь себе, и дня без твоих дурацких двусмысленных намеков! Боже, надеюсь, что ты не сердишься на меня…Хотя, я по сути и права-то на это не имею. Прости. И наконец, всеми любимый и обожаемый, наш смышленый и неподражаемый, ПОГОПОДОБНЫЙ ПАХА! Знаешь, ты мне нравишься, чувак. За свои шутки-минутки, за свои глупые поступки, за свое „Дибила-говна!“, за свою улыбку и рыжие волосы! Я помню, ты не очень-то верил, что я научусь играть в баскетбол, думал, что я полнейшее дно…А оно, видишь, как обернулось…Я умею. Я научилась. Я смогла. Пхах. Ребят, я понимаю, что все мои душе-излияния сейчас не очень к месту, так как вы, очевидно, находитесь в полной жопе…Но все же — простите меня. За все. Простите. И, знаете, что? СПАСИТЕ МЕНЯ, РЕБЯТА! Спасите…» — Макс смолк, комната наполнилась тишиной, все молчали и смотрели куда-то вдаль, куда-то не туда, куда нужно. Было жутко, по коже бежала дрожь, и это ощущение двойного предательства и в то же время просвещения не покидали сейчас головы парней. — Отныне я — Павел великолепный! Павел ПОГОПОДОБНЫЙ! — констатировал Паха с идиотской улыбочкой на лице. — Сильно. — тактично кашлянул Миха, сложив ладонь рупором. Все глянули на него, он пошатнулся от сборища взглядов и сжал губы плотнее. — Что я не так сказал? .. — Да все нормально, ты прав. — подал голос Костя. Он встал, выпрямился в полный свой немалый рост, спокойно взял бутылку из рук Пахи и опустошил ее до дна, до последней капли. А затем, вытерев губы рукой, похлопал себя по животу и удалился на кухню, шаркая голыми пятками по полу. Комната вновь умерла на минуту, пока Костя не вернулся назад. В его руках сверкал листок бумаги и маркер. Парень присел рядом с Пахой, туда, где сидел, взял в руки одну из книг, что рассыпал Леха, подложил под листок и выжидающе посмотрел на остальных. — Чо? — оторопело спросил Андрей, почесав затылок. Его зеленые волосы колыхнулись, он глупо посмотрел на Костю и изящно изогнул одну бровь. Его хриплый голос, хриплый и усталый голос вызвал у парня грустную усмешку, он помотал головой и перевел взгляд на того, кто более или менее мог говорить различимо и нормально, на того, у кого в голове зрел коварный план по рушению Лениной жизни, на Макса. — Что? — кашлянув, спросил тот, обхватив свои голые плечи руками. Костя наклонился вперед, почти достал кончиком носа до руки Макса, но вдруг отдернулся назад и что-то быстро начал писать. Все зловеще посмотрели на Макса, как будто Костя успел передать им план своих действий телепатически, а менеджер сейчас один не врубался в то, что происходит. — Да что?! — Парни! — позвал их Костя, закончив строчить. — А? — в голос отозвались те. — Я придумал, кажется… — Придумал что? — спросил Миха, подсаживаясь ближе. Он стал любопытно заглядываться на листок в Костиных руках и облизывать сухие потрескавшиеся губы, потирая напряженные руки друг о дружку. — Во-первых, мы должны спасти Лену, как она и просила в своем „Аварийном“ письме, — как из ведра начал он, все время морща нос и смешно дергая им из стороны в сторону. Вены на его тощих руках проступили еще более отчетливо от напряжения, которое сковало его по рукам и ногам, теперь не давая сделать чего-то лишнего. Поэтому он продолжил, сутулясь и всматриваясь в собственно написанные слова на бумаге. — Спасибо, Кеп.. — буркнул Леха, надувшись, как шарик. — Есть что-то посерьезнее? Или у тебя все в духе этакого новаторского миропреображения? Нам действия нужны, чувак, не слова! — Во-вторых! — с нажимом на конец продолжил Костя, серьезно посмотрев в глаза своего красноволосого друга. — Во-вторых, сейчас мы не должны мешать Лене и ее планам, ибо патамушта! Ибо патамушта может произойти нервный срыв, ребятки, у нашей Ленки, да и не только у нее. У нас с вами, кстати, тоже! — Просветил, так просветил! Ничего не скажешь! — недовольно заметил Паха, забулькав от злости. — Цыц, Багратион, не бугурти здэсь, я тя прошу! — встрял Андрюха, помахав рукой перед Пахиным лицом. Тот покраснел от злости и раздражения, но говорить ничего не стал. — В-третьих, я немного видоизменил план Макса, так сказать, доработал! Поэтому, подтяните ваши штанишки, приготовьтесь к экшну! Тро-ло-ло, мазафака! — как сказала бы Лена! Слушаем… *** — Ага, коне-е-ечно… — протянула девушка, цепляясь пальцами за мою футболку. Я улыбнулся. Что творила со мной эта девчонка? Что, что творила? Зачем, зачем она сводила меня с ума собой, зачем сводила? Я спокойно дышать перестал, ну зачем же?! Не могу я спокойно спать по ночам, что там дальше… Мне теперь каждый день тяжелее все, я держу себя, словно дикий зверь. Я бы заобнимал ее до смерти, но она мне живой нужна! .. Я не мог пройти мимо нее, когда она шла с кухни с чашкой кофе, я обязательно должен был притянуть ее к себе и поцеловать, погладить по голове, ну и выпить ее кофе, разумеется! Ее пшеничные волосы заменили мне солнца свет, я теперь не хочу в окно каждый день смотреть, я теперь могу на улицу не выходить, потому что мое персональное солнышко у меня на коленях сидит. Я теперь могу воду не пить, я могу теперь только захлебываться желанием быть рядом с ней. Я теперь вообще могу не дышать, мой воздух, мой кислород — всегда в избытке и со мной! Теперь я готов был часами напролет думать о ней, прикасаться к ней, засыпать рядом с ней. Хах, раньше мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь я сам буду инициатором свадьбы, что я когда-нибудь буду так сильно жаждать ее сладких губ…Что это со мной? Да что она творит?! Что она делает со мной одним только взглядом?! Она убивает меня, казнит. Она лечит меня, спасает. Поднимает и опускает. Она в сердце свое пускает и оттуда не выпускает. Боже, она теперь — мое все: моя семья, мой друг, моя подруга, моя мама, мой Брэд, моя девушка, просто М.О.Я… — Мэтт? Мэтт? Мээт! — я очнулся от своих размышлений, Лена махала рукой пред моим лицом, сердито хмуря брови и морща нос. Я не стал вдаваться в подробности ее недовольства, просто схватил за плечи и резко притянул к себе, касаясь своими губами ее губ. Она сразу же престала сопротивляться, была мягка и податлива, как пластилин, с которым я был волен делать всем, что я хочу. — Ты меня слушал? Или нет? — недовольно продолжила девушка, как только я выпустил ее, перестав целовать. Я обреченно кивнул, улыбаясь. — У нас самолет через час, а ты до сих пор не одет! — Так оно же даже удобнее… — я не мог насытиться ее ароматом ванили вдоволь, мне было катастрофически мало ее губ, ее нежных рук. Я откинул в сторону стопку одежды, которую Лена пыталась запихнуть в чемодан, и вновь пригвоздил ее к кровати, еле дыша. А затем склонился над ней, над ее светящимся лицом, и вдохнул ее аромат, этот аромат, который тут же опьянил меня до потери сознания. Я рассмеялся, крепко обнимая ее и ложась сверху. — Мэтт…Мэтт! Уолст, блин, я еле дышу!