Дотянуться До Звезд

Паренек поводил длинными пальцами по запотевшему стеклу автобуса, убрав телефон в карман. Разговор так резко оборвался, что он даже не успел сказать самого главного, всего того, что не успел сказать четыре года назад, когда вдруг понял, что не смыслит без этого чучела своей жизни. Воздух рядом наполнился ароматом легких душевных страданий, стало легко дышать только у открытого окна, ветер из которого раздувал футболку на жилистом теле и ерошил мокрые волосы, на которых лежало полотенце. Его покрасневшие от уличного холода пальцы, которые сжимали мышцы напряженной шеи, почти совсем не шевелились. Он и сам почти не шевелился, все думая над этим неожиданным звонком и несказанными словами. Непонятные эмоции копошились в нем, словно рой надоедливых мух, и он не мог сосредоточиться ни на чем другом, кроме мыслей об этой забавной девчонке. Он никогда раньше не думал о ней, он вообще раньше не думал ни о чем, кроме учебы, ему было безразлично все, что происходило вокруг — оно просто было для него, и все. На консультациях по английскому каждую среду, он пытался незаметно повернуть голову и посмотреть на нее, на то, что она делает. Но каждый раз он боялся столкнуться с ней взглядом. Правда, еще больше он боялся с этим взглядом не столкнуться. И с каждой средой он все смелее стал оборачиваться на ее золотистые волосы и голубые глаза, но с каждой средой они все реже стали сталкиваться взглядами, и это почему-то ранило его до глубины души, от чего хотелось лезть на стену и скрести ее ногтями. — Ле-на… — выдохнул он, прильнув горячим лбом к холодному окну. Волна холода ураганом пронеслась по телу, и это неожиданная легкость после произнесенного имени заставила улыбнуться. И он улыбнулся. Вечер продолжа ткать закат, время от времени вплетая в алое полотно розовые облака и оранжевые лучи, автобус продолжал нестись по ровной дороге, увозя с собою вагон ожиданий. *** Я проваливалась в сон, но настойчивые поглаживания Мэтта по моим рукам не давали окунуться в сон с головой, поэтому, находясь в состоянии полусна, я неохотно отвечала на ласки мужчины. — Что не так? — резко спросил он, отстранившись. Я не нашла, что ответить, просто улыбнулась и отвернулась к стене, закрывая глаза и засыпая. Закатный свет окрасил номер в красные оттенки, я чувствовала дыхание Уолста над собой и все не могла понять, почему не хочу отвечать на его поцелуи и поглаживания. Из головы все никак не лез этот вечерний разговор, который вскружил мне голову, постепенно пытаясь заставить отказаться от своей мечты. Я упорно сражалась с этим чувством побежденности, заставляя себя думать только о том, что тур уже кончился и теперь можно делать все, что пожелает мое сердце и сердце Мэтта. — Все прекрасно… — сладко пропела я, перебравшись на его грудь и тихо сопя себе под нос. Мужчина обхватил мое тело руками и накрыл нас одеялом. Через пару минут он уже сладко спал, а вот мне все не спалось. Мне все думалось о моих юных летах. О моих юных «любвях». О моих юных ошибках… Что же это было? Нет. Я не хочу снова влюбиться, уже в четвертый раз сломать свою жизнь. Я не хочу бессонными ночами заливать подушку слезами. Я не хочу царапать свои запястья, в надежде, что лезвие нечаянно войдет глубже. Я не хочу надевать на себя дежурную улыбку, когда прохожу мимо. Я не хочу. Сжавшись в комок, я прижалась к теплому телу Мэтта. Страх. А что, если мое сердце все же падко на этого Мишу? Что, если увидев его, мне будет не нужен Уолст, моя мечта? Что же будет, если я увижу серо-зеленые омуты его глаз и снова утону в них? Мне было страшно ощущать это горько-сладкое ощущение недосказанности и легкого неведения, мне с отвращением доводилось думать о том, что я предам Мэтта. Мне не хотелось об этом думать. Но думалось. Злость. А что, если мое сердце все же разобьется опять о его равнодушие? Что, если увидев его, я опять замру, а он пролетит мимо, сделав вид, что не заметил моих дрожащих губ? Что же будет, если он опять усмехнется мне в лицо? Мне было отвратительно и мерзко вспоминать, как он отворачивался от меня, будто бы я — последнее, что он хотел видеть перед смертью. В моих жилах кипела кровь, когда я видела, как он в открытую игнорирует меня… Ненависть. А что, если я опять останусь в дураках, с осколками этого чертового сердца, и вечно буду обречена любить его до конца своих дней так слепо и безропотно? Что, если увидев его, во мне взыграет не человеческое желание убивать и я послушаюсь? Что же будет, если он опять даст мне повод ненавидеть его еще больше, чем есть уже? Мне было яростно плевать до того момента, до того момента, когда я, ничего не подозревая, распечатала белый и совсем обычный конвертик, кое-где успевший пожелтеть от времени. Что же это снова? Что же творится в моей душе? Кто и с чем борется там, желая восстановить справедливость и отмстить мучителю за все годы унижений и страданий? Грусть. А что, если это всего лишь мои желания? Желания сделать то, что сделать мне не удавалось никогда? Что, если увидев его, я захочу вновь ощутить ту сладкую боль, от которой страдала так долго? Что же будет, если я все-таки влюблюсь снова? Мне было невыносимо больно от одной только мысли, что все мои мечты пойдут крахом, что я никогда не смогу, улыбнувшись, заглянуть в его глаза, ни-ког-да. Немой крик рвался наружу, пытаясь забрать с собой и привязанность к этому парню. Кем он был для меня? Я уже и сама не понимала. — Гадский Миша… — зло прошептала я, закрывая глаза и погружаясь в сон. *** В воздухе витало напряжение, я не могла пошевелиться, мое тело было сковано стальными цепями, что морозили кожу. Железный лязг цепей рядом заставил меня вздрогнуть. Я медленно повернула голову и, О БОГИ, там был Миша! — Чего смотришь? Помогай выпутываться! — сердито бросил он. — Где мы? — я осмотрелась. Мы висели над пропастью, откуда доносились крики, визги и стоны, от которых по спине бегалим мурашки. Миша усмехнулся, начиная раскачиваться. Не нравилась мне эта его усмешка — было в ней что-то дьявольское, что цепляло за душу и мешало спокойно дышать. — Над пропастью сердец. Кто первый свалится — мертвец, — вдруг стихами заговорил парень и голос его стал до ужаса страшным, как из ведра. Он посмотрел на меня своими почерневшими глазами и расхохотался, разразился своим дьявольским гоготом, от которого я зажмурилась, пытаясь проснуться. Но ничего не выходило, как бы я не хотела проснуться — ничего не получалось. Я давно поняла, что это сон. Его липкость обволакивала каждую клеточку моего тела, и это сладкое предвкушение беды сводило с ума, будто я пыталась убежать от убийцы, в руках которого сверкал нож. — А кто останется — влюблен. Я не влюблен. Я покорен. — Мишаня, ты чо, курнул?! — не своим голосом заорала я, как только он, раскачавшись достаточно сильно, начал раскачивать меня. Высвободив свои руки с трудом, я попыталась распутать цепи на своем теле, но все это было бесполезно — их словно запаяли на мне. Миша сжал зубы, начиная биться о меня, тоже пытаясь вырваться из цепей. — Я не хочу быть вечно влюблен! Я не хочу! — кричал он, цепляясь за меня пальцами своих тонких рук. — Я тоже, сука, я тоже! — с досадой в голосе горланила я, озлобленно рвя на себе железные веревки. — Боже, нет! — вскричал он, вырывая свои руки из железных оков и начиная разрывать их на мне. — Нам нужно упасть вместе!!! — НЕТ! СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! НЕТ! НЕ СМЕЙ! НЕТ! НИКОГДА В ЖИЗНИ! НЕТ! — я проснулась с дикими воплями, но Мэтт, похоже, их не услышал, продолжая мирно сопеть у меня под боком. Опустившись на подушку и почувствовав на себе весь ее холод, я в миг протрезвела, разглядывая потолок и тут же задумываясь о своем сне. *** Она отдалилась от меня за последние пару дней…Она остыла ко мне на глазах…Что я сделал не так? Где я допустил ошибку? — я лежал, широко раскрыв глаза и глотая никотиновый дым, выдыхая колечки перед собой. Лена лежала на моей груди, мирно спя и совсем не подавая виду, что пару минут назад с криками и диким ором проснулась. Я решил сделать вид, что сплю, и посмотреть, какова же будет ее реакция. Реакции не последовало. Ну вот. Еще один химик Мэтт Уолст грустит в этом ничтожном мире из-за не прошедшей реакции. Тур Лениной группы закончился сегодня, и теперь она была полностью в моей власти. Или это я так считал? Я уже и сам не знал, что мне делать, что мне говорить, что мне чувствовать… Меня будто бы парализовало, все внутри меня теперь не было живо, и даже мое сердце, что так яро любило эту девушку, теперь начало остывать. Где же та великая любовь, о которой я был готов кричать на каждом шагу? Где же тот запал, с которым я целовал ее нежные бархатистые губы? Где это все, то все, что так ласкало душу?! .. Сжав в кулаке сигарету, я держал ее там до тех пор, пока на руке не остался ожег от этого маленького огонька. Что-то так же жгло меня изнутри. Почему все рушится, не успев начаться? .. — Лена! Лен! Ле-е-ена-а! — я растряс девушку за плечо и поцеловал в щеку. — Я люблю тебя… *** Мои щеки залил привычный густой румянец, я посмотрела на Мэтта с нежностью в глазах, и потянулась к нему, падая в его мягкие объятия и забываясь совсем. Как же мне не хватало его. Такого простого и душевного Мэтта Уолста, который говорит мне, что любит и нежно обнимает за голые плечи, обдавая жаром своего тела. Как же мне не хватало его американского акцента и глуповатой улыбки, которая была способна вернуть к жизни за пару секунд. Как же мне не хватало его самого. Только его. Моего. Моего Мэтта Уолста.