New mutation

</i>"Я ученый и чародей, целью моей жизни является помощь людям. Я чувствую, когда кому-либо нужна помощь. Действительно нужна. И если этот "кто-либо" достоин, он узнает во мне человека, когда я совершенно бездарно пытаюсь изображать Автомат-предсказатель. Так сложилось, что первыми и на сегодняшний день единственными, которым я оказал услугу, стали четверо черепах-мутантов. Однако вчера, когда после трехнедельной разлуки я снова повстречал своих старых знакомых, то угодил в ловушку, устроенную Шевронианскими "певцами". Их глава Тико Чона осудила меня и приговорила к смерти в два часа пополудни. Сейчас я сижу где-то в районе Нью-Йоркских доков, в тесной камере, положив голову на прутья решетки, и думаю, почему у меня такое странное имя: Франсуа Ноктерн де Ку-Бертен..."</i> В тот вечер, когда после долгого перерыва парни снова почувствовали тяжесть панциря, а Тико Чона, ее свита и Чародей растворились в воздухе после неудачной попытки ниндзя освободить де ку-Бертена, тьма плотной пеленой окутала каменные джунгли Нью-Йорка, нависнув над городом свинцовым покрывалом. Над головой Рафаэля гудели рессоры подземных поездов. Такой знакомый с детства звук сейчас не мог успокоить Бунтаря: "Все было напрасно..." Перед его глазами то и дело всплывали картинки прошедших дней. Как ни странно, он совсем не думал о том, что произошло, как о каком-то чуде, по его мнению, это было вполне естественным и даже предсказуемым развитием событий. Но думал Раф в первую очередь об Эйприл. "Как же, наверное, отвратительно ей должно быть сейчас", - говорил про себя Бунтарь. "Видеть перед собой не человека, а зеленую пупырчатую черепаху, бррр...." - поморщился он. Сердце Рафа, казалось, на миг сжалось в комок, его могучие плечи дернулись. Сейчас он, как никогда раньше, испытывал отвращение к себе и своему облику. "Она больше не должна меня видеть. Никогда. Как же мерзко ей будет снова припомнить все, что между нами произошло, а потом снова увидеть меня... таким", - он с силой ударил кулаком в полуразрушенную стену подвальной комнаты на нижнем уровне, прямо под "Убежищем". В это же время Леонардо, Донателло и Микеланджело сидели в покоях учителя Сплинтера. Тот величаво расхаживал промеж них, оглядывая каждого, как в первый раз. - Что я могу сказать вам, дети мои, - говорил мастер тихим и размеренным голосом, - все, что посылает нам небо, хорошее или плохое, дается нам не просто так. Майки тяжело вздохнул, не поднимая головы. - Но я могу уверить вас, мои сыновья, что человеку, который любит кого-то больше своей жизни, не важно, болен ты или здоров, красив или уродлив, богат или беден, он по-прежнему останется рядом. Кстати об этом, где ваш брат Рафаэль? Все трое переглянулись. - Кажется, я знаю, где он, учитель, - подал голос Микеланджело, позабыв о том, над чем грустил еще секунду назад, - я возьму с собой Донни. - Откуда ты знаешь, где он? - спросил младшего брата черепашка в очках, когда они вдвоем спускались по темным потайным коридорам на нижний уровень подземелья. - Это же элементарно: когда жизнь идет наперекосяк, люди возвращаются к месту, где когда-то все началось. У Рафа с Эйприл все началось с фортепиано, помнишь? Дон растерянно пожал плечами в темноте. - Ну ты что?! Мы с Лео тогда черепашьей корью болели. - Боги, и ты еще что-то помнишь? Ты же был в бреду, звал Джимми Хендрикса и обращался к учителю не иначе как: "профессор Дамблдор"! - Ну и что? Это не мешало мне слушать. Раф тогда играл нам "Пляску смерти", поганец, все шутил. Тогда накануне вы еще где-то откопали какой-то старый синтезатор, вроде, Weltmeister, и он решил его испытать. Звучало оно не очень, но тогда мне казалось, что нет музыки сильнее Сен-Санса. А Эйприл принесла нам куриный суп и так тихонько из кухни слушала, как играет наш "супер-герой" в красной маске. - Насколько я помню, того синтезатора я больше не видел. - Да, Раф его сломал. Знаешь, об стенку так приложил со всей силы. Все "противным" себя называл. - Дверь заперта, - Донни направил пучок света от фонарика на темную дверь в расщелине между обвалившимися перекрытиями, - Изнутри, - добавил он чуть погодя. - Я точно знаю, что он там. Не иначе. Панков ловить в Гарлем он точно сейчас не пойдет, а в комнате около портвейна его нет. - Иногда твоя логика меня поражает, - с сарказмом сказал ему Дон. Майки припал к двери всем телом, приложив ухо к выкрашенной в черный цвет сплошной шероховатой поверхности. - Там какое-то движение. Чего доброго, еще фортепиано подожжет, - забеспокоился младший брат, - Определенно: надо ломать дверь. - А просто постучать ты не пробовал? - Ты когда-нибудь видел, чтобы Раф открывал дверь, когда в нее "просто постучат"? Ты вообще когда-нибудь видел, как Раф открывал дверь? Я уверен, он и внимания не обратит, если мы ее выломаем. Вот! - Майки резко обернулся в сторону шума, донесшегося из-за двери, его глаза бешено заблестели в темноте, - Чувствуешь? - он показательно пошмыгал носом, - Горелым запахло! Я говорил, я предупреждал?! Все, сейчас я снесу эту чертову дверь. Через минуту Микеланджело верхом на Донателло влетел в узкую комнатушку с криком "Джеронимо!", где у фортепиано сидел, сгорбившись Раф, без интереса созерцавший, как в маленьком костерке у его ног пляшут багровые язычки пламени. - Эй, Раф, ты что, не сжег фортепиано? - растерянно глядя на старшего брата, проговорил Майки, удивленно хлопая ресницами. - Нет, придурок. Жизнь не так противна, чтобы гробить последние прекрасные вещи. - Вообще-то, ... - попытался возразить Дон. - Заткнись, - сухо отрезал Раф. Ему было совершенно безразлично, что собирался сказать очкарик. - Отец волнуется. Ты бы поднялся, - внимательно изучая пол комнаты, сказал Вундеркинд. - Да, - присоединился Майки, - приобнял бы его так, сказал... Дон ткнул младшего брата локтем в бок, чтобы тот заткнул свой рот. Раф по-прежнему делал вид, что ничего не слышит. - Какая прелесть, тупица, - вдруг прохрипел он после минутной паузы, обернувшись к Майки, - Я смотрю, ты уже обрадовался своему треклятому панцирю. Что, гордишься ростом, дебил-переросток? А то все ты себя коротышкой считал! Зато теперь будет удобно менять лампочки в ванной! Мечты сбываются, стоит только расхотеть... - Пошли отсюда, Майки, - тихо сказал Дон, повернувшись к двери с твердым намерением уйти. - Подожди, мозгляк, - оборвал его Раф. Он тяжело вздохнул, словно делал над собой усилие, - Что сказал отец? И тут Микеланджело просиял, поняв, что несмотря на всех монстров, живших в душе его старшего брата, он (Рафаэль) всегда оставался, в первую очередь, человеком, а уж затем огромной и очень брутальной черепахой-мутантом. Когда "супер-герой в красной маске" вернулся наверх в компании младших братьев, они нашли Леонардо и Сплинтера в оружейной. - Я старался не трогать вас в последние дни, - говорил мастер, положив сухие руки на колени, - чтобы вы пожить смогли, как хотели. Волновался я, однако: разговор этот про пестики, тычинки... я совсем позабыл о нем. Я слишком много времени уделял тренировкам вашего тела и духа, но ничего не рассказывал вам о том, как следует вести себя с женщиной... - Не волнуйся, отец, - влез в разговор Майки, плюхнувшись на ковер между Рафом и Доном, - за Вас это сделал Интернет. Сэнсэй лишь покачал головой. Прошел один день... Для парней этот вторник казался бесконечно долгим и монотонным, словно хромая улитка, ползущая по этой нескончаемой дороге жизни. Как грустно было теперь: обстановка в "Убежище" уже второй день сохранялась траурная. Обитатели дома, медленно передвигая конечности, ходили из комнаты в комнату, молча оглядываясь по сторонам, словно видели все впервые. В воздухе повисло напряжение. Братья не здоровались друг с другом, за завтраком ели молча и без аппетита, а сразу после тренировки разошлись каждый по своим комнатам. Все четверо чувствовали вину главным образом перед Чародеем, который за их две с половиной недели счастья должен был заплатить собственной головой. Однако, никто из четверых совершенно не представлял, как ему помочь, ведь в ту же ночь, когда обратная трансформация черепашек завершилась, все певцы, Тико Чона и Чародей испарились в воздухе, исчезнув со всех радаров Донателло. Кстати, о нем. Он, по иронии судьбы, оказался единственным, кто не успел толком объяснить своей девушке тайну своего происхождения. И хотя она догадывалась, кто в действительности ее спас, все же мысль о том, что это в самом деле была черепаха-мутант, а не видоизменившийся посредством воспаленной фантазии парень, нормальному человеку в голову прийти не могла. Майки, в отличие от всех братьев, в тот же вечер (после трансформации) вернулся в Нью-Йорк и все объяснил Ники. Реакция девочки, вопреки ожиданиям, оказалась не просто адекватной, эта рыженькая весь вечер не отпускала от себя Микеланджело, кружа вокруг него и оглядывая друга со всех сторон. Казалось, в таком облике он ей нравился даже больше, чем когда был человеком. Эллин со своего подоконника тоже слушала рассказ Весельчака, обхватив руками колени, размышляя про себя, почему в жизни все так странно? Как только ты встречаешь хорошего парня, то спустя время непременно узнаешь, что он либо громко хрюкает, когда смеется, слушает Джастина Бибера или носит белые носки с сандалиями или... или живет в канализации и называет здоровую крысу размером с горшок для цветов "любимым папочкой". - Успокойся, сестренка, зато теперь у нас одновременно есть и парни, и домашние животные, - улыбаясь, говорила Ники, как только Микеланджело покинул ее квартиру. Эллин недовольно фыркнула неудачной шутке сестры, одарив ее укоризненным взглядом. Она побелела сильнее обычного, ее глаза заблестели. - Никто в этой жизни не идеален, - пыталась отвлечь сестру Ники, - Мне вот, к примеру, все равно. - Зоофилка. - Еще слово, и я вспомню, кто твой парень, - посерьезнев, ответила ей девочка. - Неужели тебе их не жаль? Они отличные ребята, и они совершенно не виноваты в том, что случилось. Этот Чародей еще... Но я ни за что не поверю в то, что ты не станешь скучать по своему очкарику. А ему представляешь, каково: всю жизнь ждал, дождался, пожил пару недель, и снова пошло поехало... Ты слышала, что сказал Майки? "Он тебя любит!". Любит, понимаешь? Вот тебе, кроме меня и бабушки, кто-нибудь говорил о том, что любит? бьюсь об заклад, что нет. - Мне он об этом тоже не говорил. - Что совершенно не означает, что это неправда. Он, быть может, собирался. Вы всего пару недель знакомы. А ты-то, небось, сама втрескалась в него, как девчонка, а теперь признаться себе в этом стыдишься. - О, я влюбилась, точно! Ты видишь меня насквозь! - с сарказмом ответила Эллин, ядовито взглянув на сестру. Ники поежилась. - Не ерничай, Лин, уж меня ты не обманешь. - Да я... вообще-то не собиралась. Конечно же, Майки не мог не услышать этот разговор. Он вымок до нитки, повиснув на карнизе прямо под окном комнаты Эллин, только ради того, чтобы услышать от самой Эллин эти самые слова. И естественно, чтобы потом передать их любимому брату. Тот, узнав все подробности встречи Весельчака и сестер О'Брайан, долго пребывал в глубокой растерянности. Чтобы отвлечь себя, он много часов сидел за своим столом перед большим монитором, перебирал свои датчики, стараясь поймать сигнал с шевронианского костюма, но тщетно... К концу вечера он совсем отчаялся наладить свою технику. - Что с тобой, Донни? - спросил голос Леонардо откуда-то сверху. Вундеркинд поднял голову, выпрямился на стуле и, стараясь прогнать остатки сна, посмотрел на брата. - Как работа? - Да никак. Все без толку! Нет этих певцов, испарились они словно! как будто и не было их никогда. - Не переживай, - ответил ему Лео, положив руку на плечо брата, - там Майки на твой изюм покушается. - Да ну и черт с ним. - С Майки или с изюмом? - С ими обоими. Никогда не чувствовал себя хуже. Никогда не было так стыдно, Лео. Больше скажу, НИКОГДА мне не было стыдно. Ни перед кем. А теперь я готов сквозь землю провалиться... да, собственно, тут недалеко. - Ты прекрати это, брат. И знаешь, что, навести-ка свою радиоведущую. - Нет. - Почему же? - Ну как ты себе это представляешь? Лео нахмурился, стараясь подобрать слова, а затем сказал: - Начнем с того, что она как минимум должна быть тебе благодарна. Она ведь знает про пожар? Дон кивнул словам брата. - Хорошо, - продолжал Лео, - давай по-другому. Эллин тут в отпуске. Не смотри на меня так. Я все знаю. Когда последний день? Ах завтра... Что ж, давай, брат, дерзай. А по поводу вранья: ты недоговаривал, а не лгал, честный мой братец. Жизнь - она вся соткана из потерь. Так или иначе, просто исчезать будет неправильно. Я, кажется, тебе уже об этом говорил. - Я помню тот вечер: пришел, чтобы сказать "прощай", а получилось... - Видимо, это у нас семейное, - задумчиво улыбнулся Лео, похлопав брата по плечу, и покинул компьютерную комнату, оставив Дона наедине с его мыслями. В течение часа в Бруклине... Бушевала гроза. За окном гремел гром, отчего слегка подрагивали стекла, вспышки молнии то и дело пронзали густое и глубокое полотно ночного неба острыми изогнутыми пиками. Посреди комнаты девушка укладывала вещи в чемодан. Абсолютно никакие мысли не занимали ее голову в данный момент, кроме, пожалуй, темы об отсутствии зонтика. Светлые волосы Эллин хаотично ниспадали на ее лицо, плечи и спину неровными растрепанными локонами, лицо девушки раскраснелось, а правый рукав ее блузки был спешно завернут до локтя. За окном послышалось какое-то движение. Девушка обернула голову в сторону звука. "Ветер, наверное", - подумала она и вернулась к чемодану. Неожиданно горячей стрелой мысль пронзила ее сердце, в нем затеплилась надежда. "А что если..." Эллин подбежала к окну, подняла вверх раму и по пояс высунулась на улицу. "Нет, это глупо" - решила девушка, глядя в беспросветную стену дождя. Она влезла обратно в комнату и встала напротив своего чемодана, скептически посмотрев на него сверху вниз, словно это был вовсе не чемодан, а дрессированная собачка, готовившаяся поразить беспристрастную зрительницу чудесами дрессировки. В действительности же, молния на боку сумки заела и не поддавалась, из-под нее предательски высунулся уголок клетчатой синей рубашки. - Ну что это... - блондинка наклонилась к сумке, стараясь совладать с молнией. Щеки девушки раскраснелись, она уже была готова начать психовать, но... - Тебе помочь? - раздался знакомый голос у нее за спиной. По телу девушки прошел эклектический импульс, отдавшись сладким томлением в легких. Она обернулась. У окна щелкнул тумблер выключателя, свет внутри погас. В глазах Эллин отразился панический ужас: прямо у окна надо всем возвышалась гигантская атлетичная фигура. Мощные ноги венчали только два пальца, локти и колени скрывала защита, за спиной виднелся огромный узорчатый панцирь, а с лоснящейся толстой зеленой кожи на пол медленно скатывались крупные капли дождя, на носу существа поблескивали очки. Девушка с приоткрытым от удивления ртом секунду смотрела на вечернего гостя, не в силах поверить собственным глазам. - Донни? - смогла сказать она сдавленным голосом. Фигура кивнула. Эллин сделала над собой усилие и приблизилась к мутанту. - Так странно... - она запрокинула голову вверх и заглянула в большие зеленые глаза Дона, - глаза и голос твои, ... а, вроде, и не ты. Она попыталась прикоснуться к нему, но тот одернул плечо. - Почему ты исчез? - спросила девушка, все больше справляясь со своим страхом. - Только не говори, что ты хотела меня видеть, - ядовито взглянув Эллин в глаза, ответил Дон, - Глупостью было сюда приходить, - он повернулся в сторону окна, всерьез собираясь уйти, но девушка с силой вцепилась ему в плечо, прижавшись к нему всем телом. - Не уходи... - тихо прошептала она, - останься. Дон обернулся и посмотрел ей в глаза. - Зачем? - Ты нужен мне. - Эллин, послушай меня, я здесь, чтобы увидеть тебя в последний раз... - Нет! - Да пойми же ты, я не тот, кто должен быть рядом с тобой. Посмотри на меня. Мутант развел в стороны руки, как распятый, чтобы девушка могла лучше его разглядеть. Девушка села на кушетку напротив него, положила ногу на ногу и нахмурилась. - Истеричка, - бросила она. - Что? - "Истеричка", я сказала. Делаешь проблему из того, что случилось вместо того, чтобы все мне объяснить. Дон смолк. На секунду он задумался. Девушка ждала. - Ты не знаешь, как тяжело мне далась дорога сюда, - сказал Дон, сев на ковер напротив Эллин. Блондинка приложила указательный палец к губам Умника. - Расскажи мне все с самого начала, - мягко сказала она, посмотрев в глаза Донателло. Пока он говорил, Эллин медленно сползла с кушетки на пол и уткнулась лицом в грудь рассказчика. - Я же мокрый, - улыбнулся Дон, привлекая к себе девушку. - И холодный... - сладко отозвалась Эллин, почувствовав прикосновение его рук, - Не оставляй меня, пожалуйста. Останься. Блондинка почувствовала, как сильно забилось сердце Дона. Он ничего не ответил. - Дитя... - "Мои глаза в тебя не влюблены", - прошептала девушка, - "Они твои пороки видят ясно..." "Но сердце ни одной твоей вины не видит и с глазами не согласно..." - мысленно продолжил Вундеркинд давно знакомые строки сонета, по его коже пробежал холодок. - Я люблю тебя... - тихо прошептала девушка. Ее волосы приятно щекотали его грудь, девушка, казалось, вся пылала у него в руках, голова Дона приятно закружилась, все предметы перед его глазами медленно поплыли. Но потом дыхание девушки выровнялось, ее веки сомкнулись под ободком светлых пушистых ресниц, она заснула. Дон перенес блондинку на кушетку и накрыл ее тонким клетчатым пледом. Он в последний раз взглянул на хрупкую стройную фигуру Эллин, ее вытянутое бледное лицо, алые губы и светлые волосы, рассыпавшиеся на подушке... Вундеркинд присел на корточки, слегка наклонился к лицу девушки и прошептал: - Я тебя тоже... Продолжение следует...