Борец

Тело налилось болью с первого движения. Подняться с кровати казалось почти невозможным: мышцы одеревенели и отказывались подчиняться Аомине. Место рядом на кровати пустовало. Несмотря на то, что Дайки уже давно привык видеть пустующую кровать по утрам, сейчас его это немного разозлило. И, если не принимать во внимание, что злость - его обычное состояние, то утро вполне удалось. Мышцы почти скрипели, когда Аомине опустил ноги на пол. Стопы сразу почувствовали холодность пола и легкую вибрацию. Дайки выпрямился в спине, слегка разминая руки и шею. Он шел по квартире тихо, почти не шлепая босыми ногами по паркету. Но даже этих тихих звуков она не слышала. Стоя у окна кухни, заведя нога за ногу. Волосы беспорядочно падают на плечи, и она подбирает их в неаккуратный хвост. Рин ничего не видит, никого не замечает. Аомине стоит в дверном проеме, прячась в тени открытой двери. До него доносится запах табака и свежего кофе: на столе стоит одна чашка, вторую она держит в руках. В открытое окно забирается осенний холод, запах озона и пожелтевших листьев. Тихо, как будто не желая нарушать эту идиллию дыма и осени, он проходит внутрь кухни. И самое ужасное, что до него доходит: раньше такого не было. Не было этого ощущения приятного ожидания непонятно чего, этого запаха постороннего человека - слегка резковатого, но полного, обильного, такого, что бьет в нос своей магией. И до тех пор, пока не настанет его конец - помнить все до мельчайшей подробности. Знать, что все не вечно. Что это просто "не для них". Но когда влажные губы будут касаться твоих ресниц... Разве это не повод сходить с ума? Дайки разъедает ее спину взглядом, словно серная кислота - не оставляя плоти, до пустого места, до разложения позвоночных дисков. И так хочется ее сжать в этих самых руках, которым нет покоя, пока они лежат на коленях, а ты молча сидишь. Вот сейчас. Он бросится. Забыть про страх перед всем: ответственность, прошлое, твое нежелание к кому-то привязываться - все равно их терять. Если бы было все слишком просто. Ну а, собственно, что сложного? Так просто сказать: "Я клянусь всегда быть рядом". Так просто, черт. Рин поворачивается с кофе в руке, предварительно убив сигарету о стену дома, высунув руку из окна. Наверное, Дайки был слишком тих, зайдя на кухню и вот так, без "привет", сев на стул. От неожиданности и испуга, рука Рин дернулась, расплескивая кофе. Аомине гордо сдержал наступающую улыбку, взяв свою чашку. - Я скоро уйду, - говорит девушка, садясь напротив. Дайки сжимает пальцы в замок, и словно выныривает из пучины странных мыслей. - Мы договорились вчера, - говорит она, видя это странное выражение лица. - Все в норме, только... Взгляд исподлобья. Трудно держать себя в руках. Дело не в диком притяжении, не в тех флюидах, разбивающихся о маску неприступности собственных мечт из-за боязни терять. Это из-за правды, которую ты знаешь. Он сжимает скулы так, что, кажется, напрягаются и виски. Если сейчас заорать: "Не смей! Не смей так со мной говорить! Тащи свою задницу в мою постель и забудь об остальном!" Если бы только заорать. Рука страха, словно ребенка, трясет тебя за глотку, вдавливая воздух внутрь тела. Ты же сам, Аомине, бил в горло в ноги, теперь ты должен понимать это ощущение. - Что? - спокойно спрашивает он. Действительно, Дайки. Если все, что произошло - все лишь отмашка времени, чтобы снова все забрать? Когда-то у тебя была семья. Когда-то был дом. Когда-то ты хотел попасть в НБА. Когда-то. Да за что, черт его?! Тонкие брови хмурятся, и она снова закуривает. Нервно. Так, что в первые секунды огонь дрожит, будто челюсть на морозе. Глубокая затяжка. - Что? - нетерпеливо спрашивает Аомине, напрягаясь еще больше. Эти дрожащие руки с тонкими пальцами. Губы, обхватывающие фильтр. И поджатые ноги. И резко. Через стол. До самого конца. Упереться в лоб, в зеницы глаз так, чтобы этот взгляд показался волчьим, затравленным. Так, чтобы были видны мешки от недосыпания. Так, чтобы ты ощутил всю ту боль, сидящую на дне ее воображения. Что с тобой? С ней что? Вопрос, не заданный, умолчанный, сломанный рукой, держащий его за горло. "Почему мы такие? Что с нами, мать твою, что не так?!" Рин набирает в легкие дым. Кажется, больше, чем обычно, пытаясь оттянуть этот момент, когда придется сказать. Когда нужно будет отрезать этот моток мысли вслух. И когда она это произносит, кажется, что это так неожиданно. Хотя ведь... Аомине ждал чего-то подобного? Подобного? Есть одна каста людей, которые недооценивают влияние денег на жизнь. Кажется, Аомине попался в ловушку собственного желания иметь больше. Дело не только в деньгах, не только в бое, но в следующем: - За твою голову дают три миллиона йен*. Губы дрогнули. В испуге? В улыбке? В ироническом, надрывном смехе. - Что ты несешь? Она смотрит сквозь пространство, не отводя взгляда. Еще вчера все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Теперь это больше похоже на реальность. Теперь это хотя бы можно назвать "жизнью". Теперь все становится на свои места: борцы есть борцы, проститутки есть проститутки. - Когда ты берешь кого-то в "подопечные", автоматически получаешь 80% всех доходов от его выигрышей. Знаешь, Дайки, если он не смог победить тебя, то это не значит, что он не может победить десятки других. Каждый день приходит кто-то новенький, кто-то, кто однажды станет тебе на горло - на это все ставят. Все эти большие дядечки, которые берут мальчиков с улицы, давая им еду и заставляя идти на убой под твои кулаки! Все это для тебя - жизнь, вкус, борьба. Для них же - способ выживания! - голос дрожит, предательски падая с хрипа на визг, но Рин переводит дыхание, густо набрав воздуха и с шипением удушив очередную никотиновую подружку. - Ты отказывался от опеки слишком долго. Ты гребешь деньги, как бешеный. Это никому не нравится. Понимаешь? Ты выигрываешь слишком много и даже не устаешь. Когда ты придешь на следующий заказанный для тебя бой... С тобой будет драться уже не просто человек. С тобой будет драться накачанный адреналином, обезболивающими и стимулирующими борец, который тебя победит. Потому что деньги решают все. И если владельцу Скотного Двора заплатят, чтобы тот парень прошел проверку на добавки в крови - он пройдет. Ты хотя представляешь, что значит драться с тем, кто накачанный? Завышенный порог боли, отсутствие реакции на удары. Твоя розоволосая подружка в больнице с простреленным плечом, потому что не надо было за мной бегать и спасать. Потому что надо заботиться о себе, черт! Дайки! Она сметает со стола две кружки, которые со звоном трескаются, покрываясь мириадами красивых трещин, и разбиваются в хлам. Сознание Аомине слишком туго все воспринимает. Так нельзя. Нет, нет, нет. Игра выходит из-под контроля. - Сацуки... - Она в больнице, но больше ее не тронут. Крутые парни не повторяют своих ошибок, и если она смогла сбежать даже получив ранение, от нее отстанут. Снова молчание, которое режет своим присутствием. - До шести вечера тебе надо смыться из дома. Придут обыскивать и забирать все тобою выигранное. Господи, да почему же ты такой беспечный? - она хватается за голову, облокачиваясь о стол. - Н-но... - Аомине тормозит, и понемногу отходит от этого состояния. Он все прекрасно понял: тот мужчина из спортзала, что предлагал ему стать "ручным псом" нашел себе другого и теперь будет делать все, что бы уничтожить Дайки. Он слишком много денег в последнее время забирает себе и не делится. В этот клуб попадают только те, кто безволен и не может выкарабкаться своими силами. Деньги решают все. И если теперь за голову Аомине дают такую сумму, это значит, что каждый второй из клуба (будь то чиновник или преступник) захочет заполучить себе трофей победителя, статус того, кто может всех напугать. Детские игры, да? - Откуда ты это знаешь, Рин? Вопрос, такой очевидный, но такой неожиданный. - Бросай квартиру и иди к кому-то. Переночуй. А затем убегай, Дайки. Из города. А лучше - из страны. Она резко вскакивает, семеня худощавыми ногами по дому. Хватает в руки свою куртку, проводит пальцами по его кровати, вдыхает полностью этот запах - запомнить раз и навсегда. "До самой смерти" - наверное, самое верное. Быстрее, быстрее, быстрее, иначе... - Стоять! Орет Дайки, хватая Рин за предплечье и кулаком закрывает входную дверь. - Я четко спросил: откуда ты знаешь? - по слогам. Так, чтобы дошло до мозга, сквозь череп, до мурашек от страха перед таким огромным Аомине. Пытаться вырваться не вариант. Даже легкие рывки руки... Ну что ты можешь сделать против него? Сбитые кулаки сжимаются. Мышцы будто и не болят больше. В мозгу слишком пульсирует мысли... Три миллиона. Снятая кофта. Ноги, сведенные за его спиной. Взгляд исподлобья. Простреленное плечо. Розоволосая подружка. Охота. Борьба. Контроль. Опека. Тот самый мальчик, которого он выигрывал два раза. Мысль летит, и, кажется, сликшом в правильном направлении. - Кто они тебе?! - он трясет ее, как тряпичную куклу, словно пытаясь вытрясти ответ. Рин дергается в его руках, но отчаянно держит в себе слезы, и напускает злость. Слишком просто. Слишком понятно для них обоих: злость - побочный эффект слабости, боли, вскрытой грудной клетки, куда лезет руками каждый, кому не лень. - Кто?! Голос разносится по квартире, разрушая систему, по которой раньше жил Аомине. До этого... Кем он был до этого?.. Пожарище было просто огромным. Дом поглощало так, словно один большой зверь сжирает более маленького. Балки, несущие стены, потолки, переплеты - все рассыпалось, как какая-то картонная постройка. Это было так похоже на игру ребенка со спичками. Кажется, на втором этаже кто-то орал. Орал так, что уши резало даже сквозь вой сирен, голосов, плача, звуков воды из пожарного шланга и беспощадного треска костра. Этот кто-то был один из них: отцом или матерью Аомине. Этот "кто-то" бегал по второму этажу, весь в огне. Странно, что он не задохнулся от запах гари и дыма как другой родитель. Странно, что в один миг все внезапно сожрало пламя. Слезы плавили Дайки, когда он, стоя на коленях, которого держат разом несколько пожарных, чтобы малец не натворил глупостей, пытался бежать, спасать, вытаскивать. Дом не могли потушить. Целую вечность. Больше, чем стоит мир. Их тела вынесли поздно. Под покрывалами. Такие, каких не узнать. Обуглившиеся, черные, с кусками жаренного мяса вместо кожи. Дайки заставлял себя стоять над ними и смотреть. Стоять и смотреть. Чтобы было больнее. Чтобы ненависть к миру дала толчок в будущее. Чтобы эта злость не смела угаснуть ни на секунду. В один миг лишиться всего. Остаться одному в этом мире. Без поддержки. Без чьей-то руки, готовой утереть твои слезы, если ты падаешь на колени от бессилия и воешь от безысходности. Без чьего-то крепкого плеча, которое всегда поддержит твою опускающуюся голову, когда ты не знаешь, как быть. Без: "Дайки, не будь девочкой. Борись до финала. Ты знаешь, как мы с мамой тебя любим. Держись. Мы с тобой". Без: "Папа перегибает. Не волнуйся. Он тобой гордится". Ты сломлен. Ты так давно сломлен. - Он спас нас! - орет Рин, не в силах больше выдерживать давления взгляда Дайки, в котором, кажется, отражается тот самый пожар. - Спас, понимаешь?! Я ему обязана! На мне долг! На нем долг! Что ты предлагаешь?! Сбежать, чтобы брата убили?! Я итак тебе помогла! Немедленно отпусти меня! Сию минуту! Мы больше не сможем увидеться! Пусти! Но Дайки, как будто его рука онемела, не может ею двинуть. Он понимает: если сейчас отпустить эту истеричную, грубую, властную натуру... Если отпустить ее. Как он отпускал сотни. Больше она не вернется. Больше не будет ничего. Достаточно было и пары секунд, чтобы понять: ты больше не принадлежишь себе. Слишком странно. - Как ты отрабатываешь долг? - внезапно спокойно спрашивает Аомине, сам для себя находя ответ только в одном слове: - Спишь с ним. Без права на возражения, без возможности ответить самостоятельно. Знанием заменить правду. - Да, - глухой ответ. И рука, сжимающая до этого предплечье, опускается вниз. Аомине не отводит от нее взгляда, когда Рин, как ополоумевшая, несется вниз по лестнице, игнорируя наличие лифта, теряя по дороге собственное я, оставляя его в кровати Дайки. И только имя, так недавно засевшее в ее голове, бьет иглой в мозг, в каждую мышцу, изнутри каждой кости так, что не хочется жить, так, что не хочется дышать. "да" "да" "да" Дверь с визгом захлопывается. Холод квартиры бьет ему с разгона в нос. Ты думал, что у тебя кто-то есть? Ха-ха, Дайки. Брось. Брось это. Нет у тебя ничего. Ничего не было. И... не будет, не надейся. Ты выбрал то, что выбрал. "Это не для нас". Не для нее. Не верь себе. Ты подверженный, зараженный, вирусопереносчик. Удар рукой в стену. То, что гонится за тобой - прошлое. И сейчас ты разбил его лицом о паркет. Так же, как они. Так же, как они сгорело все, что у тебя было в руках. Да, маленькое. Да, ненужное. Да, новое и не обязывающее. Но оно у тебя было. Тебе не кажется это правдоподобным, но пустота теперь смеется над тобой гортанным смехом и плюет на твой след. Быстрее собрать деньги. Быстрее собрать необходимые вещи. Получить телефонный звонок от хозяина скалада с фразой: "Ты соглашаешься на бой с тем парнем, с которым дрался вчера? Неделя". И ответить: "да", вопреки предостережениям Рин. Не уехать из города, а просто подождать. Продажная душа. Душа бляди. Или душа-блядь. Хотя, скорее всего, безвыходность. "Спас он нас, понимаешь?!" Убить этого накачанного наркотой. Убить к чертям! Ее братца! А потом того, кто заказал его голову! Видите ли много он о себе возомнил! Борец - не просто тот, кто машет кулаками направо и налево. Стиль жизни. Жила, что не утихая бьет в крови. Это не объяснить словами, пока не почувствуешь прилив дикого желания драться против всех: против общества, против жизни, против смерти, против заказчика, против ее брата, против самой Рин.

***

- Господи, Аомине, урод меланхоличный, что ты здесь делаешь? Да еще и в таком виде: тебя побили, что ли? - Пусти. У меня проблемы. Я поживу у тебя неделю, Мидорима.