... И меркнет свет

То ли благодаря целебным травам, которые принесла старая ведьма, то ли хорошему уходу и теплу, но сир Шпекардт постепенно возвращался к жизни. Перестал мучить выворачивающий наизнанку жестокий кашель, прошибать ледяной пот при каждом движении, отпустили полуобморочные, бредовые состояния. Вместе с улучшением физическим вернулась и ясность мысли, хотя Флориан предпочёл бы и дальше оставаться в неведении относительно своей дальнейшей судьбы. Теперь у него было достаточно времени, чтобы обдумать положение, в котором он оказался. Завернувшись поплотнее в тёплые шкуры, в изобилии наваленные на постель, он размышлял о том, как выбраться из плена, как вести себя со своими охранниками, и о Михаэле. Рыцарь не мог не думать о нём. Жестокое насилие, которому он подвергся в начале, внезапно сменилось на подобие настоящей заботы. Поставив себя на место варвара, Флориан понимал, что сам он едва ли стал бы так возиться с каким-то пленным, даже в ожидании огромных денег, которые можно получить за него. Что-то здесь было не так, что-то совсем другое, нежели простое бережение ценного «товара». Викинг не просиживал теперь днями и ночами рядом с его постелью, убедившись, что его здоровье пошло на поправку. Но когда Флориан уже проваливался в сон, до него, уже совсем почти уснувшего, доносился тихий скрип двери открытой и притворённой осторожной рукой, шорох расстёгиваемой одежды, позвякивание оружия и пряжек. Варвар укладывался в постель рядом с ним и затихал на противоположном краю широкого ложа. Первое время пленник весь подбирался и вздрагивал от каждого вздоха и движения, но поскольку Беспощадный ни разу не сделал ни единой попытки даже дотронуться до него, Флориан перестал дёргаться и воспринимал своего врага, как неизбежное зло рядом. А просыпаясь, он уже не находил Михаэля возле себя, вставал тот рано и убирался прочь, пока франк ещё спал. Тем временем замок осваивался и укреплялся захватчиками так, как им это было удобно и нужно. Не имея никогда дело с такими громоздкими постройками, живя всю жизнь в просторных, но относительно небольших помещениях, викинги теперь обшаривали все углы доставшихся им хором и удивлялись безрассудности и прихотливости людей, построивших такое бестолковое здание. Пю с сомнением осматривал покатую крышу пристройки, которая в аккурат соединялась с наклонной кровлей замковой крыши с одной стороны и находилась почти впритык с каменным забором — с другой. — Зачем строить такую высоченную ограду и навешивать рядом удобный мостик? — вопросов у истинного специалиста в осадном деле было много и почти все они оставались без ответа. Кай Лютый просто хлопал по плечу любопытного собрата и отправлял его заниматься более полезным делом, нежели критикой неизвестных строителей. Брат Михаэля почти полностью взял на себя руководство содержанием их небольшого гарнизона в состоянии бездействия. Ему нравилось заниматься подсобным хозяйством, организовывать жизнь и быт вынужденного становища, решать текущие проблемы, благо Михаэль полностью отстранился от дел и не проявлял никакого интереса к обустройству временного жилья. Кай понимал, что брат равнодушен ко всему, что не касается ратных дел — в войне он понимал гораздо больше, чем сам Кай — и с удовольствием дал брату передышку. Пусть отдыхает, впереди ещё много битв, где Беспощадный может показать себя во всей красе. Викинги не планировали оставаться в укреплении дольше, чем это было необходимо, жажда наживы гнала их вперёд к новым завоеваниям, но события, случившиеся следом, не позволяли им продвинуться дальше. Гонец, посланный к королю франков, вернулся с вестью о готовящемся наступлении на лагерь викингов. Король оказался слишком недоверчив и не готов к переговорам. Доказательств того, что сир Шпекардт жив, не было, поэтому франки спешно собирали солдат под свои знамёна с намерением выбить неприятеля не только из замка, но и со своей земли. Кай Лютый, выслушав эти новости, испытал весьма противоречивые чувства. С одной стороны его радовала возможность вступить в схватку с самим королём и, выиграв эту битву, покрыть своё имя несмываемой славой, а с другой стороны он понимал, что силы у них неравны и требуется если не отступление с завоёванных позиций, то подкрепление как минимум. Поэтому Кай принял решение отправить свой драккар к конунгу с просьбой о помощи, сам при этом оставаясь в замке, поскольку подмога могла и не поспеть в срок, а люди были нужны здесь и как можно больше. Обе дружины, узнав, что остаются в замке на неопределённый срок, пусть и в ожидании жаркой схватки, принялись роптать, требуя от своих предводителей решительных действий. Вот здесь и потребовался весь талант Кая в увещевании, уговорах и успокоении недовольных. Оно и понятно: около сотни здоровых взрослых мужчин заставляли сидеть на месте и ждать у моря погоды, вместо того чтобы заниматься каким-нибудь важным делом, ради которого они и прибыли на большую землю. Вдобавок у каждого на родине осталась семья и хозяйство, требующее внимания и ухода*, поэтому бесцельное, с точки зрения викингов, сидение в холодных каменных стенах было совершенно бессмысленно. Наконец, дружину с горем пополам удалось успокоить в преддверии важной битвы. Требовалось найти какое-то занятие, чтобы хоть как-то проводить время с пользой в ожидании вестей и от противника, и от своих соратников. Большинство викингов от скуки взялись обшаривать окрестности, но кроме девок в близлежащих маленьких и бедных деревеньках взять было нечего. Многие ходили на охоту, налаживали снасти на оставшихся ладьях. Обнаружив небольшую кузню в пристройках замка, воины принялись поправлять своё оружие. Дел находилось немного, но они были, и Кай надеялся, что ему удастся поддержать боевой дух своих соплеменников до решающего момента. ****** Сир Шпекардт уже второй день подряд пытался вставать и делать хотя бы несколько шагов по комнате. Вернувшиеся силы и неукротимый дух толкали его привести себя в порядок в кратчайшие сроки. И хотя он смог уже убедиться, что сбежать у него вряд ли получится, но валяться и дальше в ожидании непонятно чего он просто не мог. Вот и сегодня, едва проворная Сюзанна прибралась и унесла грязную посуду, Флориан, стараясь не делать резких движений, от которых ещё шумело в голове, сел в постели и осторожно опустил ноги на пол. Его раздражало собственное бессилие. Быстрый и ловкий когда-то, он едва мог сейчас дойти до стола посередине спальни, настолько много сил забрала у него долгая и тяжёлая болезнь. Но упрямства рыцарю было не занимать, и, собрав в кулак волю, сжав зубы, он снова и снова пытался ходить, с каждым днём всё больше и дальше. Переставляя ноги и цепляясь руками за стены и каминную полку, Флориан упорно шёл к окну. Высокое, стрельчатое, забранное витой решёткой, придерживающей цветные вставки из слюды, оно манило его свежим воздухом и свободой, в которой остро нуждался сейчас пленник. Застланный слоем соломы пол неприятно холодил голые ступни, тонкая ткань нижней рубахи и штанов не спасала от лёгкой дрожи изнутри, несмотря на то что спальня была жарко натоплена. Он был настолько сосредоточен на своей цели, что не сразу понял, что не один в помещении. Обернувшись на какой-то шорох через плечо, Флориан увидел стоящего почти совсем рядом викинга, который, сложив руки на груди, молча наблюдал за его передвижениями. Будь Флориан один, он давно бы уже повернул назад, к спасительной опоре кровати и её теплу, но под пристальным взглядом своего врага лишь вздёрнул вверх подбородок и решительно двинулся вперёд, не желая сдаваться и показывать свою слабость. Резкое движение тут же отозвалось короткой судорогой в неокрепших ногах, и франк, покачнувшись, едва не грохнулся на каменный пол. И в ту же секунду почувствовал крепкий захват железных пальцев на своём предплечье. Михаэль удержал его, молниеносно ухватив за руку, усмехаясь одобрительно и добродушно. — Давай-ка, скачи обратно, резвый олень! — Флориана моментально скрутил приступ неудержимого хохота. Будучи от природы человеком жизнерадостным и оптимистичным, он в первые секунды даже не понял, с кем и над чем он смеётся. А Михаэль замер, разглядывая весёлое лицо и искреннюю улыбку своего пленника. Ему внезапно пришло в голову, что до сих пор он видел только ненависть, угрюмо нахмуренные брови и презрительно поджатые губы. Привлекательное лицо Флориана, запрокинувшего голову, смеющегося так заразительно, становилось ещё красивее. Ясные глаза с искорками задора, окружённые обаятельными морщинками, широкий рот, соблазнительно растянутый в улыбке, поблёскивающие ровные зубы. Викинг, не мигая, любовался им, не в силах отвести взгляд. Приступ смеха тут же сменился приступом кашля, и рыцарь почти повис на нём, вцепившись в него другой рукой. Михаэль, недолго думая, подхватил его под колени и понёс к кровати. Флориан мгновенно затих, бережно прижатый к сильному телу, терпко и остро пахнущему потом. Он неловко повернул голову и случайно прижался щекой к твёрдым мышцам напряжённой руки, придерживающей его на весу. Закрыл глаза и процедил сквозь зубы: — Отпусти меня немедленно! — его захватило какое-то странное ощущение правильности происходящего. Ему было настолько хорошо сейчас в этих объятиях, что Флориан испугался по-настоящему. Хотелось прижаться сильнее, ближе, замереть и не двигаться, долго-долго… — Ну, как скажешь, сир, — с издёвкой выдал Беспощадный, ставя его на ноги возле самой кровати. Франк был довольно высоким и вполне себе крепким мужиком, даже ослабев и основательно исхудав после болезни, и держать его на руках было тяжело. Совсем не хрупкая девушка, но Михаэлю не хотелось отпускать его, держа на весу эту тяжесть, через лёгкую ткань ощущая податливость расслабившегося в его руках тела. Но он отпустил, лишь слегка скользнув на прощание пальцами по плечам, словно невзначай огладив стройный бок. Михаэль быстро сделал шаг назад. Ещё секунда — и он подомнёт его под себя, такого желанного и доступного сейчас. Однако что-то останавливало викинга в этом стремлении немедленно взять то, что хочется сию минуту. Возможно, полная беззащитность, слабость и болезненность франка, что вкупе с силой его духа не могло не вызывать уважения. А может быть собственное, внезапно вспыхнувшее желание, непонятное и неконтролируемое, а потому внушающее ему самому опасение. Флориан оглянулся через плечо, и Михаэль на секунду поймал его взгляд. Что-то похожее на растерянность мелькнуло в глубоких, тёмных глазах. Рыцарь тут же отвернулся, укладываясь на своё ложе, и тихо обронил: — Спасибо. **** Прошла ещё неделя, и Флориан уже уверенно передвигался по комнате, затаив надежду упросить своего сторожа вывести его хотя бы на площадку замковой башни подышать свежим воздухом. Между ними двумя установились более-менее приятельские отношения, что было с одной стороны довольно странно, а с другой вполне понятно, ведь не могут люди и в таких обстоятельствах, всё время тесно общаясь, не перекинуться хотя бы словом. Дошло до того, что франк с викингом мирно ужинали в компании друг друга каждый вечер, а зарядившие снова дожди и вовсе вынуждали их проводить ещё больше времени вдвоём. Рыцарь даже осмелился однажды поинтересоваться собственной судьбой, неведение угнетало его. Теперь, может быть, была хоть какая-то надежда, что всё уладится относительно спокойным путём. Михаэль, глядя в сторону и едва шевеля губами, прояснил обстановку, ничего не скрывая от своего вынужденного собеседника. И о том, что король не поверил в его плен, и о том, что он идёт войной на лагерь викингов, и о том, что сами они со дня на день ожидают подмогу. Грядёт настоящая война, и случится это очень и очень скоро. Флориан замер, не донеся ложку до рта, с трудом переваривая услышанное. — Ведь это означает, что теперь неважно, жив я или нет. Теперь моя жизнь не стоит ничего? — рыцарю стало не по себе, но больше всего его возмутило отношение собственного короля к его положению. Следом пришло осознание и незавидной своей участи в плену. Флориан медленно отодвинул от себя плошку и вопросительно посмотрел на Михаэля. — Тогда почему я ещё жив? Зачем это тебе? — выходило, что всё это время он, Флориан, жил на волоске от гибели, и старательная забота о его здоровье, о нём самом, на деле не стоила и выеденного яйца. Викинг резко отодвинулся, встал, почти отбросив от себя скамью: — Я так захотел! — его раздражённый голос неприятно дёрнул и без того натянутые до предела нервы Флориана. Варвар на секунду замер, глядя в стол, с трудом понимая сам, что сказал, и быстро вышел за дверь, оставив его в одиночестве и смятении. «Святые угодники! Захотел… а чего хочу я?» Неясные и размытые очертания собственного будущего обретали всё более чёткие контуры вполне конкретного человека, который был слишком близко. Ложиться спать было страшно, но его всё равно сморило тепло и усталость. Он даже не услышал, как вернулся Михаэль, привычно-осторожно прикорнув рядом. Разбудили его среди ночи непонятные вскрики и тихие стоны. Перевернувшись на спину, Флориан уставился в потолок, думая, что это где-то снаружи, но стон повторился возле него. Он уже так привык к тому, что викинг каждую ночь спит рядом, что не обращал внимания на его присутствие. А сейчас ему было не по себе от этого беспокойного соседства. Осторожно, чтобы не разбудить его, Флориан повернулся на бок, подложил руку под голову и принялся разглядывать варвара. Он ни разу не видел его так близко, не было возможности, да и желания тоже, рассмотреть в мельчайших подробностях этого северянина, взявшего его в плен. Михаэль спал на спине, мотая головой и вскрикивая коротко и почти жалобно. Его резкие черты лица не обладали особой привлекательностью, но тем не менее притягивали к себе взгляд. Всклоченные и налипшие на виски довольно длинные светлые волосы, мокрые от ночной испарины, сейчас были темны, крупное тело вздрагивало от видений, пришедших во сне. Флориану внезапно захотелось дотронуться до него, до его влажной кожи, ощутить скрытую силу мускулов под ней, обвести пальцем затейливую вязь узоров на крутом плече. Рыцарь сглотнул, весь подобравшись и не понимая, откуда у него могло возникнуть такое странное желание. Однако охота пуще неволи и он осторожно лёг ближе и ещё ближе, почти касаясь полуобнажённого варвара. Жар спящего тела, такой обжигающий и манящий, неудержимо влёк к себе, и Флориан не задумываясь, положил открытую ладонь ему на грудь. Ничего не произошло, Михаэль только вздохнул и затих, продолжая спать. «Интересно, что ему снится?» — подумал Флориан, вглядываясь в лицо викинга. Стелющийся туман путался в корявых стволах тонких веток, торчащих вверх. Причудливо изогнутых и блёкло-серых. Такое же густо-серое марево окутывало всё вокруг. Мёртвая, вязкая тишина без единого лучика живого света. И только где-то вдали раздавались редкие крики, содрогающие воздух. Михаэль словно видел всё это со стороны, наблюдая чёткую картину, нарисованную кем-то. Но в то же время он был и непосредственным участником событий. Внезапно крики усилились, к ним добавились всплески и надсадные хрипы. И вот, сквозь пелену тумана, он разглядел какое-то животное, тонущее в чёрной, вязкой жиже. Диковинный зверь, сходный видом с крупной лошадью, отчаянно барахтался в болоте, пытаясь выбраться на твёрдую почву. Его задние ноги по круп провалились в густую жибель, он бил передними копытами, выгибал длинную шею и мучительно кричал, словно прося о помощи. Длинная волнистая грива и пышный хвост стелились, почти потонув, на поверхности трясины, сливаясь с липким туманом. Острый рог, торчащий посередине лба, угрожающе целился в невидимого неприятеля, не находя его. Он был прекрасен и страшен одновременно, силён и беспомощен перед стихией, тянущей его на дно. Зверь рвался прочь изо всех сил, разбрасывая вокруг себя комья и брызги, пачкая свою блестящую, жемчужно-белую шкуру. Михаэля охватило судорожное состояние причастности, он словно стоял рядом с этом созданием, но и одновременно был им; хотел рвануться на помощь и сам барахтался в ледяной, обволакивающей смертельным объятием луже. Острое одиночество, тишина и безучастность пейзажа вокруг внезапно прервалась далёким-далёким зовом смутно знакомого голоса:«Михаэль!» Варвар внезапно резко дёрнулся под его рукой, метнувшись в одну и в другую сторону. Флориан испуганно приподнялся, а потом сел на пятки рядом с беспокойно спящим Михаэлем. Его сон становился слишком пугающим и тревожным. Рыцарь, повинуясь какому-то безотчётному желанию помочь, тронул его плечо. Потом потряс сильнее. Поняв, что это не действует, он обхватил его плечи обеими руками и, с трудом приподняв викинга, затряс его, крича прямо в лицо: — Просыпайся, Михаэль! Михаэль! Морок сна отпустил его так же внезапно, как и окутал своими сумрачными путами. Ещё не успев прийти в себя, он увидел прямо перед собой лихорадочно поблёскивающий беспокойный взгляд Флориана, ощутил его горячие пальцы на своих плечах. Именно его голос вывел из кошмарного забытья мерзкого болота, чем бы это ни было в итоге. Ему внезапно захотелось, чтобы франк всегда сидел так близко, держал так крепко, никогда не отпуская. Силясь принять сидячее положение и окончательно проснуться, Михаэль тронул его локти, свободные от сбившихся вниз широких рукавов. Трогательно острые и сухие. Лицо Флориана внезапно стало совсем близким, судорожный выдох лёгкого дыхания коснулся щеки, и его губы накрыла теплота поцелуя. Секунды хватило, чтобы понять, что происходит. Ещё секунда — чтобы ответить на робкое, словно спрашивающее разрешения касание лица. Михаэль не закрывал глаз, с удивлением вглядываясь в такие же широко распахнутые глаза напротив, так же скованные изумлением. Флориан, путаясь в своей одежде, быстро оседлал бёдра Михаэля, обхватил ладонями его лицо и поцеловал снова со странной нежностью, взявшейся непонятно откуда. Ошарашенный внезапным наступлением викинг мог только обнимать крутой изгиб стройной спины и гладить гибкое тело, льнувшее к нему с незнакомой доселе страстью. Михаэлю не хватало дыхания, чтобы хоть как-то прийти в себя и объяснить внезапную вспышку желания со стороны франка. Нет, он был вовсе не против этого, наоборот, его тело мгновенно откликнулось на этот чувственный зов, но он хотел подтверждения согласия. Пытаясь остановить хоть на мгновение целующего его Флориана, он отвёл его руки от своего лица, взгляд упал на тонкие запястья, искалеченные железом оков. Первый раз в жизни изнутри больно ткнула в рёбра совесть. Он склонился и прижался губами к не зажившим ещё уродливым рубцам, словно прося прощения за намеренно причинённое зло. Не поднимая глаз, прошептал еле слышно: — Зачем ты это делаешь? Я взял тебя в плен, я надругался над тобой… зачем? — франк лишь мягко освободил свои кисти из его захвата. — Я так хочу… Сгустился воздух вокруг и дышать стало нечем. Покорные зову страсти тела стремились друг к другу, вопреки всякому здравому смыслу. Флориан поднял вверх руки, и викинг, без слов поняв его, подцепил край лёгкой нижней рубашки с обтрёпанными краями, сняв её, обнажив его совсем. Худощавый и стройный, он при этом вовсе не казался хрупким, наоборот, тонкое, жилистое тело обладало гибкостью и силой стального клинка. Горячая кожа и упругие мышцы под пальцами. Михаэль с растерянностью, неловко и неуклюже, отвечал на поцелуи. Не привык он целовать мужчин, но было в этом что-то манящее и сладкое, ни на что не похожее. Франк поймал его руку, опустил ниже, чтобы он почувствовал твёрдую плоть, действительно желающую его. Не стесняясь и не отводя глаз. А потом франк, с силой нажав на плечи, уложил его на спину, и Михаэль упал навзничь, раскинув руки, доверившись целиком его воле. Если бы сейчас его пленнику приспичило перерезать ему глотку валяющимся тут же неподалёку мечом, он не успел бы даже дёрнуться. Он и сопротивляться бы не стал, принимая от него всё, что тот делал с ним. Шея и плечи, осыпанные поцелуями, горели нестерпимо. Язык Флориана находил на его теле такие чувствительные места, о которых он и не подозревал никогда. Михаэлю оставалось только раскрывать шире глаза или жмуриться от удовольствия, захватывающего целиком. Несомненно, он был более опытен в любовных играх, чем сам Михаэль. Когда губы Флориана обхватили головку члена, и он легонько обвёл её языком, викинг застонал, вытянувшись под ним, утонув в вихре новых ощущений. Он и представления не имел, о том, что можно делать ртом. Всё глубже и глубже, так медленно и издевательски сладко. Михаэль метался под ласкающим его ртом, а франк только успокаивающе оглаживал его бока, едва дотрагиваясь до кожи. Он сам оседлал его бёдра и сам сел сверху. Михаэль только успел подхватить его стройные бёдра, нетерпеливо раздвинуть ягодицы, рвануться в горячую глубину. Потом оставалось лишь ловить на себе возбуждённый, мутный взгляд Флориана, двигавшегося на нём плавно и грациозно. Викинг приподнялся, обнял его, притягивая к себе, коснулся губами груди. Ласкал сам его подрагивающий член, задыхаясь от этой покорности. Ему отдавали то, что он недавно брал силой. Всю жажду близости, жар молодого тела, нежную истому, всего себя положил ему на руки Флориан. Отданное даром, желание — полученное в дар, было слаще всех одержанных побед. Сильнее всего оружия в мире. Объятия, исполненные страстью — словно крепкие узы связывали их сейчас, и не было ничего лучше того. Флориан склонил к нему голову, спутавшиеся локоны упали Михаэлю на лицо. Замер на секунду, словно птица, раскрывшая крылья перед полётом. Испарина на лбу и сведённые мучительной судорогой удовольствия черты лица. «Хочу… больше жизни хочу… тебя… всего…» — то ли шёпот, то ли мысль, Михаэль не понимал, франк застонал, изливаясь под его рукой, в последний раз насадившись так глубоко, что стало больно. Михаэль чувствовал его всего, каждой клеточкой тела: его заполошно бьющееся сердце, дрожь разведённых коленей, чувствовал так, словно сам был им. И его удовольствие, влажное, жаркое, в момент охватило всё его существо. Викинг с трудом дождался, пока вцепившийся в него Флориан выровняет дыхание, чтобы перевернув, уложить его на спину. Прижать к постели, согнуть ноги и вломиться с силой до самого конца, до упора. Хорошо так, что плохо, кружит и мутит всё перед глазами. Франк, распластанный, распятый под ним, стонет и отдаётся так, как будто это последнее соитие в его жизни. Ещё рывок и ещё, и… Михаэлю показалось, что он умер, отказали слух и зрение, онемели руки, ноги, остался лишь охвативший тело огонь, пожирающий изнутри. К жизни его вернули поцелуи, снова поцелуи, викинг робел перед лаской Флориана. Единственное, что было недоступно до сих пор суровому воину — откровенная нежность, не прикрытая лицемерием, ожиданием чего-то в ответ. Оказалось, что можно просто лежать лицом друг к другу, дотрагиваясь осторожно, так, как хочется, и там, где хочется. Смотреть друг другу в глаза и видеть отражение такого же изумлённого счастья. Они уже не пытались понять, что происходит. Почему их швырнуло друг к другу с такой страшной, сметающей всё на своём пути силой. Ни о чём не хотелось думать. Не сейчас. Эта ночь была вечной. Михаэль даже вспомнить не мог, сколько раз они сцеплялись в жаркой схватке, безудержной и желанной. А когда не хватало больше сил, Флориан ложился на него и, опуская палец ему в рот, бесстыже шептал на ухо: — Вставь мне, вот так, — палец скользил по мокрому языку, по дёснам и зубам, — глубже… и ещё глубже. Я люблю, когда ты так глубоко во мне, как только можно… Палец выныривал — влажный — снова погружался внутрь, и Михаэля мгновенно сносило это сочетание его похабно-бесстыжих действий и будоражащего шёпота. И он снова сбрасывал его с себя, раскладывал на постели, откуда только силы брались. И снова было убийственно жарко и одуряюще хорошо. Словно так и должно было быть всегда.