... И меркнет свет

Порывистый, наполненный холодом предзимья ветер разогнал наконец клочкастые облака, приносившие дождь. Установилась солнечная, тёплая погода, какая бывает лишь перед окончательным похолоданием. Солнце светило во всю, но грело мало, напоминая о том, что летние деньки остались в прошлом. Леса вокруг замка окончательно оделись в золото и багрянец. Красота природы была необычайной, созревшей и терпко-свежей, как сок внутри кислого позднего яблока. Михаэль с удовольствием вдыхал утренний воздух этой осени, возвращаясь из ночного дозора. Брат всё же втягивал его по мере сил в неотложные дела становища, как бы Беспощадный не пытался отмахиваться от него. Интересовало его сейчас только одно: проснулся ли Флориан, или продолжает нежиться в постели в одиночестве, что случалось в последнее время довольно часто. Он любил тихонько нырнуть под покрывало из оленьих шкур ещё затемно, на самой заре, когда разморенный ночным сном его любовник лежал, свернувшись уютным калачиком. Приласкать широкие плечи, зацеловать узкую спину, чтобы он, почти не просыпаясь, развернулся с улыбкой, раскрылся весь и прижался крепко-крепко, доверчиво делясь с ним своим наспанным теплом, которое ждало его здесь, рядом с ним. Но Флориан не спал. Устроившись на массивном подоконнике, способном выдержать, пожалуй что, их обоих, свободно вытянув длинные ноги, франк читал книгу с выражением утомлённой задумчивости на лице. Тяжёлый переплёт еле умещался на его коленях, жёлтые страницы пергамента пестрели яркими миниатюрами, это было видно даже издали. До сих пор викинг слабо представлял себе назначение этих предметов, в изобилии встречавшихся в разграбленных церквях и монастырях. Нет, он знал, что эти замысловатые закорючки пишутся и читаются, а самое главное — очень высоко ценятся, но сам он ни читать, ни писать обучен не был. И теперь с немалым интересом наблюдал за сиром Шпекардтом, которого, видимо, немало интересовало содержание. Флориан лишь улыбнулся, скользнув по нему, только что вошедшему, взглядом, и перевернул плотную страницу. Михаэль сбросил с себя куртку, отхлебнул через край кувшина глоток вина и приблизился к окну. На странице он заметил небольшое изображение худосочного юноши в обносках и с посохом. — О чём ты читаешь? Этого малого, видать, недокармливали. Флориан с укором посмотрел на откровенно подтрунивающего над ним Михаэля и строго ответил: — Это святой Алексей, образец смирения и покорности, его жизнеописание служит примером многим христианам! * Викинг сделал постное лицо и покивал головой. — Да, тебе стоит о нём почитать, всё верно, в твоей жизни слишком много излишеств неподобающих для твоей веры. Франк только страдальчески закатил глаза. — Все мы грешны в той или иной степени! — но ему уже передалось игривое настроение, наполнявшее Михаэля, и он захлопнул переплёт. — Хотел бы я почитать ваши книги, но вы, северяне, храните свои сказания только на словах. — Послушай, — помогая рыцарю слезть с подоконника, продолжил разговор викинг, — ты ведь и писать умеешь? — Да, меня учил наш приходской капеллан. — А меня научишь? — и тут же сам удивился, с чего бы это вдруг у него проснулся такой живой интерес к совершенно незнакомому делу. А уж удивлению Флориана вообще не было предела. — Конечно научу! — и что-то обдумал про себя несколько мгновений. — В замковой часовне, в левой башне, есть старые пергаменты и даже, наверное, вощёные дощечки. Пойдём? Викинг не понял ровным счётом ничего из того, о чём толковал ему франк, но головой кивнул и пошёл за ним туда, куда следовало. Вообще-то, он не выпускал своего мнимого теперь пленника за пределы комнаты, руководствуясь соображениями безопасности для него же самого. Но вспомнил об этом, только когда они выбрались на широкий, мощёный тяжёлыми каменными плитами двор. Оба викинга возле стены, увлечённо чистившие оружие, с удивлением подняли головы, большая часть дружинников уже и думать забыла, что у них был какой-то пленник. Почти никому не было дела до того, кого они везли с собой на корабле, а половина и вовсе думали, что он помер, потому что вроде как болел. Многие, мимо кого они проходили, не обращали особого внимания на Флориана, как если бы, к примеру, Михаэль вёл в поводу лошадь. Но его самого охватило вдруг беспокойство, мало ли что могло взбрести в голову скучающим воинам. А с удовольствием вдыхающий свежий воздух и наконец-то выбравшийся из своего «заточения» сир Шпекардт, наоборот, улыбался и подставлял лицо слепящим лучам солнца. Он вдоволь насиделся взаперти и был очень рад тому, что так невзначай уговорил Михаэля выйти наружу. Старая деревянная дверь часовни, пристроенная впритык к стене самого замка, была здорово скособочена, но викинг, недолго думая, двинул плечом и она слетела с хлипких петель. Тёмное и сырое помещение, теперь совершенно заброшенное и покрытое по углам паутиной, и раньше не пользовалось особым спросом у владельцев и гостей замка, а теперь и вовсе пришло в явную непригодность. Но Флориан знал, где и что искать. Быстро обойдя невысокий алтарь, он приподнял серые пыльные доски и тут же от души чихнул. Михаэль тоже прочистил нос и спросил: — Ну что? Нашёл, что искал? — ему было неуютно в тёмном помещении рядом с огромным распятием на стене. Измученное лицо чужого бога с немым укором смотрело прямо на него. Викинг не любил церкви, несмотря на то, что в них можно было хорошо поживиться. — Да! Удивительно просто! — Флориан выпрямился и обрадованно затряс каким-то холщовым мешком. — Я и не знал, что здесь столько всего. — Пойдём! — Михаэль двинулся к дверному проёму, настойчиво увлекая за собой рыцаря. Он почувствовал себя гораздо лучше на открытом пространстве, даже не отдавая себе отчёт в своей неприязни к этим христианским местам. Флориан промолчал, легко последовав за ним, но про себя решил спросить потом у сбежавшего викинга про его поведение. Когда они вернулись в свою комнату, Флориан принялся выкладывать на стол свою добычу. Кроме пожелтевших страниц старых, смытых** пергаментов, перьев и дощечек он обнаружил в часовне пару книг. Их состояние и качество было не слишком хорошим, но всё же такое разнообразие радовало его. Любопытный Михаэль тут же сунулся через плечо бережно перелистывающего книгу Флориана. Мелькали обтрёпанные страницы с порванными кое-где краями, пятна плесени украшали многочисленные миниатюры. Внезапно, увидев на одной из страниц что-то знакомое, викинг указал пальцем на рисунок: — Что это? — текст был собран возле самого переплёта, а другую часть листа украшал маленький, но подробный рисунок вставшего на дыбы белоснежного зверя с рогом между больших глаз. — Это единорог, мифический зверь, который символизирует благородство, суровость и неутомимость в бою. — Франк обернулся, всматриваясь в лицо Михаэля, которое было так близко. — Почему он заинтересовал тебя? — Он мне приснился, — сказал викинг, рассматривая миниатюру, — вот этот самый… единорог. Он тонул в болоте и словно просил о помощи, но я как-будто сам был этим единорогом. Флориан расхохотался, захлопывая книгу и обнимая Михаэля за шею. Положил ему ладонь на переносицу, провёл вверх, разглаживая мелкие морщины. — Надо же… — и поцеловал в середину лба, туда, где по мнению Флориана, должен быть рог. — Похож… — Свирепый и неистовый зверь, влюбившись, становится покорным и ласковым, — он продолжал без улыбки всматриваться в лицо, успевшее стать самым любимым, — а удержать приручённого единорога можно только на золотой уздечке. Широкая, загрубевшая ладонь легла на его спину. — Тебе не нужны никакие уздечки, чтобы удержать меня. — Почти признание, почти покорность. Флориан потянулся поцеловать, повёл плечом, сбрасывая с себя ставшей ненужной рубашку, словно стремясь доказать, что Михаэлю тоже не нужно ничего, чтобы сдержать его. Сколько прошло времени, пока они целовались, стоя вот так у стола? Сколько прошло времени, пока они не добрались, наконец, до постели, чтобы уже совершенно убедится в полной принадлежности друг другу? Незачем было вести счёт. Они пропустили закат солнца и приход Сюзанны, которая постояла возле закрытой двери и, хорошенько послушав, что происходит в спальне, уходила восвояси. После того, как девушка пару раз наткнулась на сцены, совершенно не предназначенные для её глаз, она завела привычку останавливаться и прислушиваться к тому, что происходит внутри. Так и в этот раз. Благоразумие взяло верх над желанием услужить, и она со вздохом развернулась, отправившись обратно на кухню. Сюзанне очень нравился её хозяин. Спокойный и добрый сир Шпекардт никогда не задавал непосильной работы и не приставал с глупостями. Очень скоро смышлёная девушка поняла почему. Как усердная христианка, она совсем не одобряла подобных шалостей своих господ, но тем не менее крамольные мысли по поводу своей личной сохранности всё же имела. «Уж лучше жить в тиши и спокойствии в услужении у мужеложца, чем ходить всё время в тяжести от своего господина», — так решила Сюзанна, успокоив себя окончательно. Но ей не нравился этот страшный варвар, она побаивалась его силы, его угрожающих размеров и жестокости, в которой смогла убедиться во время осады замка. И явная сердечная привязанность к такому человеку её господина в чём-то возмущала. Однако пока всё это не касалось непосредственно её положения, Сюзанна считала, что не её ума это дело. А вот сам сир Шпекардт всё больше начинал убеждаться, как ошибочны все представления остального мира о северных жителях. Наблюдая каждый день рядом с собой Михаэля, он делал выводы о его любознательности, недюжинном уме и способностях. Викинг много путешествовал, и Флориан с удовольствием слушал его рассказы об огромных горах прозрачного льда, словно скользящих в воздухе над водной гладью меж западных островов, о красоте пустынного острова Исландия, с пологими зелёными холмами и удивительными горячими источниками. Михаэль изображал неведомых моржей и тюленей, и Флориан смеялся до упаду над неуклюжими, никогда не виданными зверями. Его завораживали истории про китов — настоящих морских чудовищ, и про несметные косяки блестящих рыб, стремительно снующих в глубине необъятного океана. Флориана удивляло, насколько предвзятым было представление просвещённого европейца о викингах. Как о немытых, необразованных варварах, угрюмых и нелюдимых. Ещё пребывая на корабле, Флориан заметил, с каким усердием каждое утро умываются и расчёсываются викинги, гораздо чаще, чем некоторые виконты и бароны, с какой бережливостью они относятся к природе вокруг себя, никогда не оставляя зазря вырубленного леса и просто так убитого зверья. Их потрясающие навыки в кораблестроении и мореходстве также вызывали восхищение. Только человек внимательный и пытливый сможет найти верный путь сквозь бушующее море прямо к цели, и только много умеющий и знающий построит корабль, способный выдержать такой путь. А сколько забавных историй рассказывал ему викинг, сколько весёлых песен и легенд существует в сказаниях его народа! Это несмотря на трудную, полную забот и лишений жизнь на севере. Михаэль же восхищал его своей любознательностью, забрасывая уймой вопросов по поводу жизнеобустройства страны и системы управления государством. Его очень интересовал король и его полномочия. Викинг так же расспрашивал о таких вещах, о которых Флориан имел весьма и весьма смутное представление. Например, о земледелии, выделке шкур и прочей хозяйственной премудрости франк понятия не имел, как человек высокого происхождения. И сам сир Шпекардт очень удивлялся, когда узнавал, что на родине Михаэля даже уважаемые ярлы*** не гнушаются трудом на земле и помощью в домашних заботах. С таким же непосредственным интересом викинг взялся обучаться письму. Дело это было трудное и муторное ещё потому, что иногда сам Флориан не мог толком объяснить, почему ту или иную букву следует писать так. Вспоминая, как его обучал преподобный Эймер, он старался подражать его манере. Яркий солнечный свет, падающий через распахнутое настежь окно в комнату, освещал основательный, грубо сколоченный стол, тщательно выскобленный и протёртый. Над столешницей согнулся в три погибели Михаэль, старательно выводивший на гладкой дощечке буквы. Флориан не мог без улыбки смотреть на его наморщенный в неимоверном усилии лоб, тонкое стило, неуклюже держащееся в пальцах, совсем не привыкших к такой мелкой работе. Наклонившись ниже, рыцарь увидел помарку на мягком воске. — Нет, подожди, неправильно! — франк подошёл ближе, встал сбоку от Михаэля и, облокотившись о стол, принялся исправлять неточность, попутно объясняя, куда именно должна смотреть закорючка на букве «у». Викинг выпрямился на жёстком сидении и тут же скосил глаза в сторону. Его взору предстала картина, заинтересовавшая его сейчас куда как больше, чем вся латинская**** грамматика вместе взятая. Флориан говорил и говорил, а Михаэль потихоньку отодвигался от стола, пока плотно обтянутая тесными штанами задница франка не оказалась прямо у него под носом. Викинг почти неслышно прочистил горло и, осторожно обхватив его за талию, потянул на себя. Увлечённый обсуждениями Флориан подвоха поначалу не заметил и, не подозревая ничего, послушно опустился на колени к Михаэлю. И только когда его неугомонные руки скользнули под рубашку, сир Шпекардт резко развернулся. — Что ты делаешь? — его возмущению не было предела. Зачем он, спрашивается, распинается тут, если на уме у его добровольного ученика только одно. — Давай сделаем перерыв? — заискивающе улыбнулся ему Михаэль откуда-то из-под подмышки, уже зарываясь носом в свободный рукав, нащупывая губами нежную кожу внутренней стороны руки. — Я устал, правда. Твоя грамота — очень сложное дело. Викинг показушно вздохнул, продолжая ощупывать открытые участки тела франка, стремясь пробраться ниже и дальше. Постная мина, плохо навешенная на выразительное лицо Михаэля выглядела преуморительно, но Флориан так вошёл во вкус преподавательства, что его игривости не поддержал. Освободившись из объятий и отойдя на безопасное расстояние, он поправил одежду и назидательно произнёс: — Михаэль! Ты сам попросил меня научить тебя писать. Это совершенно не сложно, стоит только постараться немного… — Мои руки привыкли держать меч, а не тонкую соломинку, — перебил его разобидевшийся викинг, — и мне сложно! — Я, между прочим, мечом владею едва ли не лучше тебя, но и с письмом справляюсь так же хорошо. — Тут Флориан умолк, неожиданно вспомнив, что именно его отличное владение боевым искусством отправило на тот свет двоих товарищей Михаэля. Лёгкая тень, пробежавшая по лицу викинга, дала ему понять, что он тоже не забыл об этом. Неловкое молчание повисло между ними, нарушаемое лишь будничными выкриками людей за окном. Это было странное чувство и ощущение для Михаэля. Он за всю свою немаленькую жизнь столько не думал, как за последние пару месяцев. Человека простого и незатейливого, его окружала такая же понятная и немудрящая жизнь. И вот теперь, с появлением рядом Флориана его зачастую посещали совсем непонятные мысли. Они были совершенно разными, и они были врагами. Но та странная, не поддающаяся никакому объяснению тяга, которую Михаэль испытывал к нему, была слишком сильной, чтобы противиться ей. И викинг начинал понимать слова старой вельвы о добровольно отданной свободе, о сладком плене, из которого не хочется освободиться. С другой стороны, узнавая франка ближе, викинг не мог не проникнуться уважением к нему. Сир Шпекардт был человеком не только благородного происхождения, он был очень образованным и в чём-то даже более мудрым, чем сам Михаэль. Его предки жили и правили на этой земле долгие века, Флориан прекрасно знал историю своего рода, а его батюшка участвовал в крестовом походе на святую землю, и Михаэль, разинув рот, слушал пересказ Флориана о чудесах востока и жизни людей, совсем отличных от них самих. Несмотря на свою принадлежность к рыцарству, франк был человеком спокойным, миролюбивым и даже добросердечным. Очень выдержанный, как и полагается потомку древнего рода, он с участием относился к простым людям, часто улыбался, и никогда Михаэль не слышал от него грубого слова в сердцах. Однако Михаэль до сих пор с восхищением вспоминал их первую встречу. Как Флориан, связанный и босой, совершенно беспомощный, стоял в окружении вооружённых врагов и не опуская головы и гордого взгляда, плевал ему в лицо, ни мало не заботясь о последствиях своего поступка. Привлекательный и улыбчивый, молодой и беззаботный на первый взгляд, он тем не менее обладал силой духа и твёрдой волей, которой мог бы позавидовать самый мужественный воин из отряда Михаэля. Пока тяжёлые мысли не унесли его в беспросветную даль, викинг посмотрел в залитый полуденным солнцем проём окна и неожиданно предложил: — А пойдём искупаемся? Такой денёк! — и хитро прищурившись, улыбнулся своему загрустившему было компаньону. Флориан непонимающе заморгал, очень довольный впрочем, что Михаэль сам отвлёк его от тягостных размышлений. — Что значит, искупаемся? Холодно ведь, осень! — его удивлению не было предела. Михаэль запрокинул голову и расхохотался. — Ох уж мне эти неженки-рыцари! Вода сейчас тёплая, я каждый день плаваю, между прочим, — он смерил полным превосходства взглядом франка, у которого от изумления вытянулось лицо. — А я не умею плавать, — честно сознался Флориан, будучи сугубо сухопутным жителем. — Я тебя научу! Ну так как? Идём? Рыцарь грустно кивнул головой, поняв, что свободолюбивого северянина не удержать в четырёх пыльных стенах надолго. У него в голове не укладывалось, как можно лезть в воду глубокой осенью, и его всего передёргивало от мысли о недавно перенесённой болезни. Он едва успел прихватить широкий тёплый плащ, в который можно будет укутаться при случае, и почти побежал за Михаэлем, уже зовущем его откуда-то с лестницы. *** Себастьяна Лисицу тоже в последнее время посещали совсем неутешительные мысли. Сначала он был слишком занят боевыми схватками и охотничьими заботами, а когда свободного времени стало больше, он обнаружил, что его место по правую руку от вождя уже занято. Лисица долго не мог взять в толк, каким образом этот тщедушный франк умудрился втереться в доверие к их умному и рассудительному предводителю. Задумался он было о ведовстве, но некстати вспомнил при этом о набожных поклонниках Белого Христа, которые сами колдунов не терпели. Сунулся потом с осторожными, как он сам думал, расспросами к маленькой служанке, что присматривала за пленником. Но круглолицая малышка с таким испугом таращила на него побелевшие от страха глаза, что он бросил это дело. Спрашивать Михаэля в лоб, почему он проводит с чужестранцем больше времени, чем со своей дружиной, он не хотел, помятуя о недавнем результате их стычки на корабле. Незнание терзало его больше, чем ему хотелось самому, поэтому Себастьян пытался всеми правдами и неправдами настроить окружающих его воинов против этого мерзопакостного франка. Вот и сейчас, сидя вместе с Пю на берегу реки и разбирая богатый улов рыбы, он внимательно следил за идущими куда-то вместе Михаэлем и пленным рыцарем. Его пристальные взгляды не укрылись от приятеля, и громадный викинг ткнул его локтем в бок. — А ты, никак, ревнуешь нашего Беспощадного к этой темноглазой малышке? — и довольный своей собственной шуткой оглушительно расхохотался, без зазрения совести намекая на утраченное Лисицей положение. Себастьян же, наоборот, аж позеленел от злости, наблюдая, как предводитель и его спутник скрываются за стеной шуршащей осоки ниже по течению реки. — Тебе не кажется, Пю, что Михаэль уже перестал быть и беспощадным, и грозным, и вообще мало пригодным к высокому званию предводителя дружины? — едва сдерживая внутри кипящий обидой гнев, сквозь зубы процедил он. Улыбка в ту же минуту сошла с обманчиво добродушного лица дружинника, и он свёл брови на переносице. — Ты это брось! Ещё кому-нибудь не ляпни! — возмущению Пюмонте не было предела. — Если лично тебе не оказывают внимания, которого ты не заслуживаешь, как я думаю, то поносить уважаемого воина у него за спиной — последнее дело! Ты не баба, которой во время стирки белья поговорить больше не о чем, а ведёшь себя именно так! Сплюнув через плечо, Пю принялся чистить здоровенного карася, выкинув из головы неприятный предмет их разговора. А Себастьян поджал губы и опустил глаза, не теряя впрочем надежды рано или поздно посеять сомнения в умах и душах своих сотоварищей. Изворотливый ум и способность вынашивать далеко идущие планы, вся хитрость и природная смекалка Лисицы была ему теперь на руку. *** Михаэль представления не имел, какие страсти бушуют у него за спиной, занятый в эту минуту только разглядыванием слепящей глаза похлеще яркого солнца улыбки Флориана. А когда они дошли до стоящего на берегу драккара, рыцарь и вовсе задохнулся восторгом. Ладья Михаэля была бережно установлена на брёвнах, укрыта плотной тканью, и совсем не напоминала сейчас грозный боевой корабль*****. Но Флориану и этого было достаточно, он, испросив разрешения, нырнул под настил, провёл ладонью по сухим доскам. Такое восхищение только радовало самого викинга, свой корабль он любил и все охи и ахи франка вполне разделял. Рыцарь забросал его вопросами о постройке судов на севере, и Михаэль, как смог, рассказывал ему об этом, пока они не пришли на удобную отмель. Пологий бережок в самой своей середине делал словно передышку, выравниваясь почти горизонтально в небольшую площадку, покрытую густой, пожелтевшей травой, чтобы потом скатиться к воде крутым склоном, с песчаной косой сбоку. Именно на эту полянку и привёл его Михаэль, тут же взявшись раздеваться, поторапливая и раззадоривая всё ещё неуверенного в себе Флориана. — Вот увидишь, не холодно ничуть, — повернувшись спиной к рыцарю и уже входя в воду, уговаривал его викинг, — не бойся, если заболеешь, я тебя снова вылечу! И обернулся к Флориану, который стоял, вцепившись в пояс своих штанов и всё ещё не решаясь сунуться в воду. Вид Михаэля, стоящего по колено в сверкающей на солнце воде, абсолютно голого, протягивающего ему руку и улыбающегося, навел франка на мысли весьма далёкие от купания. Но смог отмахнуться от сиюминутных желаний и храбро ступил в ледяные волны, тут же задохнувшись от пронизавшего его насквозь холода. Михаэль со смехом поймал его за руку и потянул на глубину. Только сейчас Флориан понял свою ошибку и рванул было на берег, но викинг снова изловил его и, прижав к своей широкой груди спину отчаянно сопротивляющегося рыцаря, ухватил его за локти. Он барахтался изо всех сил, но держали его крепко, неумолимо погружая в осеннюю речку. Наконец, зайдя по пояс, Михаэль отпустил Флориана, который уже едва дышал, окончательно замёрзнув. Викинг положил на поверхность воды вытянутые руки и объяснил: — Ложись пузом вниз мне на руки и двигайся, я придержу тебя. Делать нечего, франк устроился у него на ладонях, работая локтями и бестолково вскидывая вверх пятками. Михаэль безостановочно ржал над его неуклюжими действиями, но через некоторое время Флориан уже вошёл во вкус необычной невесомости в воде и всё ловчее старался шевелить конечностями в такт. Цепенящий холод тоже куда-то исчез, сменившись внутренним жаром и желанием нырять ещё и ещё. — На сегодня хватит с тебя, — миролюбиво заявил Михаэль, — можешь попробовать сам и выходи греться. Он поставил Флориана на дно и, убедившись, что с ним ничего не произойдёт, бросился в воду сам, окатив его целым ворохом брызг. Теперь настала его очередь любоваться уверенными движениями мощного тела, рассекающего водную гладь с почти изящным мастерством. Наплававшись, викинг выбрался на берег, где его поджидал завёрнутый в плащ по самый кончик побелевшего носа Флориан. Но солнышко, припекая понемногу, сделало своё дело, и через какое-то время они уже вместе валялись на расстеленном плаще, подставив его ласковым тёплым лучикам свою остывшую кожу. Михаэль приподнялся на локте и внимательно посмотрел на рыцаря, блаженно зажмурившегося и неподвижно лежащего рядом. Он давно хотел спросить, но не было веского повода. Флориану и глаз не надо было открывать, чтобы понять его. — Что? — с лёгкой улыбкой спросил он, не поднимая веки. Викинг протянул руку и провёл по его груди мягким, осторожным движением. — Скажи… а тебе действительно так хорошо со мной? — Михаэль на секунду задержал дыхание, словно сжалось всё внутри. Он боялся обидеть франка, да и не привык он обсуждать вслух такие вещи. Но его терзало желание знать, что он не один испытывает это потрясающее ощущение маленькой смерти в объятиях Флориана. Рыцарь от удивления даже сел, недоумённо приподняв брови. — Так ты думаешь, что я прикидываюсь? — лицо франка побелело ещё больше от нарастающего негодования. Михаэль поморщился. — Да нет же, конечно нет! — на самом деле, его порадовала эта непритворная обида. — Я спросить хотел, как ты… мне всё время кажется, что я… Тут он окончательно замолк, потому что подобрать слова оказалось куда как трудней, чем просто думать про себя о таких вещах. Но франк, кажется, и без слов его прекрасно понял. — Ты хочешь знать, каково это — быть снизу? — Флориан облизал губы и хитро улыбнулся. — Хочешь, я покажу тебе, что я чувствую? Викинг не успел даже открыть рот для того, чтобы задать вопрос, как сам тут же понял, о чем ему говорит рыцарь. Они смотрели друг другу в глаза, пока до обоих не дошло, что самый главный момент в их отношениях только не протрубил сейчас в рог. Доверие, понимание и любовь. Взаимная и полная до краёв, как кринка щедрой хозяйки. — Да, хочу, — уверенно ответил наконец Михаэль, и отчётливо услышал звон разорвавшейся золотой цепочки, слетевшей наземь. Он лёг на спину, ему не было страшно, только умолкли все звуки вокруг и даже воздух, казалось, застыл в ожидании. Его любовник касался губами каждого потайного местечка на его теле, согревая жарким дыханием и поцелуем его всего. От крепких лодыжек, поросших жесткими волосками, до светлой и тонкой кожи изнанки бёдер. От костистых коленей, с едва заметными царапинами, до влажно-тёмного паха. Чуть прикусывал зубами впалый живот, щекоча дыханием всё выше и выше, до рёбер на боках и подмышек. И облизывал свои пальцы, пристально всматриваясь в его лицо, медленно, словно ожидая чего-то. Возможно, что Михаэль передумает отдаваться ему, сожалея о временной утрате своей власти. Но не этого было жаль замеревшему в предвкушении викингу. Об одном он сожалел, почему никогда раньше он сам не ласкал и не целовал Флориана так. Там. — Тебе будет больно. — Спокойно предупредил рыцарь. Михаэль фыркнул, разводя колени. — Если ты можешь стерпеть, то и я тоже! — Я не терплю, я хочу тебя, — таким же ровным голосом произнёс Флориан, осторожно проникая смазанным слюной пальцем в его тело. Больно не было, несмотря на предупреждение. И неприятного тоже не было ничего. Викинг, вытянув голову и приподнявшись на локтях, с интересом наблюдал, как влажный палец ныряет всё глубже и глубже между его ног. Флориан придвинулся ближе, поцеловал его, возбужденно, резко, как не целовал никогда до этого. Придавил его собой к земле снова, лаская с уверенностью сильнейшего. Его глаза стали в миг большими и такими близкими. Как и его тело, которое уже соединилось с ним в одно. Михаэль выдохнул прямо в эти целующие его губы со стоном принимая в себя, не боль, нет. Незнакомое и неизведанное до этого момента чувство полного единения с другим человеком. В низу живота словно пожар запылал, с каждым рывком рыцаря разгораясь всё ярче. Сразу стало жарко, сладко, захотелось только одного. Больше и слаще. Флориан двигался на нём, прижимая его к себе обеими руками, не опуская горячечного взгляда. Шептал быстро, обрывая слова и захлёбываясь ими: — У меня не получится брать тебя так, как ты берёшь меня… властно… жадно… как мне нравится, — Михаэль выгибался под ним, подставляясь, — я хочу для тебя больше ласки, тепла… всего больше… Викинг не чувствовал ни жёсткой шерсти под спиной, собравшейся в складки, ни прохладного ветра. Шум реки, дуновение ветра, всё это осталось где-то далеко. Только дыхание, одно на двоих, только гибкое тело, прильнувшее с силой и страстью, и желание отдать больше, чем ты взял сам. — Один Всеотец! — его глаза широко распахнулись, сердце словно остановилось, замерев на самом пике сильного толчка. — Ты что, каждый раз… вот так?.. Франк подхватил его бёдра и одним резким рывком вздёрнул на себя. — Всегда! Сердце рвануло вниз, туда, к самому средоточию удовольствия, которое вмиг захлестнуло с головой удушающими волнами. Его окатывало жаром изнутри и щипало тысячью ледяных игл снаружи. Михаэль стонал тяжело и хрипло, бился в объятиях Флориана, не в силах сдержать себя. Франк излился тоже, так же быстро, морщась и хватая стылый воздух открытым ртом. Вытер руку о траву, устало улыбнулся. — Ты доволен? Вместо ответа Михаэль обессиленно стукнулся затылком о землю, и на его губах расцвела улыбка. Флориан засмеялся, шлёпнул его по животу и прилёг рядом. — Что там говорила мне старая ведьма? — викинг смотрел в небо, перебирая мокрые волосы прижавшегося к нему рыцаря. — Ты — моя жизнь и моя смерть. Тёмная макушка тут же вскинулась вверх. — Какая ведьма? — Из лесной деревни, она приходила лечить тебя, — Михаэль удивлённо смотрел на франка. — Ты не помнишь? — Не помню, — франк потёр лоб, — это, должно быть, Брегген, целительница. Она сказала это тебе? А что ещё? — Что-то про месть богов и скорую смерть, я толком не помню, — викинга удивил его интерес к пророчеству. Жизнь северян была полна всевозможных предсказаний и суеверий, но сейчас Михаэлю совсем не хотелось об этом думать. — Давай остановимся на том, что ты — жизнь! — викинг пребывал в хорошем настроении, был полон сил и покоя, никакие мрачные мысли совершенно не умещались в его голове. — Да ради всего святого, я согласен, — хохотнул Флориан, устраиваясь поудобнее под его тёплым боком. Они заснули, закутавшись в широкие полы плаща, переплетясь друг с другом, словно корни одного дерева, улыбаясь даже во сне так, как будто другой мог видеть его. Не замечая, что из-под низко свисающих веток дерева на опушке леса за их спокойным сном наблюдают древние глаза, глядящие с жалостью и бесконечной тоской. Маленькая голова в чёрном платке покачивается с понимающим всё согласием, а руки медленно перебирают подол платья, словно выписывая ограждающие письмена.