Две стороны одной медали

***

Pov Трис Мне так и не удалось уснуть. Все тщетно, как бы не пробовала игнорировать ноющую боль, отключать пытливое сознание или наблюдать за Джо. Как я и думала, в лазарете очнемся на соседних койках. Её увечья намного серьезнее моих. В поединке с Эриком никто меня не предупреждал, что в пах бить нельзя, ловкий маневр и удар в слабую точку сумел дезориентировать его и выиграть мне немного времени. Что касается остального, я пропустила довольно сильные удары, однако бой был окончен ничьей. Радоваться этому или нет, не знаю. Теперь сплетни толстой паутиной плетутся над нашими именами, что изрядно раздражает. Уже десять часов утра и мы сняты с первой тренировки в силу обстоятельств. Что действительно хорошо, так это то, что мы не в красной зоне. Ни я, ни Джо. Лидер что-то пробубнил про смелость и выдержку, про мою хитрость и еще пару лестных слов, подкинул балов и смиловался. Почему только мне кажется, что это лишь подачка? Что он делает с других побуждений? Что это все идиотская игра. В дверь стучат и через секунду без какого-либо приглашения в комнату заходят трое. Двух из них я видеть не желала. И поверьте, в их число не входит врач. До сих пор не могу простить Четыре за то, что не остановил Эрика в случае с Джо, на меня плевать, а второго… Он мне просто не нравится. Совершенно. Он ходячее несчастье. Ужас всех неофитов. Они стали в углу, не здороваясь и даже не думая извинятся за бездействие или избиение. Бесит. Отвожу взгляд, тщательно игнорируя их заинтересованные взгляды. Они слишком похожи, но слишком разные. Возле меня сел врач. Это был мужчина лет пятидесяти, с прекрасными, глубокими серыми глазами. Если смотреть в них каждый раз, когда делают перевязку или вправляют кость, можно забыть о боли. — Что тут у нас? — Сипло говорит он, растягивая на, когда-то красивом лице полуулыбку. — Юная мисс Приор, — брови его немного нахмурились, когда он читал мою анкету о болезнях и всевозможных проблемах со здоровьем. Этот мужчина когда-то был очень красив. Мои глаза сами стирают морщинки, добавляя краски, омолаживающего блеска в его внешность. — Не стоит беспокоится, милочка, — обратился он ко мне. Его шершавая ладонь коснулась моих ссадин, заставив меня чуть-чуть поморщится. — Эта мелочь пройдет, не оставив после себя никаких следов, — улыбка сама по себе озарила мое лицо. Взгляд снова уткнулся в лежавшую справа Джо. К ней подсоединили капельницу и разные провода для измерения пульса. Её голова вдруг дернулась, а длинные пальцы сжали белоснежные простыни, она металась сквозь сон. Мистер Бернард перекинулся к ней, аккуратно хватая с руку. Краем глаза замечаю, что Четыре и Эрик напряглись, видать, все-таки хоть немного совести в них таки есть. Что? Трис, ты дура? Какая еще совесть? Посмотри на них, перед тобой двадцати двух летние убийцы. Да, красивые, да, с явным дурманом в глазах, с долькой тайны и, о Боже, прекрати! Врач смочил свою свободную руку в прохладной воде и положил на лоб брюнетки. Через секунду она вскочила в кровати, будто вовсе не сломано у неё одно ребро, вовсе не малое сотрясение мозга, вот она живчик! Но это её продолжалось ровно секунду. Стон пронзил комнату и она коснулась пальцами головы, а второй оплела живот. Свинцовые глаза Джо не искали лиц, из них долой лились дорожки прозрачных слез. Она не всхлипывала, вроде, она и не плакала, её состояние было спокойным и без симптомов истерики. Просто с её глаз текли слезы. — Мисс Волф, как вы себя чувствуете? — сиплый голос прервал мой шок, замечаю, что во взгляде Эрика и Четыре ничего не изменилось, но клянусь, в них остался осадок интереса. Я вижу еще угольки этого пламени. Как они так могут? Ведь по их милости мы здесь, Господи, как же меня это бесит. Снова всматриваюсь в Джо, наблюдаю, как она непонимающе моргает, избавляясь от влаги. — Спасибо, — хрипит она, но прерывается, прочищая горло. — Не так плохо, как могла бы, — улыбается. Ого. Впервые вижу такую улыбку. Будто привыкла. Будто норма. В её глазах больше боли, чем она смеет показать или скрыть. Странно это, видеть тайны чужих душ? Это ли штучки Дивергента? Остановись, Трис, не думай об этом сейчас. — Хорошо, — изрекает Бернард, аккуратно задирая кофту кареглазой, осматривая её огромный фиолетово-синий кровоподтек. — Или нет, — строго произносит мужчина, внимательно осматривая теперь весок пациентки. — Чья это работа, милая леди? — вроде нежный тон, а возражений не терпит. Удивительный человек этот Мистер. — Знаете, бывают такие люди, — весело начинает Джо, не смотря в сторону Эрика. — Я таких называю «раненными птицами». Они несомненно сильны и часто имеют власть, однако их боль теплится вот тут, — её исцарапанная бледная ладонь ложится на сердце. — И им необходимо отдать её, ведь летать они более не способны, — свинцовые глаза плавно переходят в карие, прямо пред мною, это зрелище фантастическое. Даже зрачки её становятся больше. — Поэтому они так поступают — пытаются сломать чужие крылья, — она оторвала руку от сердца и внимательно посмотрела на Эрика, затем на Четыре, и я сделала тоже самое. — Только порой они не видят, что крыла. Их нет. Вместо них лишь клыки. Клыки избитого волчка, — заканчивает тихо Джо, став до больных ощущений серьезной. Врач ни разу не перебил её и, кажется, все тут внимательно слушали её, затаив дыхание, ведь слова ей давались сложно, а голос постепенно срывался на хрип. — Мисс Джо, могу ли я вас спросить как взрослый человек, взрослого человека? — спрашивает он, изучая раны брюнетки, но в этот миг смотря прямо в глаза ей. Все, что делает она, так это кивает в ответ. — Случаем, Волф Джон не ваш дедушка? А следовательно Волф Конрат ваш отец, царство им обоим небесное, — тихо заканчивает Мистер Бернард. Вижу как она склоняет голову, пряча глаза, чтобы не вырвалась та боль, чтобы не закричать от неё, чтобы не умереть. Ладони сходятся в кулаки при таком зрелище. Тори упоминала о неком Джоне — одном из уважаемых глав Лихачества, он тоже был дивергентом. Сильным и мудрым. Но убив его, фракция изменилась. Полностью. Откашлявшись кровью, Джо поднимает взгляд и грустно улыбается. Значит правда. — Да. Мой дедушка когда-то был главой этой фракции, но он умер. Инфаркт, кажется… Я была слишком мала, — она немного морщит нос. Врет. Её глаза врут. — Я лишь помню его прекрасные истории и мудрые слова, — пожимая плечами, сказала брюнетка. Дверь резко хлопнула, от чего мы обе вздрогнули. Замечаю, что комнату покинули Четыре и Эрик. Странные. Впрочем, плевать. Пусть уходят, глаза бы мои их не видели. — Что ж. Не принимайте близко к сердцу, — мужчина кивает на двери. — Эти двое были его учениками. Когда они были неофитами, мой старый друг Джон обучал сорванцов. Ранее они такими не были. Когда он так. — он запнулся, -.неожиданно покинул нас, парней словно подменили. Да и фракцию. Все тут изменилось и не только тут… — проводя ладонью по седым, но густым локонам Бернард выдохнул. — Будьте, пожалуйста, осторожны, — клянусь всем, чем только могу, в его серых пронзительных глазах ключом било слово «дивергент». — Обе, — он может ответить на мои вопросы. Я уверена. — Желаю скорейшего выздоровления, девушки. Я вынужден покинуть ваше общество. До свидания, — кое-как прощаясь, я перевожу шокированный взгляд на такую же шокированную Джо. Мы, обе открыв рты, пялимся друг на дружку. Она выдыхает и смотрит в потолок, аккуратно «падая» на кровать. Пробубнив то ли брань, то ли проклен, брюнетка натягивает одеяло к самому горлу, при этом по-детски вытащив одну ногу на свежий воздух. — Ну и что ты думаешь? — её голос был дружелюбен, но отголоски тревоги в нем все равно слышались. — О чем именно? — спрашиваю. — О том, что те два мерзавца ученики твоего деда, — выдох. — О том, что ты соврала про инфаркт? — вдох. Выдох. — Или о том, что теперь все читают, что я герой-камикадзе, а ты — безумная тупица? — заканчиваю на своих вариантах, поворачивая голову к ней. — Все считают, что я безумная-тупица?! — наигранное удивление вызывает у меня хмык, но я продолжаю молчать, внимательно следя за ней. Она хмурится и наверняка думает «Стоит или нет?». — Что ты знаешь о «дивергентах»? — тихо, почти шепотом спрашивает. Заметила ли она, как я закусила нижнюю губу? Откуда у меня эта глупая привычка появилась? Позже разберусь. Сейчас в голове тикает детонатор. «Говорить» или соврать? Убежать или доверится? Она ведь моя подруга? «Друзья — потенциальные враги, Трис», — слова Тори иногда так не кстати. — Только то, что сама таковой являюсь, — хмычу. Если она предаст и скажет это, то я просто буду отрицать. Но почему я не хочу думать или допускать такой вариант? Нет. Джо этого не сделает. Верно? Внимательно слежу за ней, она не удивляется, напротив, прикрывает с облегчением глаза. Стало легче дышать? Или показалось? — А мне, — начинает она, так же тихо, как и в предыдущий раз, — что маму, папу за это убили, — выдох. Сложно ей, наверное, о таком говорить. Никогда бы не пережила смерть родных. Это мой злейший страх. — А потом и дедушку в подозрении на дивергенцию, они не дали ему времени доказать обратное, — выдох. Вдох. — Они просто взяли и застрелили Лидера Лихости. Главного из Пяти, — хрипит то ли из-за нехватки кислорода, то ли из-за горечи. — Знаю, что Мэттьюз извивалась надо мной, пронюхать, «подобна» ли я им. Знаю, что боится их как смерть или даже больше, — она тихо кашляет и шумно глотает кислород. Тянется и касается кончиками пальцев моего сердца, а оно как завороженное откликается. — Знаю, что я дочь своих родителей, — пост скрипту: «дивергент». Облегчение нападет на меня волной, заставляя душу отдать накопившиеся эмоции. Начинаю плакать как когда-то в детстве, но тогда меня обнимала мама, а сейчас определенно моя лучшая подруга Джо. Знала же, что мы похожи. Мы обе особенные и теперь я не одна. Теперь у меня есть поддержка. Это удивительное чувство, знать, что кто-то подаст тебе руку помощи. Интересно, это во мне говорит Беатрис из Альтруизма? Если да — то добро пожаловать подруга, меня зовут Трис и я дивергент. Pov Инкогнито. По коридору тяжелым шагом мчат два напряженных зверя. Их мощные плечи напряжены, а шумное дыхание отбивается от стен ямы эхом. Они одновременно доходят до угла залы и кулак Эрика летит в стену, делая вмятину в железной плите. Он грязно ругается, лбом опираясь о холодный метал. Второй же мужчина лишь скрестил руки на груди, казался более спокойным, но его взгляд устремлен прямо в небо, будто ища ответов там. Четыре пытался сохранить самообладание, но едва у него получалось лучше товарища. — Слышал? — насмешливо тянет Лидер Лихости. — Внучка, эта. — он делает паузу, чтобы найти подходящее слово, — Мелочь, — сквозь сомкнутые ровные зубы говорит, — его внучка. Сил ни на что не хватает, поэтому мужчина просто бессильно стонет. Тяжело и порывисто. Как раненый зверь. — Слышал, — отрезает обладатель темно-синих глаз, пытаясь умерить сначала собственный пыл, а после и… Действительно кого? Друга? Нет. Они не друзья с тех самых пор как умер их учитель. Как они оба лишились самого ценного, а после лишили себя от остального, нарекая на гордое одиночество. Флэшбек. — Парни, слушайте внимательно, — голос тихий, немного хрипящий, но пронизанный теплом и мудростью зовет двоих едва не самых важных людей в его жизни. Отражение показывает высокого коренастого мужчину с темно-каштановыми волосами, коих уже коснулась седина, большими свинцовыми глазами, но не холодными, а наоборот — пламенными. Татуировка на руке его молодила, а черный цвет был очень к лицу. — Что случилось? — в порыве интереса спрашивает юнец, на вид ему не больше восемнадцати, возможно младше. У него высокие скулы, серо-синие глаза, налитые блеском, и тихий, чуть-чуть пугающий голос. Рядом с ним парень, вроде похожий, но не совсем. Его светло-голубые глаза наблюдают за учителем, но слов не роняют. Как две стороны одной медали. Рядом похожи, но в одно же время просто иные. Совершенно не похожие. — У нас мало времени, поэтому не стоит перебивать, просто выслушайте, — мужчина по-отцовски улыбается, ероша волосы своих любимых учеников. — Это ваш последний урок, — изрекает Джон. — Вы умны, правдивы, бесстрашны, добры, милосердны… Я вас обучил, как собственных сыновей, поэтому помните: принимайте решения, доверяя сердцу, слушая голос разума. Неважно, поддается ли происходящее логике или нет. Важно не как вас примет общество, важно как вы поставите себя. Никому не говорите, что вы — дивергенты, время придет и все узнают. Тогда это не будет пороком, более того, это будет даром. Главное, сумейте удержать то важное, что даст вам понять о том самом моменте, — легким не хватает кислорода и мужчина замолкает, вдыхая как можно больше. — Эрик, Тобиас, — он зовет их, — держитесь друг за друга, слышите? Вы — братья. Кровь не столь значима, главное то, что здесь, — палец указывает на сердце. Он притягивает их и обнимает, сильно и жарко. Как в последний раз, как будто прощаясь. Тогда никто не мог подумать, что Джона ни с того ни с сего ударит «инфаркт», что его найдут мертвым в собственном кабинете. Никто не знал, что это был яд. — Я люблю вас, мои ученики… — вот, что они слышали в последний раз от самого важного человека в своей жизни. Они так и не смогли пережить ту смерть. Не смогли поверить. Не смогли больше быть друзьями. Все напоминало о боли, которая травит душу. Они порознь зализывали раны. Джо была права. Им оторвали, но вовсе не крылья — им вырвали сердце, изрядно раня его, кидая его в адское пламя, а затем в ледяную воду, стреляя в него, а потом доставая острым лезвием пули. А когда вернули, оно уже не билось. End Флэшбек Они разошлись. Разошлись, снова не поговорив, снова не решив никаких проблем, они снова сбежали. Кто куда. Эрик в собственную комнату, топя горе и боль в порывах животной похоти, вбивая себя в очередное тело, имя чье естественно не спросит. А Четыре на крышу, где никто не услышит его крик, где никто не увидит его боли. Это две стороны медали, слишком похожи, но до ужаса разные.