Две стороны одной медали

Камень, упавший в воду, неизменно тонет; Так и люди рано или поздно идут ко дну. Но камню легче, поскольку камень не помнит Руку, его забросившую в волну.

— О чём ты думала?! — Трис меряет шагами углы моей квартиры, на что я вновь безбожно улыбаюсь. Мило. Это так мило, видеть её, такую маленькую, хрупкую, словом, птичку — злой. Мило и странно. Ангельская улыбка и характер бойца. Несгибаемый стержень. Воистину бесстрашная. Самый сильный «воробушек» из всех, кого я только могла встретить. — Может, начать называть тебя мамочкой? Брось. Брось смущаться при мне, Приор, ведь я вовсе не слепая и вижу, какими взглядами ты провожаешь Четыре. Я не глупая и знаю, кто крадется по тёмному коридору вот уже неделю. — Не смешно, Джо! Мне страшно! Страшно за тебя, потому что я не знаю, когда настанет момент… — ты закусываешь губу, жмурясь, будто съела лимон. — Когда он придёт за тобой. Когда придет мстить, — твой голос обрывается, а в воздухе немеет твоё беспокойство. Глупая. Альтруист никогда не умрет в тебе, да? — О чём я думала? Я думала, что убью его. Не сдержусь и вырву глотку собственными руками. Вонжу в мясистую кожу ногти и буду держать мёртвой хваткой, пока не задохнётся. Думала, что плевать хотела на план, плевать на завещание дедушки, плевать на всякие благие цели, плевать на систему и фракции, плевать на Джанин Меттьюз с её сумасшедшими замашками революционера, я хотела крови. Понимаешь? Его крови. Вязкой, густой, горячей. Я хотела проверить, такая же она, как и наша, или чёрная, нечеловеческая. Хотела, чтобы он мучился. Просил пощады. Просил шанса на жизнь. Шанса, которого не дал моему ребенку. Которого не давал ни одному дивергенту. Я думала о том, каким образом влюбилась в него. Как вообще такое возможно. А главное, за что? За внешность, силу, харизму? За ум? Он всего лишь ещё один эрудит, всего лишь ещё один лихач. Он всего лишь Эрик. Что-то щелкало, здесь, у виска, — стучу по ним двумя пальцами. — Убей. Убей. Убей. Пока он не забрал всё. Не забрал последнее. Цель и тех, из-за кого я иду к цели. Трис, я видела запрос Меттьюз, я видела подпись Макса под ним, знаю, что Эрудиция желает провести «бета-тест», прикрывая это новой сывороткой, — выдохни Волф, выдохни. Ты сможешь. — Бернард говорит, что это пыль в глаза. И я склонна ему верить. Не хмурь брови, тебе не идёт. Не надо притворяться, что тебе на всё плевать. Я вижу, как ты содрогаешься, когда слышишь имя этой женщины, вижу, как бегают глаза в поисках Итона. И это мне страшно, за тебя. Поэтому не оспаривай моё предложение, поняла? Можешь считать это приказом, если захочешь, но ослушаться не имеешь права, как и не имеет твой благоверный. Слушай внимательно, — как же, чертовски сложно произнести это вслух. Ты бы знала воробушек, ты бы знала. — Все, кого Четыре считает «другими», должны в течение двух суток быть укомплектованы в отряд. Включая тебя, Трис. Возьмёте всё, что вам понадобится: еду, одежду, оружие, лекарства. Всё. Без ограничений. Судя по дедушкиным расчётам, где-то на северо-западе есть заброшенная база. Даже не база, а бункер. Его бункер. По официальной версии, вы будете отосланы на задание и убиты. А по моей, вы будете там скрываться, пока я не решу вопросы здесь. Твои огромные зелёные глаза наливаются слезами, и ты плотно сжимаешь губы, шмыгая носом. На твоём лбу огромными буквами написано «ни за что», а я лишь снисходительно качаю головой: — Я знаю, что ты со мной до конца, но Трис, — лучше я буду уверена в том, что в случае провала ты будешь жива и у человечества будет шанс, нежели бояться, что утащу тебя за собой в низы раскаленного пекла. — Ты нужна мне там, слышишь? Мне нужна подстраховка. Наотмашь крутишь светлой головой, имитируя болванчика. — Это приказ, — и последний аргумент. — Ты не можешь так поступить со мной, Джо, не можешь. Глупая бесстрашная девочка. — Могу и поступаю. Два дня, а теперь иди к Четыре и введи его в курс дела. Поняла? Я не хочу убивать Меттьюз из-за паранойи и разжигать бессмысленную войну среди фракций. Не сейчас. На это будет своя пора и своё время. А пока никто не готов к этому. Улыбайся, дурочка, близок тот день, когда ты не будешь бояться глупого разоблачения. Скрипишь зубами, молча негодуя, но уходишь, уходишь, чтобы выполнить мою, наверное, последнюю просьбу. Медленно иду по коридору, отсчитывая минуты, до начала. В руке гранатовый сок, в пальцах зажата сигарета. И я не знаю, когда пристрастилась к курению, да и в принципе, плевать. Раз, два. Представляю, как чернокожий мужчина открывает белоснежный конверт без подписи и адресатов. Три, четыре. Как он заинтересованно поднимает брови, потирая подбородок, не спеша разворачивая лист. Пять, шесть. По переносице стекает капелька солёного пота, холодного, как и остекленевшие карие глаза, в которые Макс смотрел, усмехаясь остывшему телу Джона Волфа. Семь, восемь. Страх шевелится прямо там, в потёмках прогнившей души, он разливается в крови и течёт по жилам. Девять, десять. Старший Лидер фракции Лихость в ужасе комкает лист, не веря самому себе, что это происходит. Судорожно хлопает по своему телу в поисках ствола, авось, пригодится. Встаёт, тяжёлой походкой измеряя метраж, чтобы тут же разжечь старый камин и сжечь чёртово послание. Только тебя, дорогой, это вовсе не спасёт. За грехи стоит отвечать. Разве ты не знал? Эти мысли поработят твоё бесстрашное сознание, ставя на колени пред алтарём неизвестности. Я слышу, Макс, слышу как часто ты дышишь за дверью своего кабинета, как начинаешь сходить с ума, напрочь забыв все веские слова, коими кормил детей. Мнимая доблесть испарилась, как и испарилось время твоего верховенства. Я — твой палач. Я — твоя виселица. Я — твоя инквизиция. Я — твоя гильотина. Необратимая смерть. Готовься, слышишь? Я иду.