Глава 2. От лица Хюррем
23 июля 2014 г. в 20:25
В восемь лет со мной произошло нечто странное. Вдруг, как то само по себе, мне стало казаться, будто я знаю что произойдет и что я могу повлиять на происходящее. В начале зимы, когда отгуляли новогодние праздники, один из моих младших братьев, оставшись без присмотра, выполз на невысокий балкон, пролез через балюстраду и повис на маленьких ручках, держась за нее. Даже обладая огромной, нечеловеческой скоростью никто не смог бы подбежать к ребенку, и он бы упал и разбился, но я, в невероятном желании воли, в диком страхе отчаянно протянула руки и каким-то чудесным образом замедлила его падение. Его тут же подхватили и унесли, хвала Силе все обошлось. Но эта уверенность, что теперь так будет всегда, меня больше не покидала и мне было тревожно из за этого знания – я не понимала, что со мной происходит.
А весной слегла мать. И слегла так тяжело, что медицинские дроиды только разводили манипуляторами, и испуганно мигали своими искусственными линзами, точно сознаваясь в собственной беспомощности. По дворцу среди обитателей уже поползли зловещие и невежественные слухи о порче, сглазе и гневе силы, который каким то образом навлекла на себя мать. Ее невидимые враги бледной тенью ходили по дворцу, загадочно улыбаясь и качая головами, что ей недолго осталось и что к зиме надо заказывать мавзолей и священника, ибо дни ее сочтены; что она не жилец больше на этом свете. Подобные страшные беседы всегда ведутся в таких случаях, когда человеческий страх перед неизбежным приобретает уродливую, гипертрофированную форму, а недруги плетут интриги и строят собственные планы, негласно деля власть. Каждый день я навещала мать в своих покоях, видела как она тихо угасает, как красок на ее прозрачном лице становиться все меньше, телом она уменьшилась, а прекрасные золотые волосы потускнели. И вдруг стало невыносимо тяжело от одной только мысли, что моя такая здоровая, еще очень молодая и красивая мать вдруг станет тленом, а я и мои братья останутся в этом огромном, мрачном дворце совсем одни; и что ее чудесные, светлые комнаты займут чужие люди, выбросят ее вещи, что ее платья и украшения раздадут другим наложницам, и что если я увижу кого-нибудь в ее одежде, то сойду с ума от тоски. Тяжелой была мысль, что мы останемся никому не нужными, и нас возможно перевезут в старый дворец в ожидании печальной участи. Внезапно моя обычно сдержанная мать вдруг положила руку мне на волосы, и губы ее зашевелились и прошептали: «Нур,(свет)». И мне так отчаянно захотелось, чтобы я, молодая, сильная, здоровая, с блестящими глазами, поделилась с ней своей жизненной силой; чтобы мать снова встала, ходила, чтобы я могла слышать шорох ее платья, слышать ее четкий, громкий голос, раздающий приказы направо и налево. И в тот момент из меня как будто что то стало уходить, какая то часть меня, и через мои волосы и руки идти к ней. Словно сама жизнь выливалась из меня и переливалась в нее. И, о чудо, ее глаза заблестели, а тихий голос успел прошептать слова благодарности, затем я упала и провалилась куда то в ночь, куда то в тени подсознания, в пустоту.
Очнулась я в своей комнате, еще очень слабая, но счастливая от одной только мысли что мать будет жить. Пришли служанки чтобы помочь мне одеться, при этом старались не смотреть на меня и стыдливо отворачивались, затем они тихо поклонились и оставили меня одну. Я подошла к зеркалу и подняла глаза на себя. С его блестящей глади на меня смотрела маленькая старушка. Лицо мое заострилось и усохло, глаза впали, а на лбу и на щеках появились глубокие морщины. Наблюдая это уродливое зрелище, я поняла что сила ушла из меня к ней, и что я вмиг постарела на годы. Но где то, в глубине сердца вдруг появилась мысль, что это не навсегда, что это обратимо, и что надо копить в себе силы и юность вернётся. Для меня сделали роскошный бассейн, окружили прекрасными вещами, подавали самые лучшие блюда и потихоньку краски молодости возвращались ко мне, морщины разглаживались, а улыбка становилась светлей.
В конце лета непрерывно шли дожди, во дворце было сыро и холодно, кусты и деревья в саду поникли, и цветы уже собирали в кучи и я помню, как эти печальные кучи с каждым днем становились темнее, а девушки в гареме вздыхали, что прошло еще одно лето, а жизнь так и не поменялась, что они с каждым летом становятся все старше, а счастье так и не приходит.
Наступила дождливая, грязная, темная осень. И настроение было осеннее. А в конце ее кто то увидел, как зловещая птица Ирид три раза садилась на главную башню дворца, пугая народ своим темно-желтым оперением. Про нее говорили, что эти птицы так заботливо растят своих птенцов, учат их летать, охотиться, вить гнезда. А когда детёныши вырастают, они запросто могут съесть своих родителей, и друг друга. И в этом снова увидели страшное предзнаменование, и по самым темным закоулком дворца среди старух опять поползли плохие разговоры о неотвратимости кары небесной, об апокалипсисе, о конце мира.
К зиме выпал снег, стало веселей. Гарем опять ожил, все высыпали на галереи любоваться белым чудом, ловя снежинки, или стоя как статуи, ведя предпраздничные разговоры. В такие минуты я брала скрипку и играла тягучие мелодии, которые напевало сердце. Слушая рассказы девушек об их родине, я представляла себе залитую солнечным светом плодородную Набу, яркую, красочную Фелуцию или космополитичный Корусант. Моя душа пела и играла обо всех тех местах, где я никогда не была, и где мне не суждено было бы побывать, ибо участь моя была известна. Девушки были благодарны мне за игру, они с щемящей тоской в сердце вспоминали свою родину, свое детство, своих потерянных близких.
К концу года все стали готовиться к приезду важной гостьи. Каждый уголок был осмотрен, вычищен, снова заблестел яркими цветами. Уже здоровая мать еще громче ходила и раздавала затрещины, а ее низенькая полная хазнедар, ходящая с палочкой, еле поспевала за ней. Калфы носились как угорелые, красные от напряжения с важным видом. Никому не хотелось опозориться. И вот, в один прекрасный день ворота гарема отворились и вошла она, высокая, стройная, черноволосая, в простой одежде, та, которой предназначено было изменить судьбу всего мира.