Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

На другой день с утра Полина, условившись с мужем, взяла карету и в одиночестве отправилась кататься по Невскому проспекту. Она знала, что Эразм найдет ее, - хоть и не знала сама, где его искать. Величайшая милость небес – быть обыкновенной, быть в неизвестности… но это только пока она во плоти… Что уготовано дальше, человеку думать не разрешалось, - а между тем, могло ли быть что-нибудь значительнее? Эразм пешком нагнал медленно катившую гербовую карету Дольских. Он постучался в окно к княгине, труся рядом. - Стой! – крикнула она кучеру. Совладав со своим невольным страхом, Полина открыла дверцу и пригласила Эразма сесть к ней. Он покачал головой, ступив одною ногой на подножку и серьезно и угрюмо глядя на нее. - Неосторожны вы, ваше сиятельство, - проговорил он, оперевшись на колено. – Вы молодая жена, особа титулованная и очень известная… болтать станут… - О мертвых только не болтают, - нетерпеливо ответила Полина. – Лучше, чтоб увидели, как я с вами гуляю? Не маячьте, садитесь! Она стукнула себя по колену. Эразм кивнул и полез к ней в экипаж. - Богато у вас как, - проговорил он, оглядываясь и устраиваясь на сиденье: бархат этого сиденья был куда ярче и новее бархата его короткого сюртука. – Внутри обито шелковым репсом, новеньким, а снаружи лак! Просторно - хоть живи в таком экипаже всем семейством! И даже запах особенный, деньгами пахнет! Он потянул носом. - Или это духи ваши, ваше сиятельство?.. Полина поджала губы. - Эразм Гавриилович, я и так все понимаю! Это недостойно вашей фамилии - такое юродство! Договоримся как благородные люди! - Где уж нам о фамилиях помнить, - ответил Эразм, опустив голову. – Ваше дело другое, ваше сиятельство, - вам позволительно забывать, что в наше время знатной фамилией людей может попирать только тот, кто их топчет своими миллионами! Полина шевельнула черной бровью. Усмехнулась, и сверкнула бриллиантовая слезка на высоком лбу. - Я иное подразумевала, - сказала она. – Хотела говорить с вами как с человеком, с которым нас уравнивают наследственные понятия о благородстве… впрочем, это оставимте, Эразм Гавриилович. Я к делу… мне с вами к нотариусу ехать, вы не забыли? Согласны? Будет только справедливо, если я верну вам ваше имение! Она заговорила горячо, наклонясь к нему; Эразм отодвинулся, глядя настороженно и даже насмешливо. - Конечно, справедливо, - ответил он. – Где уж вам теперь замешиваться в одну чертову кашу с нами, ваше сиятельство! - Прекратите! Полина стукнула кулачком по колену. Эразм вздрогнул. - Слушаюсь, - сказал он с насмешливым испугом. Полина вздохнула, с трудом сохраняя терпение. - Я понимаю ваши чувства – вашу оскорбленную бедность, - сказала она. – Я сознаю, что в самом деле, по человеческой справедливости… Она вдруг поднесла руки к ушам. - Муж меня богато одарил, и я вольна распоряжаться моим добром*, - проговорила она. Увидев и поняв наконец, что Полина хочет снять бриллиантовые серьги, изумленный Эразм неожиданно так и взвился: - Вот уж этого я не потерплю! Как вы смеете! Полина уронила руки. - Так вы не просите? – спросила она; едва заметная ее насмешка заставила его покраснеть. - Нет, - грубо ответил он. – Верните мне мое, и на этом кончим! - Ну вот и хорошо, - сказала Полина. Мысленно она порадовалась за Эразма, в котором достоинство все-таки еще жило. - Едемте? – спросил Эразм, поглядев на нее исподлобья. Полина засмеялась. - Ну уж нет, вы и в самом деле ребенок! У меня и бумаг с собой нет! Подъедем к палате* в разных экипажах, в условленное время, чтобы много не говорили… Она вдруг нахмурилась. - Я ведь с императором беседовала, - понизив голос, тихо сказала княгиня. – Мне это Артемий устроил. Сейчас темное, страшное время, Эразм Гавриилович… - Будет еще и темней, и страшней – ручаюсь, Полина Андреевна, - ответил Эразм без всякого уже шутовства. – Но мы с вами этого не увидим. Он разгладил свои панталоны, к которым на коленях пристала какая-то шерсть. Снял шерстинку и бросил ее на пол. - Напрасно вы это, - мрачно сказал Эразм. – Напрасно говорили. Только хуже от этого будет, - медленно прогудел он под нос, откидываясь на спинку сиденья и отворачиваясь от Полины. - А вы знаете, как муж мой рисковал? – изумленно спросила Полина. - Ну да, - не поворачиваясь, кивнул Эразм. – Честь ему и хвала… Полина поджала губы, с возмущением выпрямившись позади Эразма; тот все не смотрел. – Их императорское величество, Николай-то наш Палкин, сейчас ох как не расположены к вольнодумству – еще менее, чем полагает ваш князь, - задумчиво проговорил последний Волоцкий. – И ваш князь полагает царя умнее и великодушнее, чем он есть сейчас, по старой, знаете, памяти - а тот давно уже ходячий жандармский мундир. Состарелся на одном - на высшем - посту, видите ли; и еще режим, которым он сам себя закабалил, и привычки, и властолюбие: очень все к старости въелось в человека… Эразм повернулся к испуганной княгине. - Да вы с ума сошли? – пробормотала она, крестясь. Эразм улыбнулся. - Струсили? Вы не бойтесь, не ваши же лакеи о вас донесут, - ответил он. – Это не вам теперь бояться надобно, Полина Андреевна. - Простите, - горячо сказала княгиня. - Прощаю, - усмехнулся Эразм. – Это же не ваша вина, что мы с братом такие уродились… Он смотрел колюче и не прощал – но Полине пришлось удовольствоваться этим. Она склонила голову. Свет на мгновение заслонили две фигуры – господина с дамой, которые прошли мимо, оживленно разговаривая. Полина очнулась и встрепенувшись, приказала: - Трогай! Карета тронулась шагом. Они молчали некоторое время – под медленный перестук копыт; град Петра и его преемника надменно проплывал мимо. Солнце сверкнуло в окно спереди и тут же спряталось по другую его сторону. - Эразм Гавриилович, - проговорила княгиня. – Я вам теперь задам приватный вопрос… Эразм нервически хмыкнул. – Догадываюсь, что за вопрос, - усмехаясь, сказал он; тут же прикрыл рот рукой. – Простите – спрашивайте, - кашлянув, заглушенно проговорил провидец. - Что именно вы видели в отношении мужа? Или это все была ложь?.. Полина нагнулась к Эразму: она так надеялась, что это все была ложь! Кровь горячо бросилась в лицо, руки сжались на коленях. Эразм с сожалением покачал головой. Полина точно в пропасть ухнула. А она-то думала… надеялась! - Так вы ему правду сказали – когда он умрет? – прошептала она. - Видите ли, - медленно ответил Эразм, опять разглаживая ладонями штаны. – С числами я, признаюсь, приврал: уж очень был зол… Но мне именно что отчетливо представилось вчера, что ваш муж умрет дурной болезнью, и в скором времени. - Мне тоже иногда отчетливо представляется – и лица, и числа: когда я сны вижу, - сказала Полина. Ей было очень страшно. Эразм мотнул головой. - Это другое, - решительно ответил он. – Испытав, вы сразу поймете, когда будет обыкновенный сон, то есть фантастическая игра мозга, а когда виденье или сон вещий… Надеюсь, конечно, что и не испытаете, - поправился он поспешно. – Но вот вам пример: сравните обыкновенную житейскую тревогу, когда вы ждете домой мужа, с точным принесенным жандармом известием, что его завтра казнят. - Господи боже! – ахнула Полина. - Или сравните обыкновенную житейскую радость, - Эразм вдруг неловко улыбнулся, - с… Полина рассмеялась, поняв и очень смутившись. - О, конечно, это пример удачный! Они отвернулись друг от друга, от большой неловкости. Потом княгиня тихонько спросила, все еще не глядя на Эразма, стыдясь и робея: - А что это за болезнь?.. - Не знаю, - со смущением ответил тот. – Я не доктор, к сожалению. Ему бы доктора пригласить. - И поможет? – спросила Полина. Эразм вскинул плечами. - Бог его знает, - сказал он. - А я? – шепотом спросила княгиня. Ею вдруг овладело видение прошлого: как она точно так же спрашивает о своей участи Антиоха. Полине стало зябко. - Насчет вас… не знаю, - просто ответил медиум. - Тоже приврали, - сказала Полина. Ее начал охватывать слишком хорошо знакомый гнев. Эразм кивнул. - Тоже отчасти, - серьезно ответил он. – Есть ли у вас болезнь мужа, как и, по совести говоря, есть ли у него самого эта болезнь, утверждать не могу. Но что-то мне не нравится, когда я на вас смотрю. "Когда Антиоху "что-то не нравилось", это почти всегда кончалось плохо…" - Как ваша дочка? Как назвали? – спросила Полина. - Как? Еленой, а как же еще, - усмехнулся Эразм. У него сделался на миг удивленный вид – точно он сам не верил, вспоминая, что он отец. – Дочка здорова. - Крещеная? – спросила княгиня. - Обижаете, - отозвался Эразм. Потом нахмурился и сказал: - Да только это не поможет. Оба одновременно и одинаково перекрестились. Потом Полина посмотрела в окно и, нахмурившись и постучав атласной туфелькой по полу кареты, приказала остановиться. - Пора честь знать? – спросил Эразм, улыбаясь – невесело, но уже почти без злобы. Злобу он избыл. Полина кивнула. - Пора нам разойтись. И я вас далеко увезла, - ответила она. – Эразм Гавриилыч… так назначим же время. Договорившись о встрече, они распрощались. Приехав домой, Полина не пошла сразу наверх – а приказала сразу подать себе чаю в гостиную: она не знала, какими словами обратится к мужу. Руки дрожали, когда она подносила чашку ко рту. Дольский спустился, когда она уже осушила одну чашку: а во рту было все так же сухо. При виде князя Полина чуть не вскочила, но сдержалась и стыдливо улыбнулась. - Здравствуй… Садись со мной. - Здравствуй, - холодно ответил князь. Туча недовольства осеняла его лоб, и он не мог и не хотел это скрывать. Сев напротив жены, сухо приказал подать себе чаю. - Как твои дела? – спросил Дольский, медленно делая первый глоток. - Виделась, - шепнула она, покосившись на мужа. Потом подняла голову и по-настоящему покраснела, глядя ему в лицо. Дольский тоже поднял на нее глаза – и она снова изумилась его породе, которая могла быть вылеплена только веками и грубого, и утонченного владычества над другими людьми: высокий лоб, нос с горбинкой, тонкие губы и белые глаза… это лицо казалось лицом римлянина, правильные черты которого были искажены набегом и разгулом новых потрясающих эпох. И уж никакой римлянин не носил таких золотистых усов и бакенбард, придававших чертам Дольского лоск и законченность облика денди или щеголеватого офицера. - Я тебе нравлюсь? – чуть усмехнувшись, спросил князь, догадавшись, что отвлекло ее. Полина кивнула. - Очень, - смущенно сказала она. – Но я хотела сказать тебе… Улыбка его исчезла, сцепленные руки легли на колени. - Ну? - Я отпишу ему мою половину Опальского, - с глубоким вздохом ответила княгиня. – Послезавтра, если ты не возражаешь, мы с ним поедем… Больше он нас не побеспокоит. - Надо думать, - сказал Дольский, нервически пригладив светлые блестящие волосы, которые уже начали на макушке редеть. Он сделал движение, точно хотел спросить что-то еще, - и замер и замолчал. Полина встала с места и, подойдя к неподвижному князю, присела около него, положив обе руки ему на колено. - Артемий, - мягко сказала она. – Он сказал тебе тогда неправду... Дольский дернулся, точно его ошпарили. - Неужели? – саркастически спросил этот аристократ, который не мог вынести унижений ни от низших, ни от докторов. - Неправду насчет времени… твоей смерти, - проговорила Полина, молясь: только бы все сошло хорошо. – Но тебе нужно пригласить врача: это точно. На несколько мгновений Дольский замер, как граната перед ослепительным взрывом. Полина приготовилась зажмуриться и отшатнуться… - Хорошо, - холодно сказал князь, овладев собой. – Так я и сделаю. Тебя осмотрят тоже. - О, я с радостью, - живо начала Полина – и осеклась под его взглядом. Она встала, ласково и просительно улыбаясь. - Пойдем наверх, - прошептала она. – Хочешь? Глаза его блеснули: он улыбнулся и быстро встал. - Что за вопрос! Они пошли наверх, обнявшись и оттого медленно… но на полдороге Дольский вдруг подхватил жену на руки и быстро понес ее. Он чуть не оступился, когда начал осыпать ее поцелуями; но потом понес еще быстрее. Полина мирно и быстро закончила дела с Эразмом; а на другой день к Дольским пришел их домашний врач, прихода которого она с трепетом ждала. Осмотрев обоих владетельных пациентов, он сделал заключение… что и князь, и княгиня здоровы. "Вы оба в полном здоровье, - сказал доктор. – А его сиятельство в лучшем здоровье, чем когда бы то ни было". Полине стало не по себе от такого заключения – уж теперь-то она понимала, что Дольского едва ли удастся позже убедить в возможности унизительного недуга; но слово было произнесено. Еще неделю Дольские вкушали петербургскую жизнь и занимались делами Адашевых; а потом вдвоем выехали в Швейцарию, бросив позади все. * Хотя жена, согласно Своду законов Российской империи, и находилась в подчиненном положении по отношению к мужу, ее приданое, а также "имение, приобретенное через куплю, дар, наследство или иным законным способом", признавалось отдельной собственностью, и она могла им независимо распоряжаться. * Казенной.