Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

Антиох вышел из тарантаса*, отстегнув кожаный фартук, защищавший его от непогоды. Утопая порыжевшими от старости сапогами в мартовской слякоти, молодой человек приподнял козырек картуза, затенявшего глаза, и направился к усадьбе. Господский дом в Опальском был не слишком приглядный – приземистый, деревянный, с серою железною крышей; краска на ней облезла, и не от недостатка средств: от лени и беспечности хозяев. "Русская, русская лень, - думал он. – Как уныло это, и все же – как бесконечно мило! Все те же мы: нам целый мир чужбина…" Он так и не повидал мира; надежды на это оставалось все меньше. Но теперь Антиох не думал о чужой стороне: а вот только об этом клочке земли, породившем его, с которого его и то согнали. "Поглядим, братец… Поглядим". Приближение младшего Волоцкого наконец было замечено. Показавшийся зачем-то в сенях седой, при бакенбардах, слуга Осип, бывший дядька* Эразма, а теперь его камердинер, выступил было на вершок* наружу; потом еще… А потом замер, схватившись за перильца: захотев не то броситься навстречу Антиоху, не то в дом, подальше от него. Антиох улыбнулся. – Эй, Осип, стой! – ясным голосом окликнул он его. Молодой Волоцкий пошел навстречу дядьке, улыбаясь приветливо и безжалостно. - Что это ты бежать вздумал? Не узнал своего барина? – спросил он. – Или я так страшен стал? - Да как не узнать, батюшка… Не чаяли, никак не чаяли видеть… Осип щурился, боясь глядеть на него и не смея не глядеть; он посматривал как-то искоса и все пытался "забочить", идя рядом с ним. Антиох наконец пожалел старика; он хотел дружески положить ему руку на плечо, но не стал так пугать его. "Ах, как далеко расходятся слухи, - подумал он, помрачнев. – Дощупались! И люди наши дощупались до московских дел: хотя поди тут не узнай, когда я с ними возрастал…" - Барин дома ли? – спросил он. - Дома, дома-с, - закивал Осип. – Они сейчас… И тут он смешался, даже покраснел. Антиох поднял брови и улыбнулся, став еще красивей. - Ах, так, значит, - сказал он. – Ну тогда проводи пока меня, Осип, в мою комнату: надеюсь, она не занята? - Никак нет-с, как можно-с! Осип засуетился перед ним, как будто во внезапном суеверном страхе. Антиох смотрел на это мрачно: утонченное, почти девически нежное лицо его было зловещим. - Вещи, батюшка, пожалуйте! - Одна только сумка, - показал Антиох через плечо на тарантас. – Не бойся, она нетяжелая. И потом вели, чтобы мне подали умыться с дороги. Как брат освободится, передай, что я приехал. - Слушаю, Антиох Гавриилович! Антиох в одиночестве направился в дом. Двери и половицы в сенях заскрипели; он постоял, с меланхолическою улыбкой прислушиваясь к этому звуку хозяйского нерадения, потом пошел в комнаты. Навстречу ему из какой-то кладовой высунулась белобрысая девчонка, уставившаяся на господина в ужасе; Антиох ласково улыбнулся ей, и та с визгом убралась обратно. Больше он ни тени не повстречал. Впрочем, все слуги сейчас должны были быть на своей половине или в службах: ни обедать, ни ужинать время еще не пришло. Младший Волоцкий прошел через гостиную; замер около потемневшего портрета мрачного сухого старика с нависшими черными бровями и с напудренными седыми волосами. Он посмотрел в глаза портрету и перекрестился. - Мир… тебе, бедный отец! Не желаю мира праху твоему: не верю в это! Он пошел наверх, в бывшую свою спальню: ступеньки под ногами пели на разные голоса. Поднявшись в комнату, Антиох постоял в дверях, бродя взглядом по старым обоям и полкам с затянутыми паутиною книгами, и шагнул внутрь, опустив голову. Подойдя к письменному столу, сел и закрыл глаза; потом лег лбом на сложенные руки. "О господи, как же я устал… Никто этого не знает; одна только Поленька…" За спиной появился Осип; барин услышал его, только когда камердинер кашлянул. - Вещи ваши, батюшка… И умыться вам несут. Антиох улыбнулся. - Спасибо, братец. Он встал. В комнату вошел сам Осип и еще мальчик с тазом воды, мылом и полотенцем. - Закусить не угодно ли? – трепетно спросил старик. Антиох нахмурился. - Нет, - сказал он. – Подожду, пока у вас обедать не сядут: тогда пожелают ли меня с собою за стол посадить… Осип испугался этих слов, но промолчал, только поклонился. Антиох снял сюртук и, закатав рукава рубашки, стал умываться; почувствовав, что дядька все еще ждет, спросил, отфыркиваясь: - Брату ты все еще не доложил? - Никак нет-с… Антиох выпрямился, осушая полотенцем белую шею, к которой пристали черные поэтически длинные, до середины ее, волосы: - Так "они как есть заняты"? – спросил он с неожиданным – помимо его собственной воли – сарказмом. – "Прийти не могут"? - Они теперь свободны-с, - заикнулся Осип и замер, глядя на молодого барина с открытым ртом. - Но ты не смел обо мне доложить, - закончил Антиох. – Прекрасно! Не беспокой тогда себя больше, Осип: я сейчас пойду сам о себе доложу!.. - Что вы, сударь, как можно! Старик чуть не преградил ему дорогу; совсем открыто встать грудью не посмел, но руку поперек все же протянул: - Антиох Гавриилович, как так можно? Они же здесь хозяева; что вы, батюшка?.. Ссору с порога затеять хотите?.. Антиох наступал на него, а старик пятился, и руки его опускались. - И они-с там, - икнул и дрогнул Осип напоследок. – Елена Ивановна… Если бы Антиох пошел дальше, никто, конечно, не посмел бы задержать его; даже словом. Но он остановился. - Елена Ивановна, - с задумчивою лаской сказал Антиох; он качнул головою, и что-то страшное выразилось в лице его. – Ну конечно, старик: ты же и раньше упреждал меня… Но я останусь здесь, если ты сей же час доложишь обо мне и Эразму Гаврииловичу, и Елене Ивановне. Так как они уже свободны, - закончил он, сжимая челюсти и белея. У бедного дядьки краска поднялась по лицу до ушей; но он молча отдал поклон и покинул комнату. Антиох сел, медленно надевая сюртук и поправляя галстук; он не спускал с двери страшного взгляда. Эразм заставил себя долго ждать – или это Антиоху так казалось: секунды истекали, как капель, размеренно, редко и звонко падавшая за окном. Антиох даже прикрыл глаза: он произнес сначала ругательство, потом молитву, походившую на ругательство. Открыв глаза, он увидел на пороге брата. Эразм был в домашнем бархатном сюртуке; впрочем, довольно затасканном. Из сюртука неряшливо торчал воротник неплотно застегнутой рубашки; рубашка была белая, но измятая. Антиох оглядел брата и тихо усмехнулся. На лице Эразма был стыд и какая-то ребяческая злость; настоящей злости на него тот приготовить не успел и, наверное, не смог бы. - Здравствуй, Эразм, - сказал Антиох. – Прости, что тебя не предварили. Тот кивнул; слишком еще был растерян. - Ты зачем?.. – спросил Эразм. - Проведать вас, - сказал Антиох. – Ну - и по небольшому делу, если ты не возражаешь. Эразм глубоко вздохнул, закусив губу. Почесал всклокоченную каштановую голову; он не поднимал глаз и казался обескураженным, как неловкий работник, застигнутый начальником. - Ну хорошо, - сказал он. – Тогда я прикажу тебе чего-нибудь с дороги… Антиох покачал головой. - Подождем до обеда, - сказал он, давая понять, что приехал по крайней мере на несколько часов. – А пока только чаю, если позволишь. И я бы хотел выпить его вместе с тобою. Странный это был разговор: обездоленный Антиох казался каким-то судией, нагрянувшим "сверху" к этому помещику и полному хозяину. Он был далеко уже не тот юноша, которого Эразм опозорил на ужине в Москве; хотя и тогда младший брат казался выше старшего. - Хорошо, я распоряжусь насчет чаю, - сказал Эразм и повернулся. – Ты сойди в гостиную, - повысив голос, прибавил он через плечо и скрылся. Антиох с улыбкой кивнул, глядя ему в спину. "Бестия… растерян", - подумал он; потом легко встал и вышел следом за братом, точно окрыленный. Младший Волоцкий спустился по лестнице в пустой зал и сел за чистый стол, под отцовский портрет. Вскоре в гостиной появился Осип и девушка с самоваром, которые стали накрывать стол к чаю; молча закончив, они отступили. Когда к столу вышел хозяин, прислуга и вовсе исчезла из комнаты: боялись. Боялись братьев Волоцких… "А ведь он тоже сын моей матери", - вдруг с изумлением подумал Антиох. Он с лету чуть было не спросил Эразма о том, о чем никогда не говорилось между ними; но у него спросилось совершенно другое: - А где же Елена Ивановна? Эразм заморгал, открыл рот; потом произнес: - Как ты смеешь спрашивать? "Ого! Наконец-то", - подумал Антиох. - Нет, это ты, - очень тихо проговорил он, склонившись к брату, - как смеешь? Ты держишь здесь девушку, у которой будет твой ребенок; ты держишь ее здесь на незаконном положении и даже не позволяешь ей выйти к столу!.. Что ты за… - Как ты узнал, что она?.. – перебил его Эразм; голос его вдруг как-то привизгнул от страха. – Это опять твое ведьмовство!.. Антиох щелкнул ногтем по чашке. - Ведьмовство, - сказал он с презрением. – Это естественный порядок вещей! Если ты позволяешь себе сожитие с женщиной, - тихо сказал он, - будь готов ко всем последствиям… - Да замолчи! Эразм даже привскочил и снова сел от унижения; Антиох замолчал, опустив глаза. - Ты держишь здесь девушку, которую зовут именем Елены, - тихо сказал он. – Именем матери… Что ты за человек… Эразм несколько оправился и даже презрительно улыбнулся после этих слов. - А ты, как я погляжу, все так же сентиментален, - уже громче сказал он. - Не отрекаюсь, - сказал Антиох. Он помолчал. - Так пригласи Елену Ивановну, выкажи ей уважение. - Уваже… Антиох так и сразил его взглядом. - Она будущая мать!.. Она уже Волоцкая!.. - Да как… Под непреклонным взглядом брата он встал и вышел. Вскоре он воротился, а с ним появилась Елена Ивановна – молодая хорошенькая женщина, дама: хотя и самого низшего разряда, из актрисок. У нее выдавался живот, но она была напудрена, нарумянена и насурьмлена; волосы, однако, прикрыла косыночкой. Она ласково-нагловато посмотрела в лицо Антиоху; а потом, точно сконфузясь, опустила глаза и низко присела ему. Обхватила обеими руками свой живот. Она была сильно испугана, что выдалось не сразу. - Прошу вас, садитесь, не робейте, - приветливо сказал Антиох. – Выпейте с нами чаю. - Благодарю-с, - пропищала Елена Ивановна. Конфузясь и жеманясь, по привычке и от испуга, она "для виду" выпила с ними две чашки чаю; никто из собравшихся за столом, от смущения или возмущения, ничего не говорил. Потом Елена Ивановна поспешила исчезнуть. Братья некоторое время молчали; налили себе еще чаю, только чтобы занять себя. Наконец Эразм спросил: - Зачем ты приехал? Антиох помолчал. - Я думаю, тебе известно, - сказал он. – Я приехал исправить несправедливость… учиненную надо мною и моею женой. Эразм подождал, поджав губы и трепеща, точно готовился наскочить на более сильного противника. Потом сказал: - Я не отдам! - Я этого и не требую, - ответил Антиох. – Я требую разделения. Эразм опять замолчал, набираясь слов. Потом покраснел и выпалил: - Ни за что!.. - Ты будешь судиться со мною, брат? Затеешь тяжбу? – спросил Антиох, глядя ему в глаза. Потом повернулся и посмотрел на портрет, висевший напротив отцовского, - портрет черноволосой и черноглазой женщины, нарисованное лицо которой, казалось, на миг исказилось понимающей усмешкой. Антиох опять повернулся к брату; а Эразм рванул себя за воротник, и губы его дернулись от страха и ненависти. Он сглотнул. - Ты хочешь постоянно здесь жить? – спросил он. Антиох засмеялся. - Нет, милый Эразм, я не имею такой возможности – служба! Но я хотел бы, чтобы мы с женою наконец обрели законное пристанище. Двое Волоцких сейчас изгнаны из своей вотчины, подумай об этом! Эразм молчал, нагнув голову; он теребил воротник. - Кроме того, я приведу в порядок наше хозяйство, - уже мягче прибавил Антиох. – Погляди только, что тут у тебя делается! Ведь тебе и лень заниматься всем как следует! У Эразма на лице появилась самодовольная обида; но потом он вдруг вздохнул с чем-то похожим на облегчение. Откинулся на стуле и запустил руки в волосы; зевнул, хотя час был совсем ранний. - Ты… хочешь фор-мально?.. – спросил он. Подавил ладонью следующий зевок. – Или, может, просто на словах договоримся, по-родственному?.. - Нет уж, изволь на бумаге, - сказал Антиох. * Тарантас - четырехколесная дорожная крытая повозка на длинных дрогах (продольные брусья в повозках, соединяющие переднюю ось с задней). * Слуга - обычно из крепостных крестьян - при мальчике в дворянской семье. * Старинная русская мера длины, равная 1/16 аршина, т.е. 4,44 см.