Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

Антиох, конечно, не назначал определенной, а тем более высокой платы за проведение сеансов: это, как он говорил, было бы самым мерзким и безбожным делом. Но люди, которым он помогал удостовериться в существовании духовного мира, нередко сами предлагали ему вознаграждение. "Душа просила". Среди тех, кого принимал медиум, преобладали высшие: прежде всего, потому, что только образованные и свободомыслящие люди тянулись к "вере через разум", которую Антиох проповедовал делом. И пожертвования их были значительны. Антиох перестал отклонять подарки; и вскоре поправил свои дела – нет, он не гнался за роскошью; но смог лучше одеть жену и себя, позволить себе лучший стол, что ему, в его состоянии, было очень важно, и приобрести многие необходимые для жизни мелочи, в которых Волоцким постоянно приходилось себе отказывать. Часть приобретенного капитала Антиох отложил – на путешествие за границу. Этого требовала и его душа, жаждавшая жизненных впечатлений: духовные искания не могли удовлетворить этой насущной жажды; и, прежде всего, такого путешествия требовало его здоровье. Антиох даже иногда надеялся поправиться совершенно. С теми чахоточными, чью болезнь захватывали в самом начале, такое случалось. А оставшуюся часть денег Антиох отправил в свое поместье, в Опальское: содержанке своего брата, которую подозревал в беременности. Он приложил письмо, в котором сочетались и светская почтительность, и укор. Конечно, Антиох не надеялся, что сможет наставить Эразма и его любовницу на путь истинный этим письмом: но он знал, что, по крайней мере, от денег его они не откажутся. Помогать деньгами Адашевым Полина мужа отговорила. - Мать от тебя ничего не возьмет: я знаю точно, не возьмет, - сказала она. – Сестер у меня нет, а братья – мужчины и должны сами доставать себе средства! И, пожалуйста, не вини себя в смерти Дмитрия: тот и до тебя был таким же аферистом. Она была искренна только наполовину: Полина еще боялась, как бы превращение спиритических сеансов в "доходное дело" не повредило душе Антиоха, что произошло бы, если бы он увлекся охотою за деньгами – из каких бы то ни было побуждений! В нем, так или иначе, легко могла бы проснуться корысть. И муж, как всегда, понял, что не было ею сказано. - Ты моя премудрая половина, - с улыбкой сказал он Полине; и перестал заниматься ее семьей. Дела их пошли на лад. По мере того, как оттаивала от морозов Москва, и Волоцким становилось теплее и легче в обществе: Антиох даже начал надеяться, что вышел на верную духовную дорогу. Он никогда не называл себя ни пророком, ни учителем; не притязал в разговорах на знание особенных, исключительных истин. Он говорил только, когда его спрашивали, что истины эти – вечные и были известны людям всегда; а его призвание всего лишь их подтверждать. Все религии также всегда занимались этим; но людям вольно было искажать правду в угоду обычаям, страстям, суевериям, политическим нуждам… "Это и до вас говорили!" – слышал он в ответ. "Конечно, и до меня, и многие, - спокойно соглашался Антиох. – Разве я первый умный человек на земле?" И о том, каковы его взгляды на будущую жизнь, он говорил мало; только, когда спрашивали его мнения, коротко отвечал, что полагает, будто жизнь духовная вполне подобна земной, только лучше – потому что дух в ней составляет большую часть. Антиох никогда не говорил от себя одного: он ссылался на старые авторитеты, такие, как Сведенборг и Платон*. "Я не основатель новой философской системы, - говорил он. – Это было бы слишком нескромно, мой ум вовсе не так научно устроен! Я – только ученик духовного мира, скромное свидетельство его существования, которое Богу было угодно послать на землю". Однако Антиох не мог помешать тому, чему послужил причиною и двигателем: основанию новой веры, положившей его своим пророком. То, что немало людей, видевших его чудеса или только слышавших о них, именно поклонялись ему, приводило Антиоха в негодование и ужас. Он снова и снова повторял: он не говорит ничего нового, он только подтверждает нравственное чувство практикой; но это его последователям не мешало. Некоторые даже начали возвещать "новые духовные истины" от его имени – те, которые он якобы провозглашал! - Вот они уже и спекулируют на моих сеансах! – возмущенно говорил он жене. – Что с этим делать? - А ты разве не знаешь, что это очень старо? – отвечала Полина. Она приняла новое "учение", зародившееся без участия Антиоха, гораздо спокойнее его. – Разве ты не читал, сколько обманов на своем веку совершали все церкви? Да вспомни хоть об индульгенциях. - Церкви!.. Антиох даже содрогнулся. - Ты приравниваешь меня к церкви? – спросил он в ужасе. – Да когда бы я мог взять на себя такую ответственность… - Успокойся! – ответила Полина. – Тут тебе бояться нечего: того, что составляет православие, ты не пошатнешь… ты ведь знаешь… Она улыбнулась, точно ей подумалось о чем-то очень приятном. - Что знаю? – спросил муж. - Православие – это вовсе не только религия, - важно и серьезно сказала Полина. – Это – ощущение себя, свойственное русскому народу; и оно куда сложней, чем обрядность и установления.* Впрочем, это все тоже старо. - И ты думаешь… что мы делаем благо? – спросил Антиох. - Да, - твердо и без раздумий ответила Полина. – Мы не расшатываем, а упрочиваем основание церкви своею жизнью… и то же самое делает еще множество людей, они упрочивают церковь просто обыкновенною жизнью, даже если не имеют никаких исключительных способностей. А ты… Антиох молчал, глядя на нее во все глаза. - Ты появился на земле сейчас: значит, ты именно сейчас нужен. Очень нужен, - сказала Полина. Пришел февраль, и миновал; наступила первая оттепель. - Ну вот и пришла наша весна, - сказала мужу Полина. – А помнишь ли, как мы боялись: будто не переживем зимы?.. Стали ли мы "свободнее, чем раньше"? Как, по-твоему? - Всякое могло бы случиться за эту зиму, да и сейчас может, - ответил Антиох, не поддержав ее шутки. – А свободней… я вовсе не свободен и этому рад. Я раб божий. - Мы вместе, - сказала Полина. Она взяла мужа за руку. Антиох часто на словах противоречил сам себе – но это были разные подступы к одной и той же правде… - Как многие не понимают, - задумчиво сказала Полина. – Звание раба божьего лучшее на земле. Получив "свободу", человек мигом скатится в тартарары. Антиох улыбнулся. - Сердцем это понимает большинство, Полина. На масленой неделе Марья Никифоровна устроила бал; и, конечно, Антиох и Полина не избежали приглашения. Антиох был хорошего мнения о Марье Никифоровне, но дома ее с некоторых пор опасался – там бывало… слишком много неподходящих людей. - Я люблю людей, - говорил он Полине. – Но я не люблю толпы! Я не люблю таких сборищ, особенно сборищ охочих до зрелищ толстосумов! Марья Никифоровна попросту не понимает, как духовно опасно это может быть. Конечно, Марья Никифоровна этого не понимала, – ведь она не была "психически чувствительна", в отличие от своего знаменитого любимца! Но Антиох мог порадоваться одному: госпожа Муромова с недавних пор нашла в себе смелость не приглашать на те вечера, где присутствовал он, князя Дольского; хотя тот держался и шумел в Москве еще весь январь. В феврале "гран-персона" оставила город ради Петербурга, где обреталась большую часть времени. С тех пор Дольский не появлялся. На бале у Муромовых по случаю Масленицы собралось пестрое, но привычное общество: настроение было веселое. Ели и смеялись от души, о спиритических занятиях даже не вспоминали. Во всяком случае, вслух. Антиох не сомневался – те, кто видит его в свете, теперь уже не могут не думать о его деятельности и репутации. И посреди бала, как гром с ясного весеннего неба, было объявлено о прибытии Артемия Дольского. Князь приехал без приглашения – и не принять его, конечно, было невозможно. Марья Никифоровна пришла в ужас, но выдержка светской женщины спасла ее; Дольский был усажен за стол и всячески ублаготворен. Однако его сиятельство был, судя по всему, в прекрасном расположении духа и вел себя безупречно – впрочем, манеры у него всегда были отличные! У хозяйки отлегло от сердца. Было непохоже, решительно непохоже, чтобы Дольский приехал затеять какую-нибудь ссору… хотя Марья Никифоровна помнила о "разногласиях" его с ее фаворитом. "Время их примирило", - подумала она. Волоцкие испугались тоже; но уезжать, прятаться сочли малодушием. Они продолжали вести себя естественно. Антиох, однако, не решался отпускать от себя Полину - ему казалось, что он чувствовал Дольского: и то, что он чувствовал, ему не нравилось. Но посреди вечера они были вынуждены разлучиться по самой низменной причине. Полине понадобилось в туалетную комнату. Она незаметно вышла - идти было недалеко: туалетные комнаты располагались, как во всяком удобно спланированном доме, около гостиных и спален. И уже на обратном пути Полина, почувствовав, что у нее распускается подвязка, и не видя никого, спокойно остановилась у стены поправить чулок. Опустив юбки, она выпрямилась и тут же вскрикнула в испуге. Перед ней, точно привидение, явился Дольский. Полина не увидала и не услыхала его приближения; ни того, когда он покинул зал. - Что вам нужно?.. - тихо воскликнула она; но закончить не успела. Дольский сильно схватил ее за руку и даже не привлек, а рванул к себе на грудь. В следующий миг Полина ощутила крепкий и жадный поцелуй, раздвинувший ее губы. Полина в первый миг не смогла вскрикнуть, поцелуй душил ее; а когда она опомнилась, нашла в себе силу удержаться от вскрика. Она уперлась свободной рукой в твердое плечо Дольского и изо всей мочи попыталась оттолкнуть его; но рука ее соскользнула, и князь смог сжать ее в объятиях всю, без жалости. Сдавив ей затылок, так что голове стало больно даже под пышно уложенными локонами, другой рукой Дольский скользнул Полине в корсаж. Выпутав ногу из обмотавшихся вокруг лодыжек юбок, Полина попыталась лягнуть его, но промахнулась; и еще несколько мгновений оскорбитель с наслаждением сжимал ее грудь, прежде, чем… выпустить ее. Оба тяжело дышали. Дольский жадно и вместе с тем брезгливо разглядывал свою жертву: как существо, которое в несколько мгновений смог опустить до желанной ему степени. Черные локоны Полины упали на плечи, щеки пылали от стыда; выпавшие из прически шпильки провалились в пенившиеся кружева корсажа. Одна шпилька скользнула ей за платье, за корсет, туго стянувший грудь. Полина вскрикнула от боли. - Позвольте… я помогу вам. Дольский уже не спеша, забавляясь ее растерянностью, ее падением, привлек Полину ближе; рука его скользнула ей за спину и занялась шнуровкой платья. Полина подавила вскрик. - Стойте смирно, мадам. Дольский вдруг резко дернул ее платье книзу, так что чуть не порвал; а еще через несколько мгновений ослаб и ее корсет. Полина умирала от стыда и ужаса каждый миг, каждое биение сердца. Дольский не спеша извлек шпильку, показал ее своей жертве – та смотрела, как зачарованная, – и небрежно бросил на пол. - Можете одеваться. Полина дрожащими руками попыталась стянуть корсет, но не находила за спиной завязок; и тогда князь повернул ее, взяв за плечо, и опытными, как у горничной, руками зашнуровал и корсет, и платье. - C’est charmant, votre politesse*, - проговорил он, кончив дело. Полина быстро развернулась к нему – и, дрогнув, замерла со сжатыми кулаками; ужасаясь шума и скандала. Князь усмехнулся. - Вы, ma belle Полина Андреевна, являете сейчас собою образец… супружеской верности. А если бы кто-нибудь застал нас минутою ранее? - Что вам нужно? Вы ничего не добьетесь, - дрожащим от гнева голосом сказала Полина. – Вам не удастся меня соблазнить! - Можете еще повысить голос, - невозмутимо сказал князь; он выхватил из кармана и приложил к губам надушенный батистовый платок, точно поцелуй с чужою женой замарал его. Дольский невозмутимо взглянул на Полину. – Еще, вероятно, не все нас услышали. Он испытал несказанное сладострастное наслаждение при виде того, как лицо Полины залила бледность; как взгляд ее метнулся к дверям зала, рука метнулась к губам… А потом она сжала кулаки и посмотрела прямо в лицо Дольскому. - У вас ничего не выйдет, - сухо сказала Полина. – Вы не сможете погубить моего мужа! Он… для вас недосягаем! - Ну конечно, он небожитель, - спокойно согласился Дольский; какое-то бесстыдство солдафона оживило его породистое, но довольно бесцветное лицо. – Но что вы станете делать со слухами, ma charmante et belle Полина Андреевна? Что скажут о вас, когда вы сейчас вернетесь в зал? Заметьте: мы с вами отсутствуем уже почти пять минут. Он взглянул на часы. - Никто ничего не видел, - пробормотала Полина. Тут ее достиг смысл слов Дольского, и она побледнела вторично. - У вас вид, точно после пылкого свидания, - заметил Дольский. – Поверьте: искушенная публика умеет это отличать… Полина закрыла лицо руками, а Дольский – и забавляясь, и словно бы сочувствуя – танцующим шагом подошел к ней и прошептал на ухо: - Вы и в самом деле очаровательны… Особенно ваша полнейшая невинность, хотя вы и состояли в таком неудачном браке; но на вас этот брак и следа не оставил… Полина вздрогнула. На миг, после слов Дольского, ее драгоценное супружество представилось ей чем-то… позорным, неприличным и нечистым. Дольский же продолжал шептать: - Я могу простить вам вашу женскую ветреность, хотя другой женщине не простил бы этого. Послушайте: вам предлагает примирение князь Дольский, примирение, покровительство и… немало обоюдных приятностей. Любая женщина на вашем месте была бы счастлива. Подумайте вашей хорошенькой головкой. Дольский взял ее ослабевшую руку и, повернув кверху ладонью, припал губами к белой коже, там, где бился пульс. Несколько раз поцеловав запястье, он прижался поцелуем к ладони. Полина едва устояла на ногах. Вырываться, закричать… она убьет этим всех, и себя, и мужа! И, совершенно не ожидая этого, она ощутила, как нашептывания и ласки Дольского будят в ней томление; томление и головокружительно приятная слабость охватывали ее. Потом, вдруг собравшись с силами, Полина выдернула свою руку и прянула назад; попыталась ожечь оскорбителя взглядом, но глаза только жалко заблестели, как от слез; губы дрогнули. Дольский усмехнулся, заботливо разгладив свои выхоленные и, казалось, даже подкрашенные усы. - Вы умная женщина, ma chere. Слишком даже умная для вашего… избранника. Послушайте свой разум и чувство. Он снова приблизился к Полине – та уже не препятствовала этому – и прошептал у ней над ухом: - После смерти ничего не будет, и все наслаждения вас ждут сейчас. Только сейчас... пока вы молоды и красивы. А богатство может заставить замолчать все злые языки... неужели вы и вправду этого не понимаете? Не понимаете, в чем состоит жизнь? Не уподобляйтесь оболваненной черни, которую, обещая мнимое загробное блаженство, справедливо водят за нос свободные люди – такие, как мы с вами!.. - Эпикурейство… старые общие места, - дрожащим голосом проговорила Полина. – Я не верю! Она плакала от злости. Дольский нежно отер слезу с ее щеки, потом сказал: - Вы еще задумаетесь над моими словами, иначе и быть не может. Посмотрел в невидящие синие глаза – Полина стояла точно в бесчувствии - и прибавил с улыбкой: - Можете идти, мадам, я вас отпускаю. Полина послушно шагнула к дверям; а потом очнулась, взглянула на свои спутанные локоны, упавшие на плечо, и посмотрела на Дольского с ужасом и ненавистью. Тот усмехнулся и поклонился, не двигаясь с места. Казалось, его сиятельство немало заинтересовало: решит ли его бывшая fiancee* самостоятельно эту задачу – появление перед публикой? Полина сделала еще шажок к дверям зала – и вдруг развернулась и, подхватив юбки, поспешила обратно, к уборным; пробежала мимо на миг растерявшегося князя, и все стихло. Дольский несколько мгновений стоял в изумлении; а потом усмешка снова оживила его лицо, он подергал ус и пробормотал: - Обморок! Пустила в ход обмороки! Она учится быстро… С видом чрезвычайного удовольствия он медленно направился обратно в зал. У дверей Дольский даже не задержался – вошел, не остановившись ни на миг, как победитель в своем праве. Когда он прикрыл дверь, то обратил на себя внимание. - "Его сиятельство…" "Вот и Дольский…" - боязливо, почтительно и обрадованно поползло по залу. Князь изобразил умеренную вежливость и любопытство: об адюльтере, насколько он мог судить, еще не подумали. Хотя, конечно, нет - подумали: но это еще не вылезло на поверхность. - Ваше сиятельство, - мягко и робко подступила к нему Марья Никифоровна. – Вы не видали Полины Андреевны? Она вышла уже с пятнадцать минут тому назад, и ее все нет и нет… А вот теперь догадка "об этом" явно выразилась на лицах: сладострастное впечатление от такой общей мысли заставило князя улыбнуться… Но Дольский почувствовал, что просто вознесен на вершину, когда увидел, как навстречу ему шагнул Антиох. Чудотворец, надо было отдать ему должное, не сробел… пока: он двигался сердито и решительно, но с лица весь позеленел. Недолго, ах! недолго продержится, подумал его сиятельство. - Где моя жена? – воскликнул Антиох. Дурак! "Как глуп", – брезгливо подумал Дольский. - Я не видел вашей жены, - сказал он, слегка поклонившись Антиоху; чему все удивились. - Может быть, что-нибудь случилось? – спросила Марья Никифоровна. Она первая вышла в коридор; Антиох рванулся следом, не думая ни о каких приличиях. Дольский мог бы поклясться, что этот жалкий джентльмен оттолкнул с дороги Марью Никифоровну и понесся искать свою бедняжку-жену, произведя шум на весь дом. За Марьей Никифоровной и Антиохом, конечно, увязались любопытствующие и сочувствующие; Дольский остался в зале, чем снова обратил на себя внимание. Немного погодя гам, ахи и охи возвестили князю, что беглянка найдена. Он покачал головою, улыбаясь сам себе. Прелесть, прелесть! Но ее ненадолго хватит – обоих Волоцких. Антиох приподымал с полу жену, казалось, пролежавшую все это время в глубоком обмороке; Марья Никифоровна, стоявшая около них, была едва жива от волнения. Ей чуть не на плечи напрыгивала любопытная публика, потому что Марья Никифоровна, став между двумя умывальными тазами на мраморных столиках, загородила Волоцких ото всех. - Что с тобою? – спросил Антиох. - Вдруг обморок, - сказала бледная и слабая Полина. – Прости, я тебя напугала! Она отворотилась, не глядя ему в глаза. Антиох сжал губы; и во взгляде его вдруг отразились боль и бесконечное одиночество. Но он ничего не сказал, только обнял Полину. * Платонизм противопоставляет реальному миру вещей мир сверхчувственных идей. * Здесь Антиох наиболее близок к своему прототипу – медиуму Дэниелу Хьюму, который в конце своей жизни исповедовал православие (был дважды женат на русских женщинах). * Как вы очаровательно вежливы (фр.) * Невеста (фр.)