Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

- В каком это смысле? - спросил Федор. В воздухе повисло что-то похожее на взаимное отвращение Антиоха и Адашева. Федор, конечно, не хотел считать Антиоха "шарлатаном"; но слово "чудотворец" естественным образом тянуло за собой и шарлатана. Антиох прижал ладони к белым щекам, вздохнул - стараясь не попасть в лицо Баянову - и заговорил, медленно и глухо: - Я обладаю необыкновенными способностями. Я могу производить физические явления... то есть воплощать в пространстве рождающиеся в моей голове образы в видимой и плотной форме; еще я способен в некоторых случаях перемещать предметы, не прикасаясь к ним, и угадывать события, происходящие далеко от меня. Также иногда я могу предсказывать будущее. Он сказал это, как будто исповедавшись; но легче ему, как очистившемуся от грехов прихожанину, не стало. Красивое лицо Антиоха было усталым и старым. Он предвидел все, что последует за таким признанием. - Позвольте, - сказал Федор, когда осмыслил все услышанное. - Позвольте... Но ведь этого никто не может сделать. Это просто немыслимо. Антиох улыбнулся, не поворачивая головы к нему. - Я - могу. - И - сейчас? - спросил Баянов. - Вот вы можете, к примеру, сдвинуть с места это кресло, не прикасаясь к нему? В его голосе звучало недоверие; даже не к тому, что сказал Антиох, а к тому, что он, Федор Баянов, вообще мог слышать своими ушами такие слова. Что среди его знакомых оказалось... подобное явление. Антиох медленно покачал головой. - Нет, Федор Васильич, - сказал он. - Сила временно ушла от меня. Я не могу получать и использовать ее по своему желанию; но она настигает меня порою против воли. Баянов медленно отодвинулся; а сердце Антиоха, почувствовавшего и само движение, и то, что стояло за ним, пронзила острая боль. Баянов счел его сумасшедшим и боялся это обнаружить; и глубоко подосадовал на себя, что зазвал к себе такую опасность. - Федор Васильич, я не сумасшедший, - сказал Антиох. - Поверьте! Как будто его "поверьте" хватит, чтобы перечеркнуть ошеломительное, нечеловеческое признание! - Я верю... То есть я и не говорил, что не верю, - быстро поправился Баянов; губы Антиоха тронула горькая улыбка. - Я, впрочем, могу попытаться, - сказал он. - Только для этого... вы не обидитесь, Федор Васильич? - Надеюсь, что вы не предложите ничего обидного, - ответил хозяин. - Что, Антиох Гавриилович? - Для того, чтобы провести сеанс, мне нужно много человек, много... психических сил, - сказал Антиох. - То есть придется пригласить поучаствовать и вас. Баянов улыбнулся, точно в предвкушении какого-то простительного мальчишества. Почему бы и нет? Опасения его уменьшились - гость не походил на сумасшедшего; скорее на чудака. Может быть, он ловкий фокусник? - Отчего же? Давайте, - сказал хозяин. - Что вам нужно для вашего сеанса? Свечи? Какие-нибудь магические книги? Баянов, спокойный в своем материализме, шутил. И тут вдруг Антиох наклонился к нему и помахал перед его носом пальцем; лицо медиума свело в суровую маску. - Не шутите этим! Ах, вы не понимаете, милый Федор Васильич, - он вдруг прикрыл глаза. Антиох, аристократ на западный манер, никогда не был склонен к нежностям по отношению к посторонним, к мужчинам; и этот порыв показался Федору трогательным и странным. - Чего не понимаю, Антиох Гавриилович? - Вы не понимаете... какие силы действуют вокруг вас, - проговорил Антиох страдальчески. - Какой вы счастливый человек! Любой предмет, самый пустячный, который вы берете в руки, имеет на вас влияние. А такие вещи, о которых вы упомянули, действительно опасны... впрочем, я забываюсь, они опасны более всего для меня... Он утер лоб, покрывшийся блестящими каплями пота. - Может, тогда оставим это? - спросил Федор. Но он уже не на шутку любопытствовал; ему уже трудно было отступиться просто так. Антиох промолчал, и Баянов не стал настаивать на отступлении. - Федор Васильич, теперь будем действовать, как я скажу, - произнес Антиох.- Полина? Он поднял на нее взгляд - так знакомый ей повелительный взгляд духовидца; Полина покорно встала с кресла, оставив в нем свое вязание. Она первая подошла к столу, стоявшему под разлапистой рождественской елью, и села. Спустя небольшое время к ней присоединился муж. Их руки соприкоснулись. - Федор Васильич, садитесь напротив нас, - позвал медиум. Баянов подошел и сел, по примеру Волоцких положив руки на стол. Ладони их кололи насыпавшиеся на скатерть сухие иголки. Баянов улыбался. - Ну, что? Антиох замолчал, медленно опустив голову на грудь; взгляд его словно бы лишился жизненной силы, обратившись внутрь. Что-то молитвенное было в этом молчании, священное и страшное. И через несколько мгновений Полина поняла, что сила, дремавшая в ее муже, пришла в движение - нет, его дар не покидал его, напрасно она надеялась! Стало холодно, словно камин догорел; пламя, точно, приугасло, но холод наступил не от этого. Полина ощутила, как вокруг нее веют какие-то ветры... или то был обман? Разве не кажется нам порою, будто до нас кто-то прикасается, тогда как это только разыгравшиеся нервы?.. Баянов сидел, настороженно глядя на Волоцких; он вдруг ощутил себя заброшенным в незнакомую враждебную страну, в которой каждое движение, каждое слово может оказаться роковым. В его собственном доме! И эту враждебную страну сделал из его гостиной Антиох Волоцкий! - Что пр... - непроизвольно начал он. - Т-с! - перебила его Полина. - Не мешайте ему, ради бога! Слышно было только сухое дыхание Антиоха... больное дыхание. "Ах, господи, - подумала Полина. - Только бы ему хуже не стало. Неужто и вправду придется ехать за границу?.. Так ведь нам не на что, он своими сеансами ничего не скопил!" - Господи, - вдруг громко заговорил Антиох, точно повторяя ее мысли, движения ее губ. Полина в страхе посмотрела на мужа; но он не видел ни ее, ни Баянова. И голосом он говорил каким-то не своим. - Господи, - громко и отчетливо повторил Антиох чужим мужским голосом. - В какое чертово логово я попал? Чтоб мне провалиться! Господи!.. Помилуй!.. Полина прижала пальцы к губам. Она не смела понимать, не смела верить тому, что слышит... она узнавала голос, которому Антиох сейчас подражал, никогда в жизни не слышав его. - С детских лет не молился, - Антиох перешел на шепот; он закачался за столом, тяжело задышал, приоткрыв рот, как человек, молча превозмогающий боль; вся эта боль, однако, выступила у него на лице. Он слабо захныкал, закрутил головой и вдруг забормотал: - Господи, помилуй грешного раба твоего, болярина Дмитрия. Дай силы выбраться из гнезда этого. Пусто, тяжко... нет сил! Антиох наклонился и упал грудью на стол; рукою под столом схватился за живот и издал звук, приличный разве только в больнице; как будто его сейчас стошнит. Но вместо тошноты он исторг только несколько жалобных стонов и уронил голову на руки. В таком положении он и оставался, уже не издавая никаких звуков; являя собою статую безграничного горя и отчаяния. Полина могла только держаться за голову и шепотом молиться - она не смела даже явить своему рассудку осенившую ее догадку, не смела огранить эту мысль. Антиох был страшный, прозрачный человек - человек-зеркало, отражавшее иной мир; или же только призраки, запечатленные в окружающем, земном, эфире чьим-то страдающим воображением. Антиох принимал в себя и чужую радость - но страданий вокруг витало гораздо больше... "Дмитрий, брат мой, - подумала Полина. - Ах, если то, что произвел сейчас Антиох, - только последние фантазмы его ума?.." Сбоку раздался голос Баянова, и она чуть не подскочила. - Что это было, Антиох Гавриилович? Федор был испуган и потрясен; он поверил если не в духовную роль Антиоха, то в его необычные свойства - несомненно. Антиох казался постороннему человеку актером - очень талантливым актером; который был притом больше, чем актер, хотя выразить это отличие было очень трудно. Антиох выпрямился и пригладил волосы. - Что я сейчас говорил? - спросил он. Этого вопроса Баянов ожидал меньше всего. "Гениальный актер", - невольно подумал он, глядя в бледное лицо, выражавшее полную невинность. - Вы упоминали какого-то... Дмитрия. Болярина Дмитрия. Говорили церковным языком, - сказал Федор. Антиох на мгновение ужасно изумился; а потом сухо, неприятно засмеялся. А еще через несколько мгновений закашлял, отвернувшись и зажав рот ладонью. "Боже! - в страхе подумала Полина. - Как болезни могут исказить любое впечатление - ведь Антиох чистейший человек, а в своей болезни иногда кажется каким-то злым уродом!" Антиох прокашлялся, потом замолчал, утирая лицо и губы платком. И тут, совершенно неожиданно, Полина ощутила боль и резкий позыв в груди... и сама закашляла, уткнувшись губами и носом в рукав. - Да что с вами - вы оба простудились? - спросил Баянов. В его голосе послышалась тревога не только за гостей; а прежде всего, звонче всего, - за Ольгу и маленькую Оленьку. - Кажется... должно быть, - сказал Антиох. Полина, у которой кашель быстро прошел, утерла пальцами вспотевший лоб. - Да, наверное, простудились, - сказала она. - Федор Васильич... вы нас отпустите спать? Ведь уже поздно, всем пора ложиться. - Конечно! Баянов встал. - Простите, конечно, пора ложиться, - сказал он. - Сегодня вообще не день, а черт-те что... Извините, Полина Андреевна. Полина улыбнулась. - Зачем извиняться? Вы правы, - сказала она. - Именно: не день, а черт-те что. В спальне, когда и слуги, и хозяева оставили их, Полина тихо сказала: - Тебе не кажется, что нам следует уехать поскорее? Ты ведь понимаешь!.. - Да, - отрывисто ответил муж. - Понимаю, что мое состояние может быть опасно... Но не бойся: эта опасность Баяновых минует. - Откуда ты знаешь? - быстро и резко спросила Полина. - Наши хозяева умрут не от чахотки, - ответил Антиох. - Баянов... Федор Васильич здоров, как медведь, мне бы такое здоровье! Он еще долго проживет на свете. Не знаю, хорошо ли это будет. - А Ольга? - шепотом спросила Полина. Антиох ничего больше говорить не стал; только покачал головою. "Федор Васильич еще долго проживет на свете. Не знаю, хорошо ли это будет... хорошо ли будет..." - печально прозвучало в ушах у Полины. - А я? - осмелилась спросить она. - Не знаю, - сказал Антиох. Кажется, на сей раз чистосердечно. Или нет. Полина никогда не могла разгадать этого человека. Волоцкие уехали через два дня. Перед тем, как оставить Баяновых... в покое, Антиох наведался к своему брату. Вернулся он с видом полнейшего отвращения. - У Эразма там любовница, - сказал он жене. - Не знаю, которая это по счету! Как бы не появился и ребенок; хотя у моего братца, при такой жизни, может быть уже и не один... Мне кажется, что эта дама может быть беременна... - И что это для нас меняет? - спросила Полина. Антиох пожал плечами. - Мы были просто бедны, а теперь и вовсе нищие, - сказал он; довольно, однако, равнодушно. - Мы вдвоем проживем... для нас мало что изменилось! А вот перед нашими семьями мы и вправду виноваты. Он помолчал и прибавил: - Надо возвращать долг. Полина испугалась. - О чем ты говоришь? - Кажется, мне пора переменить отношение к моей... практике, - улыбаясь, сказал Антиох. - Это ведь может быть весьма доходным делом.