Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

"Милая Полина! Приготовься услышать очень печальное известие. Твой брат Дмитрий наложил на себя руки. Возможно, это было следствие крупного проигрыша – или дьявольское пари, заключенное с кем-нибудь из его беспутных приятелей; но погиб он от пули, пущенной в висок, и при нем нашли записку, в которой он сам обвинил себя в своей кончине. Я послезавтра звана на похороны. Несмотря на его дворянство, его похоронят за церковной оградой, как самоубийцу". Полина сидела, прижавшись к мужу, и плакала, смяв это письмо. Оно слабо пахло духами Ольги, и оттого грусть становилась почти непереносимой. "Долгое время я была в ссоре с твоим семейством, обвинявшим меня в пособничаньи тебе; но это происшествие нас примирило. Я поеду и поклонюсь твоим родителям от тебя; ведь ты, конечно, хотела бы этого? Каких убеждений вы с Антиохом? Мне кажется, ты, когда сошлась с ним, точно перешла в какую-то новую веру; но, надеюсь, вера эта также учит милосердию и прощению. Надеюсь, Бог простит и Дмитрию". - Бог простит, - прошептала Полина; губы ее дернулись. – Что бедная Ольга подразумевает под таким прощением? Что Дмитрий будет мирно спать в земле? Так это всем нам обещается, что безбожникам, что православным… кто всерьез верит в царствие небесное? - Причина в том, - негромко сказал Антиох, на лице которого отражалась вся глубина их сочувствия, - что почти никто не имеет об этом царствии ясного понятия. Нам оно никем не дается. А как желать того, чего не знаешь? - Ольга поедет на похороны брата, - прошептала Полина, не глядя на него и не слушая. – Уже должен быть восьмой месяц… что за беспечность! - Ты боишься за исход ее беременности? – тихо спросил Антиох. – Но ведь он не от того зависит, домоседка твоя кузина или нет… если во время путешествия не произойдет несчастного случая. Все зависит от того, к чему Ольга Петровна сама расположена, каково ее здоровье и кто будет помогать ей в родах; а ее душевное состояние весьма устойчиво. Она мне кажется одною из самых здоровых и спокойных женщин, которых я знал. Все будет хорошо. - Дай-то бог, - вздохнула Полина. – Как мне печально сознавать, что Ольга – человек старой веры, что для нее "упокой души" ничем не отличается от вечного сна, который готовят себе атеисты! Она посмотрела в окно. Октябрь уж срывал с деревьев желтые листья; осень выдалась какая-то особенно ветреная. Полина хотела встать, задернуть шторы, но раздумала. - Осень для меня имеет особенную прелесть, - с грустною улыбкой сказала она мужу. – Как для Пушкина. Знаешь ли, почему? - Знаю, - сказал он. – В осени есть та неуверенность, полунадежда, которою живем и мы… и все человечество сейчас. Если рисовать человеку слишком прекрасную посмертную будущность, он может отказаться от теперешних своих плодотворных целей; получив же в этой будущности полную уверенность, человек лишится тайн бытия, разгадка которых так питает его ум в настоящем. Смерть, которую человек видит вокруг себя и к которой готовится, как нельзя более способствует его развитию. - Но надежда должна быть, - тихо сказала Полина. – Осень человечества, говоришь ты… а значит, нам предстоит зима. - Мы переживем ее и станем свободны… свободней, чем были, - сказал Антиох. - "К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды ярмо с гремушками да бич", - усмехаясь, проговорила Полина. – Знаешь ли, милый, как мне страшно бывает, когда я подумаю о состоянии человечества? Я почти не сообщалась с людьми вне нашего круга. Что делается в их умах? - Я скажу тебе сейчас, ибо мне из моего жизненного опыта удалось составить такое представление, - спокойно ответил Антиох. – Народ душат суеверия. Имея мало понятия о своей природе и о природе окружающего, толпа поддается всем сторонним веяниям, почти не задумываясь, кто эти веяния на них нагоняет. А ведь так можно… умело воспользовавшись этим, можно погубить тысячи в угоду своим целям, что часто и делают правительства. Прав был Пушкин, - прищурившись, закончил молодой человек. - О, - грустно сказала Полина. – Но ведь твои слова справедливы и для многих высших – тех, кто не имеет склонности к науке и систематическому мышлению. Как я рада, что мы с тобой самостоятельные люди. - Мы одни из наиболее свободных, - сказал Антиох. Полина положила голову ему на плечо, удивляясь, почему почти не скорбит о брате… как будто умер кто-то ей чужой. Да ведь так и есть. Кроме Ольги, Антиох единственный, кого она действительно любит. Они жили уже второй месяц – уединенно и очень любовно, почти счастливо; Антиох имел небольшой доход, который пока позволял им умеренно, но достаточно кормиться и одеваться. Свадебный подарок Ольги хранился неприкосновенно. Хотя Полина не знала и не смела спрашивать – не пришлось ли Антиоху после свадьбы и для устройства свадьбы закладывать свои ценные вещи… быть может, приданое матери, доставшееся ему в наследство… Полина даже не знала хорошенько, в чем это приданое состояло. Антиох не позволял жене ни до чего касаться: все вещи ей покупались новые, словно Антиох боялся "порчи"… он, этот так свободно мыслящий человек! "Не все влияния нами изучены, - сказал он жене, когда та спросила, почему он не разрешает ей даже глядеть на вещи Елены Никитишны. – Я тебе не запрещаю, Полина… но подумай сама: хочешь ли ты этого влияния". "Нет", - сказала Полина, и более этот разговор не возобновлялся. Их счастье омрачилось только однажды – когда Антиох на два дня слег с каким-то припадком, показавшимся странным осматривавшему его врачу, но не Полине. Она теперь все "такие" случаи с мужем складывала в одну кучу, приписывая его "чудесности"; под чудесностью Полина подразумевала всю ту совокупность свойств, что выделяли Антиоха среди обыкновенных людей. Но свойств, поддающихся изучению… в свое время. Осмотрев пациента, врач, однако, сделал вполне обыденное, хотя и печальное замечание. "У него чахотка – во всяком случае, начальные симптомы болезни легких бесспорно присутствуют, - отозвав в сторону Полину, сказал он. – Лучше всего было бы принять скорейшие меры, пока это еще поправимо". "Ехать за границу", - со спокойною и грустною улыбкой сказала Полина. "Да, - кивнул врач, не заметив ее насмешки. – Куда-нибудь на юг, хоть в Италию, где мягкий и благоприятный климат. Вы ведь знаете, сударыня, как московская духота и долгие зимы губительны для чахоточных". "Знаю, - сказала Полина. – Благодарю вас, доктор, за деликатность… но все это вы могли бы свободно повторить моему мужу, без моего посредства. Он предпочитает быть полностью осведомленным о своем состоянии". "О нем и я сам не полностью осведомлен, - хмурясь, заметил невысокий полнотелый доктор. – Когда я подошел к постели вашего мужа, у него странным образом похолодели руки и ноги и замедлился пульс настолько, что мне на несколько мгновений показалось – он умирает…" Спохватившись, врач остановился, но Полина только кивнула, слегка нахмурясь, – продолжайте. "А потом и температура тела, и пульс стали обычными, - сказал он, сложив руки на круглом животе, обтянутом белой как снег рубашкой, видневшейся из-под расходящихся половин сюртука. – Так же: в несколько секунд. Удивительно, ведь его сердце и весь организм здоровы… если не считать…" "Болезни легких", - закончила Полина. "Да, мадам. Но это симптомы, которые я весьма затрудняюсь объяснить". "На свете столько еще малоизвестных болезней", - с улыбкой сказала госпожа Волоцкая. Они вместе вернулись к постели Антиоха, с которой тот все еще не вставал, ощущая сильную слабость. Однако заключение врача его не напугало; напротив, он словно давно знал о своей болезни. "Вам нужен юг, а можно также попользоваться горным воздухом, например, Швейцарии", - сказал врач. "А также, я думаю, полезен будет воздух родной деревни. Только не теперь - как-нибудь по весне", - с улыбкой сказал Антиох. Врач кивнул; и пришел в решительное недоумение, когда Волоцкие расхохотались как безумные, поглядев друг другу в глаза. Было решено на похороны Дмитрия Адашева не ехать. И не только по причине вражды их семейств. - Если там будет Ольга – ваше столкновение теперь для нее опасно, - сказала Полина. – Ты ведь знаешь, милый… Антиох не обиделся. - Я полагаю, Поленька, многие из нас носят в себе зародыш чахотки, иначе и невозможно при нашей тесноте, - сказал он. – Но, конечно, твою кузину лучше поберечь от меня, во всех отношениях… а ты сама не боишься? Она мягко усмехнулась. - Потому, что ты сказал, - потому и не боюсь. Вокруг нас полным-полно чахоточных, которые живут многие годы. А о тебе… о твоей хрупкости я догадывалась, еще глядя на твой портрет. Бог сохранит нас. - Аминь, - тихо сказал Антиох. Полина как раз думала о том, чтобы написать домой письмо с выражением соболезнования и описанием своего положения – как долго можно скрывать его? – как ее муж вдруг произнес: - А знаешь ли, Полина, нас ведь звали к себе Муромовы. Я тебе не говорил: мне на службе записку принесли. - Не ходи! – выскочило у нее прежде, чем она подумала. Антиох улыбнулся с видом человека, забавляющегося своею судьбой. - Почему бы и нет? Это славные, гостеприимные люди, - сказал он. – Пойдем вместе и развлечемся немного обществом. Нам это очень кстати.