Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

"Полина, ma chere! Не знаю, будет ли тебе случай получить это письмо. Но я надеюсь. Ты теперь – это я; а я – это ты, не правда ли? Пока я не узнал тебя, я думал, что мне довольно одного себя! Теперь я уже навек не прежний - мне мало, мне вечно будет мало прежнего, дух мой вырос и не вмещается в себя – понимаешь ли ты это?.. Ты понимаешь! Ты одна можешь понять! Но вместе мы можем сделаться бесчисленностию. Знаешь ли ты, что Бог и мир – одно, и любящие делаются всем миром, делаются Богом, истинно, навеки? Однако я увлекся, я забыл о нашем положении; прости! - я не знаю, сможем ли мы еще поговорить, хотя бы раз. Если ты читаешь теперь это письмо, значит, наш тайник все еще не открыт, и ты можешь ответить. Полина, друг мой! У нас остался один только путь – бежать; я со всею твердостию предлагаю тебе обвенчаться со мною без благословения родителей, твоих и моих: отец мой не согласится принять чужую невесту и поссориться со столь значительною особою, как князь Дольский. Но я порву все узы между мною и отцом, по одному твоему слову. Нет – я заявляю мою волю! Я решился! Согласна ли ты на это? О, я знаю, что ты согласна! Слушай же. Завтра ночью я приеду за тобою – со мною будут двое преданных слуг; мой человек рассказал мне, как тебя стерегут. Мы одолеем твоего ночного тюремщика, и ты спустишься ко мне из окна; ты живешь не так высоко. Ведь ты найдешь веревку или сможешь сделать ее – из платьев, из белья? Мы в ту же ночь уедем из Адашева и обвенчаемся – у меня уговор со священником; а после я возьму тебя в Москву, как законную жену мою, и уже ничто более нас не разлучит. Ответь мне, если можешь, таким же образом. Я мучусь сомнениями: не даю ли я тебе в этот миг роковой совет? Кто знает, в чем и в ком мы в эти часы можем накликать неприятеля? Если ты робеешь, если сердце нашепчет тебе не подвергать себя опасности, не отвечай. Я приеду за тобою все равно: мое решение неизменно. Твой Антиох – моей Полине" Прочитав это письмо, Полина была одолеваема тяжкими раздумьями, страшными сомнениями; еще большими, чем сам Антиох. Ведь он, должно быть, все еще не знал себя – не знал своей способности! А ей – отдавать ли себя человеку, наделенному таким чудесным и ужасным свойством: возможно, не единственным?.. Бог! Дьявол! До сих пор Полина играла жизнью, играла этими идеями, хотя и была очень набожна; ей еще не представлялось случая серьезно испытать себя – и другого человека, которому она клялась в святой любви; но то были слова! Ах, если бы ей кто-нибудь старше, опытней мог дать совет – но Полине одной приходилось прокладывать себе тропу: она шла не тою дорогою, которою ходили все девицы до нее, даже те, кто брал свою волю. Ослушаться мать или отца – только ослушаться человека. Но Полина никогда еще не слышала, чтобы женщина отдавала свое будущее чудотворцу, гению, ангелу или демону во плоти, решаясь не погибнуть с ним как богоотступница, а жить с ним на земле - и утверждать его свойства как законные. Полина рассуждала о системе, которая должна была вместить в себя все явления жизни, низшие и высшие, такие, как Антиох… но то были слова! - Ах, Лиза, что мне делать? – прошептала Полина, сидя за столом и обхватив руками горячую голову, клонившуюся вниз; она не спрашивала Лизу – она сама пыталась решиться. Теперь девица вдруг перестала понимать: любит ли Антиоха, хочет ли с ним бежать?.. Но ведь он придет за ней! "Я не стану отвечать, - подумала Полина, вдруг окрепнув духом. – Если он пленен мною неизменчиво, он придет, как обещал. И тогда я пойду с ним – хоть в ад!.." Нет, в ад она не пойдет! "Зла нет на свете, все законно!" - повторяла про себя Полина, упав на колени и занимая силы в молитве. И вдруг, молясь, Полина ощутила движение горячей крови, которой истекала; застонав от стыда, припала головою к полу. Как она обвенчается с Антиохом – теперь, в таком положении? Женщины научены стыдиться себя, стыдиться своей природы; в природе не может быть греха, так убеждала себя слишком разумная Полина, но некому было ободрить ее. Она не имела ни в одной из женщин такой чуткой подруги, чтобы согласиться с нею в этом. Может быть, Ольга поняла бы ее… Но Ольга была так далеко! И Ольга никогда не поняла бы, не поверила, что такое Антиох! От этих терзаний с Полиной сделалась лихорадка. Охваченная сильнейшим нервическим расстройством, в ожидании ночи она легла в постель, но долго не пролежала; вскочила и стала ходить по комнате, дрожа и ломая руки. Лиза боялась заговаривать с барышней; а той так нужно было дружеское участие! Но увы: наша героиня ни в ком не могла найти его, кроме того, кто стал ее погибелью и спасеньем – всем, всем, кроме друга, с которым может быть покойно! Страстная любовь к мужчине может даровать женщине все - но только не покой. Полина едва поела вечером, лишь затем, чтобы подкрепить силы перед побегом; слуги, которых посылала к ней мать, ничего не подозревали. Потом девица, словно очнувшись, стала вязать себе веревку – для этого ей пришлось разорвать две простыни. Лиза помогала барышне стягивать узлы. Полина спросила во время работы – от тревоги и внутренних мучений что-то уж слишком сухо и холодно: согласна ли ее горничная бежать с нею? Конечно, Лиза согласилась! Как можно ей остаться здесь, если ее госпожа бежит? Полина поняла, что своим поступком может погубить еще одного человека, кроме себя и Антиоха; но делать было уже нечего. Она оделась для путешествия и взяла с собою немного белья и два платья – это была необходимость, не только потому, что Полина навек покидала дом; необходимость вдвое большая, чем обычно… Какое же неудачное время им представилось для побега! Полина легла в постель поверх покрывала – одетая, только скинув туфли; Лиза, также одетая, села в ногах у барышни, взяв на колени ее узел. Госпожа и служанка схватились за руки, не сознавая этого: холодные руки союзниц, тотчас сцепившиеся до боли! Полина болезненно вслушивалась в ночь – ей казалось, что человек Марфы Павловны ходит под окном; а может, липовая ветка постукивала в соседнее окно или ветер шумел в яблонях в саду. Сладит ли Антиох с ее тюремщиком? А если тот успеет поднять крик – или просто окажется сильней?.. Полина молилась, беззвучно шевеля губами. Потом не выдержала и села; и тут какой-то тяжкий мягкий звук заставил ее болезненно вздрогнуть всем телом. Полина, ахнув, вскочила и бросилась к окну – нет, ничего! Фантазия! Девица едва успела спрятаться, когда прогуливавшийся внизу тюремщик, далеко отошедший от окна, повернул и направился обратно. Но вдруг Полина поняла, что не слышит этого приближения. Никто не подходил!.. Поняв, что это значит, Полина снова подбежала к окну и высунулась из него; и вовремя! Сердце ее вмиг облилось горячим: под окном, ясно видневшийся, стоял Антиох и махал ей рукою к себе! - Все готово! – приглушенно крикнул он. – Спускайся же, скорей! Полина дрожащими руками подняла свою веревку, обмотанную вокруг ножек стола и кровати, и сбросила ее вниз; потом взобралась на подоконник, приняла из рук Лизы свой узел… и кинула его в руки Антиоху, ловко поймавшему ее вещи! Пути назад не было! Зажмурившись, Полина перекинула ноги наружу… и повисла на веревке, удержав крик. Она стала сползать, медленно, боязливо; ощутив, что простыни держат крепко, стала перебирать руками быстрей и решительней. И вот уже до земли осталось всего ничего; и вот уже она на земле! Полина очутилась в объятиях Антиоха; на миг ее взял страх. А потом девица прижалась к своему другу, спасаясь от страха в объятиях страха же; Антиох несколько раз поцеловал ей руки, виски, бормоча что-то бессвязно и счастливо. Потом Полина рванулась из его объятий. - Лиза, нам нельзя уйти без Лизы!.. Любовники дождались Лизы – горничная, почти в обмороке от страха, спустилась в руки своей барышни. - Вот моя карета! – тихо воскликнул Антиох. – Твой тюремщик связан, кричать не сможет: бежим! Преступники перебежали через сад и вскочили в карету, стоявшую на дороге. Антиох крикнул: - Трогай! Карета помчалась. Полина, припав к груди Антиоха, едва дышала, едва могла думать; не любовь владела ею сейчас, а страх, леденивший кровь. - Ты так холодна! – тихо воскликнул Антиох, сжимая ее руки и пытаясь отогреть их. Холод был у ней в сердце… Полина не спрашивала, в какую церковь едут они, какой священник решился на такое беззаконие; у ней не хватало уже на это сил. От тряски она вдруг почувствовала, что скоро может оскверниться; отвращение к себе наполнило ее. Антиох ничего не знал о ее чувствованиях – а Полина не смела сказать, боясь внушить и ему отвращение. - Долго ли еще? – прошептала девушка. - Нет, скоро! Счастье, что за нами нет погони… еще немного, и мы спасены! Полина зажмурилась и приникла к плечу Антиоха, молясь, чтобы пережить эту ночь. Об их будущности, о будущности их брака она сейчас даже не смела вопрошать. И вот наконец карета остановилась, где-то в глуши. Антиох поднял за руку Полину, и тут она призналась ему в своем состоянии. Ей нужно было переменить белье, и немедленно! Антиох побледнел; он не отвернулся от нее при таких словах, только очень взволновался из-за отсрочки. Молодой человек дал невесте необходимое время, и выпустил с Полиною и Лизу, которая загородила свою госпожу, пока та совершала туалет. Наконец она была готова и шепотом потребовала, чтобы Антиох вел ее скорее к священнику; обняв ее, жених быстро повлек ее к церквушке, которой Полина никогда раньше не видела. Но ей было безразлично, где венчаться – только бы скорей, только бы их не прервали! В церкви едва теплился огонек; однако же их ждали. Старый священник благословил жениха и невесту, встретив на пороге, и пригласил внутрь – маленькая деревенская церковь была бедная, позолота с убранства давно сошла. От свечей тени перебегали по ликам святых; Полина сторонилась их, точно они были живые. Но только началась служба, только дьяк засветил еще свечей и запел – до них донесся шум и лай собак. - Погоня! – крикнул Антиох, взмахом руки остановив священника. – Некогда!.. Полина, душа моя, теперь кончить нет времени… бежим! И Полина, не то от страха перед погоней, не то от веры, которую имела в Антиоха, подчинилась; невенчаные супруги выбежали из церкви как раз вовремя, чтобы не попасться людям Адашевых. Те превосходили их числом; но Антиох, не дрогнув, выхватил пистолет и выстрелил: враги рассыпались. Любовники вскочили в карету, и помчали, не жалея лошадей. Антиоху еще два раза пришлось отстреливаться, высунувшись из окна – никто не был ранен, но погоня отстала: лошади у жениха Полины были отличные. Антиох увез Полину – куда, она не знала; ей пришлось полностью ввериться ему. С полчаса после того, как они оторвались от преследователей, Полина была скована страхом, препятствовавшим ей шевельнуть даже рукой или ногой, не то что языком: "погибла! погибла!" - стучало у ней в голове. А потом она почувствовала сильный голод – и вспомнила, что перед тем почти целый день ничего не ела. - Антиох, - робко сказала своему спутнику не то жена, не то девушка. – Я голодна… Куда мы едем? Антиох взглянул на нее, и Полину испугало сверканье его глаз в темноте кареты, в колеблющемся свете каретного фонаря: как будто рядом с нею сидел чахоточный или одержимый другою смертельною болезнью. - Потерпи немного, Полина, скоро будет почтовая станция – мы там отдохнем и поужинаем; и я разместил там подставу,* - ответил ей не то муж, не то жених. - А разве это можно? – с удивлением спросила Полина. – Разве там не только казенные лошади для надобностей чиновников? Антиох промолчал, а Полина подумала: "Он в невысоком чине… да и едущих по частной надобности разрешается возить только медленно. Точно ли там его лошади, сможем ли мы уйти?" - Антиох, это твои лошади? – почти с угрозой от испуга проговорила Полина. – Нас же могут настичь! Подумай, что будет! - Да, лошади мои. Не бойся, мы уйдем, - отрывисто ответил Антиох, не глядя на нее; а Полину посетило подозрение, что лошадей этих он мог украсть у отца или старшего брата, одаренного родителем богаче его... Как же страшно и безвозвратно они рассорились с обоими своими семействами! Полина отодвинулась от Антиоха и прильнула к окну; он был недоволен, потому что красота ее могла привлечь внимание случайного разбойника или беглого каторжника, но Полина не уступила. Через четверть часа, точно, показалась низкая ограда из красного кирпича с воротами – станция. Ее было уже ясно видно: подступал рассвет, небо серело, преступление беглецов обнажалось. Любовники уже неторопливо, казенно въехали в ворота, а Полине опять стало страшно – каждый миг промедленья казался ей роковым. Антиох предъявил сонному станционному смотрителю какой-то документ, который ни Полина, ни словно бы и сам зевающий начальник не могли рассмотреть хорошенько; жених Полины сказал смотрителю несколько слов, и конюх увел их взмыленных лошадей. "Чудо, не иначе!" - подумала рассудительная Полина; и на нее повеяло замогильным холодом от такой догадки. - Пойдем, Поленька, - позвал ее Антиох в избу; впервые он назвал ее так ласкательно, и от этого Полине сделалось только страшнее. Их пригласили на половину для проезжающих – они были на станции одни в этот час; и господам, и троим их слугам подали щей и чаю. Когда Полина поела горячего, ей сразу же неудержимо захотелось спать. - Полина, - Антиох нежно потряс ее за плечо. – Нельзя спать! Нужно спешить! - Да, мой друг… Полина заставила себя взбодриться; ей было страшно, и этот страх бодрил, как умывание холодной водой. Она и вправду умылась холодной водой; еще раз переоделась, нещадно ругая свою природу и болезненное состояние, и Антиох, обнимая ее, снова вывел ее к карете. "Уйдем ли мы?" - подумала Полина. И вдруг она почувствовала ясно, что их больше никто не преследует; и на миг дарованная свобода жить с Антиохом перестала казаться ей желанной… Но когда Антиох снова усадил ее в карету рядом с собой, сон овладел ею непреодолимо: Полина забылась так сладко, полно, как не спала уже много ночей. Проснулась Полина уже в Москве. Лежа на плече Антиоха, обнимавшего ее за талию, она зажмурилась от солнца. Фонарь в карете давно погас, а в окно им сверкали золотые маковки церквей. Антиох улыбался Полине так любовно, и был так хорош, так манил к себе, что сердце ее растаяло, и ужас был позабыт. Перед ними разгорелось утро новой жизни. Полина посмотрела на Лизу, сонно приподымавшуюся с сиденья напротив: она попыталась улыбнуться служанке, но встретила только немигающий испуганный взгляд. Лиза боялась Антиоха до одури. "А ведь он и сам не знает, отчего его так боятся!" - подумала вдруг Полина. Или знает?.. - Милый друг, куда мы пойдем теперь? – спросила она Антиоха. К нему почему-то вдруг странно и стыдно стало применять эти имена – ведь Полина совсем не знала его, кроме как по переписке… - Мы прямо сейчас поедем ко мне на квартиру, - ответил Антиох. – Там хозяйка… знает, что я привезу жену: ты сразу сможешь вымыться с дороги, а то и лечь спать. Нежность в его черных глазах словно бы отперла ее испуганное, замкнутое сердце. Полина положила руки мужу на плечи, на шершавую темно-зеленую ткань сюртука; они враз придвинулись друг к другу, и союз их впервые запечатлел* поцелуй. Полина глубоко вздохнула, охваченная стыдом и счастьем, а Антиох крепко пожал ей руку. - Ты моя жена! Неизменная подруга! – тихо, страстно воскликнул он. - О… но как же я жена, Антиох? – спросила Полина, вдруг оборотившись к нему с тревогой. – Ведь мы все еще не обвенчаны? Когда же ты хочешь докончить дело? - Так скоро, как только можно! – ответил он. Высунувшись из окна, молодой человек нетерпеливо крикнул заснувшему кучеру ехать к его дому. Карета тронулась, а Антиох снова повернулся к Полине. - Теперь вернуться в ту церковь нельзя, - сказал он. – Священник наверняка уж запуган, допрошен, да и меня могут подстерегать! В синих глазах Полины, уже в несчетный раз, появился страх. Антиох тихо поцеловал ее в черный завиток на виске и закончил: - Обвенчаемся здесь… Законно, в виду целого света! Какая-то восторженность появилась в его голосе, и Полина удивилась. Антиох же счастливо объяснил: - Нам больше нет нужды таиться: ведь теперь ты моя, твоя семья и твой жених не смогут более предъявить на тебя права! Понимаешь ли ты? Я созову друзей… свидетелей! Мы обвенчаемся здесь, в Москве, торжественно, не обесчестив имени ни Волоцких, ни Адашевых! - Правда… Это чудесно! – сказала Полина. А сама подумала, что они оба обесчестили свои семьи так, что хоть бы и не показывались более на глаза. Не только Полина, изменившая высокому жениху и оставившая свою семью в бедственном положении: еще и Антиох, подвергнувший своих родных опасности княжеского гнева. Дольский очень влиятелен – Полина слыхала, что он на "ты" со многими значительными лицами… А Антиох, вдобавок к тому, еще и колдун. Полина до сих пор не верила в черную магию – не верила многому, что утверждалось и церковью: при своей набожности она была сторонница науки и здравомыслия. Но теперь ей уже не приходилось открещиваться от своего свидетельства. Антиох был явлением природы, которое должна была объяснить наука и принять церковь – но которого чурались и та, и другая… Полина снова захотела сделать вопрос, мучивший ее: знает ли Антиох себя? Но снова она удержалась от этого. Карета остановилась, и Антиох, взяв ее под руку, вывел Полину на улицу. Она пристукнула каблучками о мостовую и покачнулась. Тогда Антиох поднял ее на руки, так просто, словно они были уже женаты и знали друг друга всю жизнь. Он внес ее по лестнице на второй этаж и опустил перед дверью в квартиру. Дернул звонок, и им открыли – полная, добродушного вида женщина; квартира показалась утомленной Полине очень уютной и славно убранной, и она почуяла запах свежих пирогов. - Жена моя, Прасковья Сергеевна, и ее служанка, - спокойно и свободно представил новых жильцов Антиох. Он чуть отступил, взяв Полину за плечи и словно бы обороняясь ею, и твердо проговорил: – Полина Андреевна Волоцкая, урожденная Адашева. - Милости просим, - улыбаясь, откликнулась румяная квартирная хозяйка и пропустила их внутрь. – Пожалуйте, господа. Чаю не угодно ли с дороги? - Нет, благодарю… помыться, если можно, и соснуть, - попросила Полина, не поднимая глаз. - Сейчас, сейчас все будет! Пожалуйте, барыня! "Барыня! - вздрагивая, подумала Полина. – Антиох мне не муж и даже не обыкновенный человек - а я и вовсе не пойми кто!" Она вымылась с головы до ног душистым мылом, которым пахло и от Антиоха; переоделась в легкий голубой капот*, последний чистый предмет своего гардероба. А потом легла на диван, стоявший… в комнате Антиоха. Его собственный диван. Антиох, присев к невесте на постель прежде, чем Полина заснула, прошептал ей, что ему нужно отлучиться – что он немедленно пойдет устраивать их свадьбу. Это было самое первое дело! Полина улыбнулась ему, но предчувствие какой-то неминучей беды стиснуло ей сердце. Впрочем, это могло быть и женское малодушие, нервы. Сколько раз ей казалось, что ей грозит смерть? Разве что-нибудь до сих пор исполнилось? Полина закрыла глаза и, засыпая, почувствовала на устах своих прощальный поцелуй… мужа. * Почтовые станции в России XIX века (уже с начала века) служили не только для перевозки почты, но и для нужд проезжающих "по казенной и частной надобности". Подстава – сменные лошади, которых размещали на пути следования экипажа. * Скрепил. * Домашнее женское платье свободного покроя; вид халата.