Предвечное блаженство. Российская империя, середина XIX века

Полина ждала всего – ответа, катастрофы: если посланного Антиоха захватят. Но только не того, что случилось. Антиох приехал сам: он приехал сватать ее. Случилось это через два дня после того, как состоялась помолвка Полины: девушка, не получив за это время ни одной весточки от своего друга, заметно похудела, и только обливала слезами свое рукоделие, над которым сидела, запершись в своей комнате. Мать не мешала ей плакаться, мудро рассудив, что это обычное девичье дело – не так ли она сама рвалась, когда ее выдавали замуж против воли? А теперь вполне судьбой довольна. Полина же, известно, с придурью; да и повезло ей куда больше, чем в свое время Марфе Павловне – разве мечтала ее мать когда-нибудь выйти в княгини? Такое приятное течение мыслей переменилось в один миг – когда мать нашей героини увидала чужой экипаж, кативший к их дому. Это была карета, дверцу которой отворил спрыгнувший с запяток седой лакей в ливрее. И из кареты появился молодой человек, вид которого заставил Марфу Павловну, сидевшую у дома на скамеечке с своим старым вязанием, прищуриться и, взявшись за распирающую корсет грудь, отклониться назад. Подозрение, с недавних пор шевелившееся на дне души ее, тотчас же окрепло. - Ах, вот он, разбойник, - прошептала барыня. – Ну погоди же: я тебе задам. Ишь куда нацелился! "Вот пакостница, - мелькнуло в ее голове. – Кабы знать! Уши б начисто оборвала!" Полина в глазах ее все еще оставалась ребенком, ничего не способным решить для себя. Да и кто ей позволит решать для себя - разве глупая девчонка не в родительской воле? Антиох, между тем, быстро, но изящно ступая, подошел к госпоже и низко склонился перед нею. Он был одет с необыкновенною тщательностью: новый черный фрак облегал его стройную фигуру, белоснежный воротничок подпирал подбородок. Темные волосы, блестящие от помады, волною отбегали от высокого белого лба. Юноша был красив, но это не тронуло сердца Марфы Павловны, а только усилило ее неприязненное чувство, которое теперь в ней мог возбудить всякий соперник сиятельного жениха дочери. – Кто вы такой? – спросила госпожа Адашева. "Ужо тебе будет, прощелыга!" - подумала она, глядя на Антиоха взглядом, который заледенил бы любого пылкого поклонника. - Позвольте представиться, милостивая государыня: Антиох Волоцкий, сын помещика Волоцкого. Я имею честь говорить с госпожою Адашевой? - произнес Антиох. Он был спокоен, но в лице при виде такого приема не осталось ни кровинки: скверную службу любовь служит дипломатам, даже в сердечных делах! - Я госпожа Адашева, Марфа Павловна. Что вам угодно, сударь мой? – произнесла барыня. Она выпрямилась с угрозою и утвердилась на своей скамье, как гранитный сфинкс. Антиох, не видя для себя ничего приятного, все же сохранил спокойствие и поклонился в другой раз. - Я со всею почтительностью осмеливаюсь просить руки вашей дочери. Этого только и дожидалась Марфа Павловна. Злобная улыбка тронула ее губы, совсем не коснувшись пухлых щек. - Дочь моя просватана, господин Волоцкий, - сказала она. – С позавчерашнего дня она формальная невеста князя Дольского. Госпожа Адашева с удовольствием вздохнула и прибавила, слегка отворотившись от мальчишки: - Вашей просьбы я удовлетворить не могу, милостивый государь. А теперь не будет ли угодно покинуть наш дом? Спицы в руках ее снова стукнули друг о друга; она опустила глаза на вязание, точно Антиох был предмет, не стоивший внимания. Молодой человек несколько мгновений стоял как громом пораженный; потом воскликнул: - Марфа Павловна, мы с вашею дочерью любим друг друга! Вы не знаете ее сердца - я один могу составить ее счастие! Она зачахнет в браке с другим! Сжальтесь над Полиною, если вы мать! Марфа Павловна подняла изумленные глаза; спицы звякнули, вновь опустившись на колени. - Пошел вон, - тихо сказала она, когда к ней вернулся дар речи. – И не смей здесь больше появляться! Ишь ты, молокосос! Антиох попятился, пошатнувшись; от этого оскорбления вспыхнули его всегда бледные щеки. А потом он повернулся и бегом бросился к карете. Оттолкнув старого слугу, Антиох вскочил в экипаж и захлопнул дверцу. - Пошел! – закричал несчастный на кучера; тот хлестнул лошадей, и неудачливый любовник помчался прочь во весь опор, унося свой позор. - Антиох! – закричала Полина, выбегая из дому; она оттолкнула с дороги лакея матери, не выпускавшего ее во время объяснения Марфы Павловны с женихом. Слуга госпожи Адашевой был человек вдвое дюжей барышни, но отчаяние умножило ее силы. Но Полина опоздала: Антиоха не было, уже и пыль, поднятая каретою Волоцких, оседала. Плача навзрыд, Полина упала у дороги на колени. - Антиох, - повторила она, будто слезами, а не словами. – Жизнь моя! Я теперь умру! - Еще чего, - сказала раскрасневшаяся Марфа Павловна, тяжело, немного вперевалку подступая к дочери. – Так тебе и позволили! Марш-ка в свою комнату, и сиди там, как мышь! Полина жалобно посмотрела на мать, а потом вдруг синие глаза ее засверкали ненавистью. Марфа Павловна усмехнулась. - Еще раз про такое услышу – такого тебе "Антиоха" задам, что неделю сидеть не сможешь! Полина, ссутулясь, побрела в дом. Госпожа Адашева помолчала, глядя ей вслед, а потом, не утерпев, прибавила: - Дура ты, дура! Блажь эта пройдет, а потом что? Чем ты с ним жить будешь, куда сможешь показаться?.. Полина остановилась, но не повернулась - и Марфа Павловна в сердцах досказала ее спине: - Княгиня Дольская! Шутка ли? Хоть сейчас-то подумай!.. - Мне это все равно, - тихо ответила Полина. Марфа Павловна плюнула. Потом махнула рукой, и лицо ее выразило решимость. - Ну, так и мне это все равно, - тихо проговорила мать. – Коли сама своего счастья не понимаешь, будешь сидеть под замком. До самой свадьбы! Произнеся такой приговор, Марфа Павловна пошла за дочерью. Сейчас она прикажет всему дому следить за ней, и сама станет самой строгою ее тюремщицей – если уж понадобились такие меры! - Ох ты, господи, господи, - вдруг пригорюнившись, прошептала госпожа Адашева, доследив за возвращением дочери и сама остановившись в отдалении. – Жизни для нее не щажу, для этакой дряни, а она хоть бы немножко пожалела сердце матери! Несколько раз мелко перекрестив грудь, барыня скрылась в доме. Она тут же исполнила свое суровое намерение. Сам хозяин был полностью согласен с женой; он еще более вскипел гневом на неблагодарную дочь, когда Марфа Павловна, не жалея красок, пересказала супругу утреннее происшествие. Комната Полины превратилась в ее тюрьму; к барышне был формально приставлен сторож, тот самый лакей; всем домашним слугам было строго-настрого – под угрозой порки, а то и кандалов и разжалования в солдаты – запрещено помогать барышне, передавать от нее или приносить ей какие-либо письма. За Лизой, горничною хозяйской дочери, был установлен надзор не менее строгий, чем за самой Полиной. Заключенница сидела у окна до самой ночи, а Лиза сидела у ног барышни. Лиза погоревала вместе с Полиной, а потом, вздыхая, принялась за шитье; барышня же не могла заниматься никакою работою: она все глядела на дорогу, унесшую от нее Антиоха. Окно было растворено, и оттуда веяло мягкою душистою свежестью. Но прелесть природы не трогала Полину. Раз только ей сверкнула безумная мысль: не прыгнуть ли на это окно, не броситься ли вниз? Девушка удержалась от такого поступка, словно попятилась от края пропасти. Это точно будет пропасть: и без всяких наставлений Полина чувствовала, что, самовольно загасив свою жизнь, она разлучится с Антиохом навсегда. Теперь – они уже едва ли соединятся; но могут соединиться в вечности. Жар их любви, не встречая земных препятствий тщеславия, бедности или гордыни, сплавит их в одно… Если они вытерпят то, что послало им небо. К вечеру, однако, печаль Полины немного утишилась. К чему не привыкает человек? Пока она была молода, жива, пока еще не принадлежала князю Дольскому, Полина надеялась. Помолившись перед сном и мысленно послав привет Антиоху, она легла спать. И этою ночью девица поняла, что мольбы ее и Антиоха не остались без ответа; какие-то силы, точно, откликнулись на их взаимную любовь. Но были ли то силы неба или ада? В доме Адашевых начались чудеса. Полина спала, зарывшись лицом в подушку и разбросав черные волосы; Лиза, как всегда, ночевала с барышнею, на топчане в углу. Окна они не закрывали – никто не воспретил: Марфа Павловна знала, вещим сердцем матери, что Полина не сможет свести счеты с жизнью. А бежать – как бежать? Под окном караулил барынин лакей, преданность которого была упрочена с двух сторон – деньгами и страхом наказания. Человек* этот, выспавшись днем, исправно нес службу, прогуливаясь под стеною господского дома; он ничего не услыхал и не увидал. Увидала Лиза. Горничная проснулась – и даже не крикнула: у ней зубы застучали и волосы встали дыбом от представшего ей зрелища. Над ее барышнею склонился не то призрак, не то демон в образе человеческом: словно хотел поцеловать или приласкать Полину. Заметив шевеление в углу, нечистый дух поднял голову, и луна осветила лицо его: то был Антиох. - Сгинь! – крикнула Лиза; она занесла руку для крестного знамения, и тот, кто принял обличье сердечного друга Полины, печально улыбнулся и покачал головою. Святой крест, который сотворила Лиза, не устрашил его; но барышня от крика служанки села в постели. И тогда Антиох проп попов!.. Лиза стала перед нею на колени и сложила руки. - Да как можно, барышня? Ведь он прельстит вас, достанетесь в когти дьяволу! - Лиза, - спокойно сказала Полина; на щеки ее взошла краска при слове "прельстит". - Это не дьявол. В голове ее мало-помалу устанавливалась система, которую эта романтическая, но, несмотря на романтизм, вовсе не суеверная и значительно более других девиц здравомыслящая девушка прозревала во всем. - А кто же это, Полина Андреевна? – спросила Лиза. Ей, конечно, недоставало ни образования, ни смелости духа, чтобы вполне понять барышню. Но Полина все же объяснила. - Думаю, Лиза, что это – действие закона, установленного Богом. Души могут отлетать во сне и являться к тем, кого любят… Это сам Антиох был у меня. "Но отчего же такие явления редки? – подумала Полина. – Если это действие общего закона – почему не каждый может путешествовать во сне? Должно быть, такая способность дается только избранным или порождается сверхсильным чувством…" Лиза не смела ничего отвечать на речи барышни – но та и не ждала, что будет понята; она только еще раз повторила свой приказ, молчать о случившемся. Лиза обещала. Обе снова легли спать. Лиза скоро затихла, и неизвестно – заснула или нет; а Полина долго не могла сомкнуть глаз. Она была поражена этим событием, но менее, чем был бы поражен на ее месте другой… вскоре Полине стало ясно, что те законы, о которых она заговорила со своею горничной, давно выводились в ее душе, чтобы наконец зазвучать. "К чему же еще способен дух?" Полина помолилась, чтобы дух Антиоха и ее собственный указал им путь к спасению. Антиох – гений*, в этом не приходится сомневаться; так пусть же он выручит их обоих. "Дьявол!" - вспомнились ей слова Лизы. Полина содрогнулась, сжав плечи холодными руками. "Антиох никогда не говорил о дьяволе, хоть это и христианское учение, - подумала девица. – Свет отрицает существование сатаны… но, быть может, он и есть; да только такие дьяволы порождаются самим человеком, его развращенностью… Об этом обыкновенно говорят аллегорически – но возможно, что злые свойства людей обретают свою душу, когда многократно взаимно усиливаются…" Но если и так – на то воля божия. Полина наконец заснула, не изыскав никакого способа спастись. И она не знала, что делать с тем, что явилось ей нынче ночью: как побороть или сокрыть чудесную силу Антиоха… и чем это обернется. Пробуждение ее было постыдным. Полина в эти дни совсем забыла о своем здоровье – и, проснувшись утром и посмотрев на свои простыни, она поспешно вскочила, обматываясь рубашкой и комкая белье. - Что такое, барышня? Лиза, проспавшая до сих пор, вскочила тоже. Полина страдальчески сдвинула брови и ткнула пальцем в простыни, которые прижимала к животу, чтобы скрыть пятна крови. У нее, как нарочно, ничего не было запасено на такой случай… нужно бежать к прачкам или к матери. - Лиза, милая, беги скорее, выручи меня! Стыда не оберешься, - прошептала Полина, ужасно страдая от своего положения, прикрыв глаза. Лиза, поспешно облекшись в платье и кое-как подоткнув волосы под чепец, уже хотела выскочить за дверь, но барышня вдруг остановила ее. - Лиза! А ведь прачки у нас в северном флигеле, нужно бежать мимо моего тополя – знаешь?.. Полина обмоталась простыней, чтобы ничего не замарать, но уже не помнила, в каком она виде. Вот уж подлинно, никогда не знаешь, откуда придет спасенье! - Знаю, барышня! Горничная испугалась, догадавшись, что задумала ее госпожа. Полина сжала руки. - Лиза, я не стану приказывать… я знаю, что тебе будет, если тебя захватят. Но если ты найдешь в своем сердце смелость, я тебя прошу… загляни туда, в дупло… Никто ведь еще не знает, как я получала письма от Антиоха, и за деревом не следят. Лиза неподвижно смотрела на Полину. Она знала, что, если ее поймают на таком деле, ей повезет, если она отделается поркой. А могут ведь и… - Хорошо, барышня, - сказала она. Полина улыбнулась со слезами. - Ты такая добрая, смелая! Благодарю тебя! Лиза поклонилась. Потом, схватив в охапку барышнино испачканное белье, выбежала за дверь; Полина осталась стоять, обмотавшись оставшейся простыней. Потом и ее придется отмывать* - а значит, Лиза сможет выйти на волю еще раз. Не пошлет же мать следить за такими делами чужого слугу, мужчину! Лиза вернулась с пустыми руками, и только что полная надежд барышня пережила муки отчаяния, знакомые каждому влюбленному. Забыл! Антиох отступился!.. А может, он понял, что с ним сделалось от этой любви – какие нечеловеческие силы в нем пробудились; и испугался? Через два часа Лиза снова вышла, отговорившись последней барышниной простыней – Полина понимала, что позорится, позволяет всем языкам в доме полоскать свою девичью честь; но теперь ей было это безразлично… все безразлично, кроме главной цели. И Лиза вернулась с торжеством. Она принесла барышне письмо от Антиоха. * Здесь: слуга. * Двойной смысл: и исключительно одаренный человек, и дух-хранитель, персонификация внутренних свойств (первоначальное значение латинского genius). * Отстирывать: устаревшее значение.