***
Всё воскресенье я провожу дома, бездумно пялясь в телевизор. Совсем не внезапно понимаю, что мне вновь нечем заняться из-за образовавшегося свободного времени. Даже и не думаю включать телефон, пряча его в кармане рабочей сумки, чтобы ненароком не забыть взять его с собой завтра. Мой старенький будильник демонстрирует полнейшее безразличие, когда я ставлю нужное для утреннего подъёма время, в отличие от меня, морщащегося и тяжко вздыхающего. До самого вечера ровным счётом ничего не происходит, только в дверь пару раз стучатся незнакомые личности, предлагая купить какой-то хлам или поговорить о том, что меня в этот момент интересует меньше всего. Я лелею надежду разобраться хотя бы в себе самом, не говоря уже о высших материях, которые изящно пытаются втолкнуть мне в голову. Я весьма настойчив в желании остаться наедине с самим собой, поэтому на третий раз попросту не открываю дверь, вставляя в уши наушники и увлекаясь просмотром глуповатого сериала про девушек-официанток, периодически ловя себя на мысли, что одна из них очень даже хорошенькая. Вполне определённая ориентация совершенно не мешает мне восхищаться женской красотой. Я часто любуюсь женскими лицами, сидя где-нибудь в столовой; могу ответить на такое же безобидное заигрывание Софи; а ещё – купить кому-нибудь вроде Лоретты пирожное, получив в награду радостное щебетание и почти невесомый поцелуй в щёку. День заканчивается так же медленно, как и начинается. Я редко испытываю желание поскорее очутиться в том временном отрезке, когда будильник мерзко пищит, всеми своими действиями оповещая об утре понедельника, но сегодня оказывается именно такой день. Наутро я на автомате тянусь к телефону, пытаясь унять неприятную трель, но оказываюсь обманутым самим собой – будильник продолжает истошно вопить, стоя на прикроватной тумбочке. Недолго думая, я включаю телефон. Точнее – совсем не думая. На меня тут же обрушивается поток пропущенных сообщений, и я боюсь даже предполагать, что может оказаться в них. Первыми в списке значатся смс от Мэттью, и я чувствую себя почти виноватым за вчерашнюю выходку, достойную, как минимум, премии Оскар. Излишняя импульсивность мне не присуща, но что-то верховодило мной в подобном направлении, или же… кто-то? Снова чувствуя себя идиотом, я решаю отложить чтение сообщений. В метро особенно славно переваривается полученная информация, этим я и намерен воспользоваться. А ещё – я попросту трушу, боюсь узнать не ту правду, которую успел вбить себе в голову. Завтрак и сборы занимают положенное количество времени, и уже через сорок минут я толкаюсь вместе со всеми в подземке, пытаясь пробраться к вагону и даже занять себе место в уголке. Достаю телефон и вновь включаю его, нажимая на значок сообщений, на котором ярко горит цифра «6». Начинаю с самого первого провороненного смс, и оно оказывается от Кирка. «Я не должен был, Дом. Если про Джеймса я сказал правду, то про женщину и лапающего его мужчину я нагло приврал» Взгляд цепляется за слово «лапающего». Я листаю сообщения дальше, натыкаясь на ещё одно от Тома. «Это становится традицией: сначала делать глупые вещи, а после извиняться» Согласно киваю. В этом Кирк невероятно хорош. «Доминик. Я бы хотел объясниться перед тобой, если бы ты позволил мне. Несмотря на то, что я понятия не имею, чем вызвал подобное негодование с твоей стороны, хотелось бы верить, что ты позвонишь мне тогда, когда захочешь» «Чтобы бы ни случилось, мне очень жаль. Я не хотел расстраивать тебя» Очередной претендент на оскароносную речь, думаю я, с досадой блокируя телефон и пряча его в карман. Дурацкое состояние полнейшей неопределённости почти не выводит меня из себя, а напротив – вселяет какое-то умиротворение, ведь в подобные моменты всегда появляется лишний повод задуматься не только над поведением окружающих, но и над своим. Меня ждёт тяжёлый рабочий день, полный маленьких склок между сотрудниками и попыток надавать со стороны начальства. И я намерен пережить его, чтобы вечером поразмыслить над сложившейся ситуацией.***
На удивление, до обеда не происходит ровным счётом ничего. Я равномерно распределяю свои силы, особо не усердствуя, но и лишний раз не ленясь, поэтому к четырём часам вечера даже ловлю улыбку от мисс Верджил, пробегающей мимо моего стола. Это настолько впечатляет меня, что до конца дня я продолжаю в том же темпе, под конец рабочего времени обнаруживая, что работа закончилась. Для верности даже обновляю пару раз почту, надеясь обнаружить там пару новых заданий, а после заглядываю в мессенджер, который весь день неприступно молчит. Джеймс отчего-то не достаёт меня плоскими шутками, он даже не зовёт меня на обед или покурить, и это меня почти не удивляет. Он всегда ведёт себя подобным образом, если чувствует вину передо мной, но на этот раз я не совсем уверен – испытывает ли он похожие чувства, зная то, чего не знаю я. Кирк весь день не попадается мне на глаза, и даже не появляется в столовой, куда-то сбегая на положенный час отдыха. Я не спешу искать с ним встречи, но всё же имею кое-какие вопросы. Хотя бы о том, кем он возомнил себя, пытаясь вывести меня из равновесия, которого я с таким трудом достигаю в отдельные периоды времени. Джеймс окрикивает меня у лифта, когда я нажимаю кнопку, и мне не остаётся ничего, кроме как пропустить остальных желающих уехать вниз. Дожидаюсь медленно передвигающегося Джеймса, попутно нашаривая в карманах телефон. Едва успеваю открыть рот, чтобы излить на него весь скопившийся за выходные сарказм, но он обрывает меня, взмахивая рукой. – Знаю, знаю. Сейчас ты либо ненавидишь меня, либо хочешь дать по лицу. Я почти готов ко второму, но первое вряд ли переживу. – Иначе тебе будет некого доставать на рабочем месте, вместо того, чтобы заниматься работой? – Именно, – Джеймс подмигивает мне и проскальзывает в лифт, где мы оказываемся вдвоём. – Меркантильная свинья, – произношу это по буквам, не отрываясь от экрана телефона. Я занят перечитыванием сообщения от Мэттью, которое я так и не обдумал. – У тебя есть пара минут, чтобы выбрать. – Моё лицо мне несколько дорого, – подобравшись ко мне ближе, он заглядывает в экран, который я тут же прячу от него, – но и отношения с тобой также представляют отдельную ценность. – Отдельную, – я фыркаю. На Джеймса невозможно обижаться, даже если он творит невообразимую чертовщину. – На самом деле, мне нечего тебе рассказать. Ты подозреваешь меня в чем-то? – Где ты был позавчера вечером? – Дай-ка подумать. Я не помню, что делал сегодня утром, пока пытался проснуться с жуткого похмелья, а ты спрашиваешь о вечере субботы? – Именно. Лифт спускает нас до первого этажа, и мы оба замолкаем. До самых парадных дверей мы не обмениваемся ни единым словом, а после, оказавшись на улице, будто бы по команде бредём в одну сторону, без слов понимая, куда именно приведёт нас дорога. – Не будь параноиком, Дом, – начинает Джеймс, заворачивая за угол и натыкаясь на ряд приветливо украшенных витрин. Желудок напоминает мне о скудном обеде и принимается мстительно урчать. – Что именно ты хочешь знать? Уж не расписать ли тебе по часам мой субботний досуг? Вряд ли Мэри-Энн сильно обрадуется, узнав, сколь многое я позволяю себе рассказывать пускай и своему другу. Мы усаживаемся за столик в углу кафе и чинно ждём официанта. Я не спешу отвечать, пытаясь сформулировать в голове вопрос, который не особенно хочу задавать. Через несколько минут передо мной опускается тарелка с заказанной едой. – Я хочу знать, что тебя связывает с Мэттью, раз уж ты позволяешь себе прогуливаться с ним в вечер субботы. – Раз уж Мэтт сказал тебе об этом, то почему он не обеспокоился объяснениями причин подобной прогулки? – Он не рассказывал мне. Мы не виделись в вечер субботы. – Не всё спокойно в нашем королевстве, – Джеймс глупо хихикает и принимается накалывать на вилку жареный картофель. – Или в вашем? – Я не захотел видеть его, потому что вы оба водите меня за нос. Тебя бы я тоже не захотел лицезреть перед собой, если бы не пожелал услышать объяснений. – Ты слишком всё усложняешь, Дом. Вы – не женатая пара, а Мэтт – не примерный семьянин, который должен сидеть у твоей ноги, пока ты готовишь столь любимую тобой пасту. Он сложный человек, и ты сам прекрасно понимаешь это. – Может быть. Но при чём здесь ты? И почему ты снова ошиваешься вокруг него? – Тише, тише, – он поднимает руки в безоружном жесте. – Мы с ним всего лишь друзья, помнишь? И то, когда-то были оными, пока время и расстояние, хм, не разлучило нас. Приятельские отношения приятно поддержать даже спустя несколько лет, особенно если есть о чём вспомнить. – Вам, я полагаю, ещё как есть что вспомнить, – язвлю я. – Вообще-то да. Мы встретились с ним после того показа, или что там у него было, и выпили по паре шотов в пабе за углом. А после я отправился восвояси, меня ждала Мэри-Энн. – Кто был с вами? – А вот это спроси у Мэттью. – Очередная тайна в исполнении Джейми Великолепного? – Если ты хочешь это так называть, – он улыбается одной из своих лучших улыбок. Если бы мы не были столько знакомы, я бы тоже повёлся на неё, а его намёки принял бы на свой счёт. Разговор не складывается, даже после нескольких попыток обсудить рабочий день и перемыть кости начальству, поэтому я окончательно замолкаю, поедая свой заслуженный ужин. Пускай и не очень здоровый и питательный. Джеймс с таким же усердием вгрызается в свой бургер, запивает всё съеденное чаем и даже не морщится. – У вас бы всё сложилось, если бы ты перестал трахать себе мозги. Я поднимаю на него взгляд и показательно морщусь. – А также всем остальным. Ты должен искать причины собственного затяжного одиночества не в тех, с кем ты пытаешься быть, а в самом себе. – Я никогда не жаловался на одиночество, и ты об этом прекрасно знаешь. – Но тот факт, что у тебя никогда не было долгосрочных отношений и что тебе тридцать, говорит лишь об одном. Ты слишком многого требуешь от людей, тогда как мало кто способен дать тебе подобное. Мне нечего ответить на выпад Джеймса. У меня полно времени, чтобы осмыслить услышанное, и назавтра выразить своё одобрение или же несогласие. Может быть, он и прав, и всё то, что я с таким усердием надумываю себе, – полнейшая чушь. Он часто говорит мне о необходимости быть проще, ведь мало кто согласится делить чужие проблемы на первом же этапе отношений. Никакие долгосрочные связи не случаются безболезненно, любая пара преодолевает целый ряд трудностей, которые они разрешают в процессе напару, всецело полагаясь друг на друга. – Ты слишком требователен, знаешь? – добавляет он через некоторый промежуток времени. – Кому вообще это понравится? – Никому, – пожимаю плечами и устало глазею в свою кружку. – Даже я иногда хочу послать тебя куда подальше, но так уж сложилось, что мы с тобой друзья. Вот так, незаметно для самого себя, я начинаю чувствовать вину не только перед Джеймсом, но и перед Мэттью. – Раз уж так сложилось, – начинаю я, – то будь добр, дай мне свой драгоценный дружеский совет. Как я должен поступить, чтобы перестать казаться мудаком не только тебе, но и Мэттью? Про Кирка я спрошу в другой раз. – У вас с ним снова случился разговор, свидетелем которого я не стал? – Именно. Он и рассказал мне о том, что видел тебя и Мэттью, и я решил, что ты ни за что мне не расскажешь об этом. – Я рассказал, если бы ты спросил об этом. Но ты предпочёл выпытывать информацию у Кирка, который только и ищет повод тебя достать. – В последнее время он ищет повод достать не только меня, но и Беллами. – Неужели он и правда способен на такое чувство, как ревность? Могу со всей честностью сказать, что при одном взгляде на Тома можно заподозрить его в чём угодно, но только не в вожделении к кому бы то ни было. Тем более к тебе. – Ну спасибо, – я смеюсь. Чувствую себя на редкость нормальным, и от этого делается невероятно хорошо. – И я всё ещё жду совета. Джеймс принимается усердно жевать, разглядывая стоящую перед ним солонку. Я тоже занимаю себя остатками ужина и думаю о том, каким досугом обеспечу себя вечером, когда вернусь домой. Покормлю Айрис, снова перекушу, приберусь на кухне, а после залягу с ноутбуком в постель – смотреть тот самый сериал и изо всех сил пытаться не ассоциировать себя с одним из героев-неудачников. – Позвони ему? – робко произносит Джеймс по прошествии нескольких минут. – Должен ли я извиняться? – Если тебе есть за что извиняться, то почему бы и нет. – А если я не чувствую себя виноватым? Должен, но не чувствую. – Так и скажи ему. Только от тебя зависит, будете ли вы общаться дальше. – Неужели ты не подсобишь мне по старой дружбе в случае крайней необходимости? – я кидаю в него мятую салфетку. Он уворачивается и показывает мне язык. – Ты должен помнить, что мы с ним не такие уж и великие друзья. По крайней мере, ради меня он бы не стал вставать в пять или шесть утра и мчаться сюда, лишь бы провести время с капризным Домиником Ховардом. – Ты пытаешься убедить меня в том, что я должен чувствовать вину? Как бы не так. – Я ничего не пытаюсь сделать. Ты просишь совет, я даю его. Поговори с ним, и всё разрешится. Согласно киваю. Не случается ничего незапланированного – Джеймс не отрывает никаких страшных тайн, не убеждает меня в собственной честности, не даёт непревзойдённого в своей гениальности совета. Он просто находится рядом со мной, болтает с набитым ртом и улыбается, когда я плоско шучу. Я привычно напоминаю ему о пятничной пьянке и он согласно кивает, тактично помалкивая о других возможных её участниках. Всё всегда складывается слишком спонтанно, поэтому мы никогда не загадываем наперёд, но на всякий случай по средам вешаем чистый листок на доску в столовой, загадочно подписывая его сверху простым словом «пятница», и уже тогда находятся желающие себя туда вписать. Остаток времени мы проводим в пути до подземки, куда Джеймс направляется едва ли не бегом, почему-то замёрзнув от уже давно ставшего привычным мерзкого ветра. Мы расходимся почти сразу – он живёт в другом конце города. На прощание он делает один единственный жест, намекая на то, чтобы я решился и всё же позвонил Мэттью. Что я и делаю, решая не откладывать, едва оказавшись дома. В трубке раздаются только длинные гудки, а я мозолю взглядом стену напротив, устроившись на диване в гостиной. Ко мне незамедлительно подбирается Айрис, устраивается на руках, нисколько не заботясь о том, что после я буду долго чистить чёрные брюки от её шерсти, и покорно затихает, не издавая ни звука, будто бы тоже прислушиваясь к безразличному голосу оператора телефонной связи. Я не сдаюсь, набираю ещё раз и ещё, пока трубку не берут, грозным и незнакомым голосом интересуясь: – Чем могу помочь? Я на всякий случай отнимаю телефон от уха и проверяю, не ошибся ли номером, потому как услышать женский голос, явственно недовольный тем, что его хозяйку побеспокоили, мне, как минимум, странно. – Я хотел бы поговорить с Мэттью. – Кто его спрашивает? – На экране должно быть написано, мэм, – я любезничаю на всякий случай, понятия не имея, с кем разговариваю. – Сожалею, но данный номер не занесён в список контактов Мэттью, поэтому вынуждена с вами проститься. – Постойте, а как же... – я не успеваю договорить, снова оставаясь один на один мерзкими гудками, только теперь – короткими, но не менее раздражающими. Брожу по квартире с полчаса, не зная, чем занять себя. Как и планировал, сооружаю на кухне пару бутербродов, бреду с тарелкой наперевес в гостиную и устраиваюсь перед телевизором. И только тогда понимаю, что Мэттью удалил мой номер из списка контактов. И даже более того – попросил неизвестную мне женщину ответить за него. Не своего помощника, с кем я уже говорил ещё в первый раз, не мистера Коннора, не Лиама или Себастиана, а кого-то ещё, кого я даже не знаю. Обида захлёстывает с головой, голова начинает ныть с новой силой и упрашивать лечь спать, что я и делаю, с трудом дождавшись восьми часов вечера. Долго ворочаюсь в постели, а после переворачиваюсь на бок, тянусь к телефону и, разблокировав его, резво переключаю команды, в конечном итоге добиваясь вывода определённого сообщения на экране: «Вы не сможете получать телефонные звонки и сообщения от данного абонента. Заблокировать Мэттью Беллами?» Без сожалению нажимаю «Подтвердить», тут же проваливаясь в почти что спокойный сон так быстро, что упускаю возможность поразмыслить над сложившейся ситуацией или чем-нибудь подобным, что совершенно не важно в данный момент.