Не люби.

- Мотор! Я выбегаю из бара, Бут выбегает следом за мной. - Стой, стой-стой, слушай, подожди. Я должен признаться. - Если ты хочешь признаться, что ты - прямой потомок Джона У. Бута, то я знаю. - Постой, а ты откуда... - По костям. - Ты пока что помалкивай об этом, ладно? Улыбаюсь. - Ладно. - Я хотел сказать, что я игроман, но... я над собой работаю. - И зачем ты это говоришь? - Знаешь, я думал, что у нас... что-то будет. - И что же у нас... будет? - Не знаю, но я хочу тебя поцеловать. Поцелуй должен быть страстным. И я вкладываю в него всю свою страсть, испытываемую к Дэвиду. После долгого и потрясающего поцелуя, я выхожу под дождь (Как правильно подгадали погоду!) и бегу к такси. Машина останавливается у моих ног. - Мы не проведем ночь в месте! - Как это? Почему? - кричит Бут с порога бара. - Текила. - Эй, постой-постой! Он срывается с места и бежит к такси - но поздно, в машину я уже села. Он стучит в окно, и я его открываю. - Ты боишься, что утром я об этом пожалею? - Этому не бывать, - смеюсь я. Машина трогается с места. Я оборачиваюсь и смотрю в заднее стекло, наблюдая за растерянным Бутом. Завернув за угол, машина останавливается. Я выхожу из нее и бреду к съемочной группе. А в голове так и крутится: "Этому не бывать." Меня предлагают подбросить до дома, и я соглашаюсь. Мне срочно надо поесть, желудок свернулся в комок и дает о себе знать неприличными звуками. Я сажусь на заднее сиденье небольшого трейлера и мысленно отключаюсь, пока не замечаю за окном столь знакомую Голден Стейт Фриуэй. Мы выехали на нее со стороны Санта Ана Фриуэй. Там есть пекарня с невероятно вкусными пончиками. Я облизываюсь при мысли о еде и старательно пытаюсь забыть, но вид этих пончиков не выходит у меня из головы. Как и их запах. Джойд довозит меня до высотки. Я выхожу из машины и благодарю его, закидываю вещи в квартиру и снова оказываюсь на улице - эти пончики не дают мне покоя. Пешком дохожу до пересечения улиц Роза Парк Фриуэй, Голден Стейт Фриуэй и Санта Ана Фриуэй. Сворачиваю в сторону третьей и иду дальше, вспоминая, какие обычно тут жуткие пробки. Интересно - работает ли "Bu&Co" в одиннадцать часов ночи, но я, вроде, видела там табличку "Круглосуточно". Над Лос-Анджелесом уже успела сгуститься ночь. Здесь всегда рано темнеет. Надеюсь, что не заблужусь - так как впотьмах дороги, здания, фонари и остальное сливаются в единое неразделимое целое. Наконец-то я набредаю на пекарню. - Слава богу, открыто, - бросаю под нос. Толкаю дверь, и та поддается. - Эмили? Здравствуйте, поздно Вы что-то, - говорит Элла, работающая здесь полная девушка. Ее как всегда белоснежно-белый фартук сильно облегает живот. - Привет, Элла, - я выдавливаю из себя усталую улыбку. - Очень хочу отведать ваших фирменных пончиков. Я закидываю сумку на один из столиков и сажусь на стул. - Конечно-конечно! - суетится она. - Какие Вам? - Вишневый, мятный и шоколадный. - Хорошо. С собой? - Да. Через две минуты Элла подходит ко мне и подает мне пакетик своей пухленькой ручкой. Я отдаю ей пятнадцать долларов и, попрощавшись, выхожу. Звонит телефон. Я от неожиданности вздрагиваю и чуть не роняю пакет. - Да? - С тобой все в порядке? Почему ты не дома? - Ты не должен звонить мне, - я уменьшаю громкость голоса. - Я всегда звоню тебе, эй! - Ты у себя дома, и звонишь мне, это ненормально. - Я всегда звоню тебе, - повторяет Дэвид. - Подозрительным будет то, если я это делать перестану. - Я молчу. - Почему ты не дома? - Вышла в магазин. - Половина двенадцатого ночи, черт бы тебя побрал! - Не ругайся. - Сама часто пропускаешь подобные словечки. - Я скоро буду дома, не о чем волноваться. - Ладно, верю. Мы можем завтра... - Нет. Мы ничего не можем, ни завтра, ни послезавтра. - Уезжаешь? - Не смешно. Пора это прекращать, - эти слова проводят по моей глотке острым лезвием. - Прошу, Эмили, не надо... - Прости, но я не могу так. Не могу играть роль любовницы, не хочу превращать тебя в изменщика. - Эмили... - Пока, Дэвид. Я нажимаю на "отбой", не дав ему сказать больше ни слова. Я ненавижу себя за это. Ненавижу за всю свою нерешительность, за всю свою глупость, за все. Ненавижу и Дэвида тоже. Я всех ненавижу, все ненавижу. Но лгать я себе не могу. Слова "Дэвид" и "ненавижу" не могут стоять в одном предложении, как бы я того не хотела. С полным опустошением в душе и сердце я поднимаюсь на шестнадцатый этаж. Убедившись в том, что закрыла дверь, сбрасываю с себя одежду, мою руки и прохожу на кухню. Открыв пакет, я чувствую тот прекрасный запах пончиков, что вспоминала минут сорок назад. Набрасываюсь на них и съедаю, даже глазом не моргнув и не думая о фигуре. Умяв три самых вкусных в мире пончика я снова мою руки, умываюсь, надеваю пижаму и заваливаюсь на диван в гостиной. Я устала, но сна ни в одном глазу. Щелкаю кнопками сенсорного пульта один за другим каналы, с каждым разом все больше понимая, что интересного в столь поздний час ничего нет, кроме ужастиков и, для некоторых личностей - порнухи, с тоской выключаю телевизор. - Интересно, а Зоуи спит? - вслух думаю я. - А, в принципе, какая к черту разница. Встаю с дивана и иду за мобильным. Три пропущенных от Дэвида. И его тоже к черту. - Мне нужно поговорить, - выпаливаю да, даже не поздоровавшись и не извинившись за столь поздний звонок. - Дерзай, - отвечает сестра. - Я влюбилась в Дэвида, - я говорю это настолько безэмоционально и отречено, как только могу. Но я-то знаю, что скрывать эмоции от моей сестры бесполезно. - Для меня это не новость. Странно, что ты этого раньше не заметила. - Смешно. - Эмили, дорогая... - Мы переспали. Она выругивается. - Что, прости?! - Что мне делать? - Стой, мне нужно это переварить. Как? - Ты что, маленькая? - Я имею в виду, почему? При каких обстоятельствах? - Ты заходила в сеть последние двадцать четыре часа? - Не-а. - Зайди. Я подожду. Около пяти минут я жду, пока включится ее нетбук, а затем жду, пока она наткнется на какую-нибудь из статей. Снова выругивается, да так громко и резко, что меня передергивает. - Всегда ненавидела этих поддонков! Еще и до тебя добрались, мрази! - Тише, Зоуи, пожалуйста. - Ты не ответила на мой вопрос. - А мне кажется, ответила. Так что мне делать? - Отбить его у той блондинистой модели "Play-Boy" и жить припеваючи. - Я серьезно. - Я тоже. После того инцидента было что-то еще? - Мы целовались. - Много? - Сильно. Я тогда сорвалась, набросилась на него. Он звонил примерно полчаса назад, я попыталась расставить все точки над "и" и дать ему понять, что все кончено, но... - ... но ты сама не хочешь, чтобы это кончалось. - Я люблю его. От шока я закрываю рот свободной рукой и выпучиваю глаза. - Это уже хуже, - отвечает не менее шокированная сестра. - Ты должна понять, чего сама хочешь, детка. - Я хочу его. Но я не хочу разрушать чужую семью. - Ты тысячу раз говорила мне, что он не любит эту грудастую... - Не называй ее так. - Свою жену, - поправляется Зоуи. - Если он любит тебя, а я уверенна, что это так, вы будете счастливы вместе. А Джейми, она поймет. Думаешь, живя вместе с ним десять лет она не замечала, что муж ее не любит? - В чем-то ты права. - Никто не может быть прав во всем. А теперь иди и поспи, измучила себя совсем, по голосу слышу. - Спокойной ночи. - И тебе, сладкая.