It is cold out here

Свободного времени у неё неожиданно не остаётся совсем. Скай ездит от одной новой базы к другой, проверяя их компьютерные системы, устанавливая более совершенную защиту и подключая к новой зашифрованной сети Щ.И.Т.а; чистенькие, пахнущие свежей краской коридоры сливаются в её сознании в один — невозможно длинный, почти бесконечный. Новый бейдж агента службы Щ.И.Т. болтается на шее, и Скай порой мимолётно удивляется тому, насколько быстро привыкла к нему. Ей не приходится изображать из себя серьёзного опытного оперативника — у неё просто не остаётся сил на глупые шутки и неудачные вопросы, даже на то, чтобы лишний раз улыбнуться сопровождающему её по очередной секретной базе коллеге. Усталость накапливается, оттягивая плечи и сдавливая виски, и это лучшее средство от бессонницы и лишних, ненужных мыслей. Иногда, впрочем, усталость не помогает, и Скай, добравшись до кровати (или до койки, или до спальника, или до наваленных в кузове вертолёта мешков, заменяющих ей постель в этот раз), не проваливается в глубокий сон, а просто лежит, уставившись в одну точку. Тщательно заталкиваемые в дальний угол сознания мысли, прорвав внутренние заслоны, врываются в голову, и от них некуда спрятаться. В такие моменты она перестаёт быть той Скай, которая бесстрашно стояла перед вооружённый Уордом, чувствуя себя всесильной и неуязвимой; её место занимает совсем другая Скай, слабая, неуверенная, отчаянно нуждающаяся в поддержке, но слишком недоверчивая, чтобы принять чью-то помощь. Образ Уорда всплывает в её памяти слишком часто — куда чаще, чем ей хотелось бы, чаще, чем она может себе позволить. Каждая мысль о нём подтачивает её волю и уверенность в себе, заставляет вновь почувствовать себя наивной беззащитной дурой, не способной видеть глубже поверхности, не способной правильно истолковать свои сомнения и неясные предчувствия. Она думает о себе, о том, сможет ли когда-нибудь вновь научиться доверять, сможет ли когда-нибудь вновь влюбиться, рискнуть не только сердцем, но и безопасностью — своей и своих друзей. Сможет ли не ждать подвоха, не искать сокрытых смыслов в каждой фразе, не защищать все свои файлы двойной шифровкой и не держать оружие под подушкой. Она думает о Фитце, над которым всё ещё бьются врачи, над Джеммой, едва отходящей от его постели, о Мэй, которая до сих пор не может простить себе, что точно так же, как и все остальные, не увидела змею, притаившуюся под самым их боком, заползшую в её постель. Скай напоминает себе, что Уорд предал и обманул не только её, он ударил по каждому члену команды — её команды, и она не имеет права ставить себя выше, оценивать, кому он причинил большую боль. Она думает о самом Уорде, заточённом в одиночной камере наедине со своими демонами и призраками убитых им людей. Что он чувствует там? О чём думает? Что ему снится, когда он закрывает глаза, решая для себя, что очередному дню пора смениться следующим? Надеется ли он когда-нибудь выйти на свободу, мечтает ли отомстить, или же его жизнь утратила свой смысл в момент гибели Гаррета? Скай чувствует жалость, робко пробуждающуюся в глубине её застывшего, окаменевшего сердца, и быстро заталкивает её обратно. Нет, нельзя. Нельзя думать о нём, нельзя жалеть его, и себя жалеть нельзя тоже. Скай смотрит в зеркало, вглядывается в тёмные непроницаемые глаза, в линию упрямо сжатых губ, в залёгшие тени, и пытается узнать себя в этой серьёзной, смертельно уставшей девушке — нет, молодой женщине. Агенте службы Щ.И.Т. Всё своё свободное время она проводит теперь в тире либо в тренировочном зале, оттачивая реакцию тела и сознания. Ей никогда не стать настоящим бойцом, способным оказать сопротивление кому-то вроде Уорда или Мэй, но этого и не требуется. Она просто хочет снова ощутить себя защищённой. Вот только ей никак это не удаётся. * Сначала его допрашивают каждый день. Два очень вежливых и приветливых агента, каждого из которых он никогда раньше не видел, приходят после обеда, делают ему инъекцию сыворотки правды и несколько часов просто разговаривают с ним. Грант рассказывает им о своей семье, о братьях, о том, за что попал в колонию для несовершеннолетних и как его вытащил Джон Гаррет. Рассказывает о самом Джоне, о его собаке, о методах охоты на оленей, которые придумал сам; о первых месяцах в Академии, об однокашнике, с которым там подружился и на которого позднее донёс, чтобы того отчислили. Рассказывает о «Гидре», обо всех её подразделениях и агентах, о которых знает, об операциях, ими проведённых. Рассказывает о Хилл, о Мэй, о Коулсоне, о ФитцСиммонс, об Автобусе. Рассказывает о Скай. Незнакомые вежливые агенты уходят, на прощание побив его ногами, и оставляют Гранта валяться на полу, хрипя от боли и отплёвываясь кровью. Способность дышать возвращается почти одновременно с окончанием действия сыворотки правды. Грант переворачивается на спину, вытягиваясь на холодном бетоне, забрызганном его кровью, и закрывает глаза. Его не волнует дальнейшая судьба «Гидры» — он никогда не был пламенным борцом за её идеалы; возможно, он даже пошёл бы на сотрудничество со Щ.И.Т.ом и без всякой сыворотки. О побеге он тоже не думает. Заключение в одиночной камере кажется естественным итогом его жизненного пути; в конце концов, эта судьба ждала его с самого начала. Джон лишь отстрочил приговор, подарив ему целых пятнадцать лет свободной жизни, и Грант был благодарен ему за это. «Свободной жизни?» — переспрашивает внутренний голос с интонациями Скай, и Грант вздрагивает. Скай в его воображение никак не развивает свою мысль, лишь смотрит на него со смесью жалости и удивления. Гранту хочется её ударить. Ему не нужна её жалость. Жалость — это слабость, она делает слабым не только того, кто её испытывает, но и того, к кому она обращена. — Что значит для вас Скай? — спрашивает один из агентов, и Грант хочет честно пожать плечами и ответить «ничего», но вместо этого замолкает, потому что даже под влиянием сыворотки правды его сознание не может сформулировать то, чего не понимает. В этот раз агенты бьют его с большим удовольствием, чем обычно, видимо, потому что в кои-то веки за дело, но Грант почти не чувствует ударов. Он думает о том, почему не смог ответить, он пытается найти этот чёртов ответ, решить задачу, оказавшуюся неожиданно слишком сложной. Что значит для него Скай, кто она для него? Всё то время, что Грант провёл на борту «Автобуса», она была постоянным раздражителем, в присутствии которого обострялись все его чувства и инстинкты. Он не мог выбросить её из головы, он постоянно думал о её безопасности, и злился на неё за это. Возможно, признаётся Грант самому себе, он спал с Мэй именно для того, чтобы не дать себе сблизиться со Скай. Словно что-то в его подсознании видело в этом опасность. Всё, чего он хотел, чего ждал от неё, — это понимания. Обычного человеческого понимания, в котором он так отчаянно нуждался в тот момент. Разве после всего, что он сделал для неё, Грант не заслужил права быть понятым? Но нет, Скай никогда не осознавала, на какие жертвы людям приходится идти ради её защиты. — Что значит для вас Скай? — спрашивают вежливые агенты, снова приходя в его камеру. — Надежду на второй шанс, — отвечает Грант Уорд, глуповато улыбаясь, и это то, чего он так и не смог сказать самому себе. В этот момент он ненавидит сыворотку правды сильнее, чем когда-либо.