***
Катара бросила на Айро пристыженный взгляд, который, кажется, старик не заметил. Он инструктировал Ёшу найти кого-то, кто убрал бы мусор, и позаботиться об обеде. Было ещё что-то про извинения перед смотрителем сада, но Катара не уделяла особого внимания. Она рассматривала остатки разбитой тележки. Должно быть, та была красивой — вдоль расколотых ножек шел орнамент, а древесина была насыщенного красновато-золотистого оттенка. Катара тяжело вздохнула и добавила «уничтожение мебели» к списку вещей, о которых она сожалела. Наконец, Ёшу зайцем удрал по коридору, а Айро жестом указал в противоположном направлении. — Мастер Катара, у вас такой вид, будто вам не помешает чашечка чая. — Она зашагала рядом с отставным генералом, который задал довольно торопливый шаг и время от времени поглядывал на неё. — И, возможно, полноценный ночной сон тоже пришелся бы кстати. Покорительница воды со скорбной гримасой посмотрела на старика. — Вы же не собираетесь превратить разговор в одну из тех лекций, что моя Пра-Пра читает про диету и зарядку, да? Айро улыбнулся, но что-то в его глазах не позволяло выражению стать радостным. — Нет, не думаю. Кроме того! — Он провел её по лестнице, по последнему коридору и, наконец, в свои покои. — Вы — целительница и, скорее всего, знаете о таких вещах куда больше. Он распахнул перед ней дверь, и Катара вошла внутрь, проворчав: — После тренировки на Северном полюсе, я знаю побольше Пра-Пра. Но это не уменьшает её энтузиазм. Айро закрыл дверь и принялся заваривать чай. Катара села на коврик у столика. Долгое время царила тишина. Покорительница воды чувствовала себя окруженной тишиной и своей виной. Она поерзала, теребя ожерелье и дергая за пряди волос с бусинами, пока не смогла больше сдерживаться. — Почему вы не позволили мне извиниться перед Зуко? — спросила она, уронив подбородок и уткнув взгляд в забытую и смятую салфетку на полу возле ножки стола. Старик поставил поднос с чайником и чашками на столик, прежде чем опуститься на пол. Он ласково заглянул ей в глаза. — Юные леди, которые выглядят так, будто их ударили по лицу, никогда не должны извиняться первыми, Мастер Катара… если они вообще должны извиняться. Глаза Катары стали круглыми, как блюдца, и она посмотрела на приготовленные чашки, на пар, вьющийся из носика чайника, на прожилки дерева на столешнице — куда угодно, кроме покорителя огня. Неужели происхождение её синяка было настолько очевидно? На утренней встрече племен, неужели все знали, что её ударили? Знал ли её отец? Ей надо было что-то сказать, скормить Айро отговорку, всё отрицать… но, честно говоря, было уже слишком поздно, она слишком долго колебалась… и теперь он знал. Он знал и беспокоился, и он захочет поговорить про Тё и Яна, и о том, что она натворила… и разговор сделает всё случившимся куда более реальным. Айро продолжил тихим, не угрожающим голосом, спрятав руки в рукава. Сердце Катары больно колотилось о её грудную кость. — Надеюсь, вы честно расскажите мне о случившемся, потому что назойливому старику очень важно подойти к деликатной ситуации, понимая обе стороны истории. — Его хриплый голос замолчал, но его глаза, до сих пор устремленные на неё, заставили её лицо гореть. Девушка ещё пристальнее уставилась на складки забытой салфетки. — Мой племянник сделал это с вами? — О! Нет! — Покорительница воды быстро вскинула голову, её глаза метнулись на обеспокоенное лицо Айро. — Зуко не!.. Как?.. Как могли вы, из всех людей, подумать такое? — У Катары отвисла челюсть, и она смотрела на старика круглыми от шока глазами. Айро не нарушил визуальный контакт, но слегка наклонил голову, пустившись в объяснения. — Сегодня мой племянник пришел ко мне в таком состоянии ярости, какого я долго не видывал, и выразил некие… не совсем просвещенные взгляды, которые, как я думал, он оставил в прошлом. — Тут старик, слегка нахмурившись, отвел глаза и, придерживая рукав одной рукой, разлил чай. — Увидев вашу щеку, должен признаться, я… занервничал. Я поспешил с выводами. — Его глаза снова устремились на неё, и пожилой господин поставил перед ней чашку. — Не могу выразить, какое облегчение я чувствую, оказавшись неправ. Катара моргнула, даже не взглянув на чай. — Значит… вы не дали мне извиниться, потому что думали… вы… — Я хотел удостовериться, что вы не станете извиняться, являясь наиболее пострадавшей стороной. Временами… — большая рука Айро сомкнулась на его чашке, — испытывая к кому-то сильные чувства, мы обманываем себя, думая, что в том, каким образом тот человек выражает свой гнев, виновны мы сами. Но каждый должен отвечать за свои слова и действия, какой бы ни была провокация. Взгляд покорительницы воды нырнул в её чай, совершенно неподвижно лежавший внутри чашки. Когда девушка сглотнула, золотистая жидкость пошла волнами у края белого фарфора. Айро не пытался пристыдить её, но она всё равно чувствовала навалившийся эмоциональный груз. Она была в ответе за свои действия. Она ранила чувства Зуко. Она неправильно поступила с Тё и Яном. Она разбила ту прекрасную тележку, превратив в покрытые полировкой дрова. Когда она моргнула, жгучие слезы закапали с ресниц, оставляя темные пятна на ткани, обтягивающей её колени. — Катара, — тон Айро выдавал поднятые брови и глубокую тревогу, но покорительница воды не подняла головы. Она вытерла слезы рукавом. Раздался тихий шорох ткани, скользящей по дереву, и, когда она вновь посмотрела на свою чашку, рядом лежала аккуратно сложенная салфетка. Катара кинула быстрый взгляд на старого покорителя огня, выдавив дрожащую улыбку. Он ласково улыбнулся в ответ, прежде чем она уткнулась лицом в ткань. Она закрыла глаза и принялась глубоко, судорожно дышать. — Если хочешь поговорить о том, что так сильно расстроило тебя, то я с радостью выслушаю, Катара. Она сдвинула брови и крепко-накрепко зажмурилась, не отрывая салфетки от глаз. Комната была такой тихой… как она могла не заметить, как сильно давила эта тишина? Тишина взывала быть нарушенной, разогнанной звуком голоса… которому было так трудно вырваться на поверхность. Она глубоко вдохнула, приготовившись говорить, но когда выдохнула, слов не было. Она снова вдохнула. — Нас… поймали вчера ночью. Случились плохие вещи…***
Зуко пребывал уже не в такой ярости, как несколько часов назад, но всё ещё был далек от чувства счастья. И он был далек от нейтрального состояния между счастьем и злостью. Он сидел в новом кресле за своим письменным столом и хмурился, пытаясь уделять внимание увлеченно вещающему казначею. Его мысли продолжали возвращаться к Катаре. Он задавался вопросом, что она скажет за ужином, что ей захочется поесть. Но более всего он задавался вопросом о том синяке на её лице. Зуко не помнил, чтобы вчера ночью у неё был синяк… но он не видел её при хорошем освещении после того, как их поймали. Возможно, это произошло до того, как ей удалось сбежать… … а возможно, это случилось этим утром. Казначеи продолжали переглядываться друг с другом, их желтые глаза бегали, а позы были жесткими и прямыми, словно они боялись лишний раз вдохнуть. Зуко прочистил горло и попытался разгладить гримасу на лице. — Просто повторите итог, казначей Ву Тен. — Дело, э… дело плохо, Хозяин Огня Зуко. Даже если губернатор Цзэнг продолжит вливать средства в Искристые острова, как он делал на протяжении последних двух дней, остальной национальный бюджет не покроет и половины расходов на содержание искалеченных ветеранов в будущем году. Разумеется, не покроет. Лорд Бау Ли продолжал высасывать почти восемьдесят процентов фондов, предназначенных для Дома Ветеранов на Угольном острове. Этот человек был настолько же хитер, насколько и бесстыден: как только Мэй порвала с Зуко, и дворянин почувствовал себя неуязвимым для возмездия, он удвоил суммы, ежемесячно исчезающие в его кошельке. До того, как открылось причастность Бау Ли ко вчерашней ловушке, Хозяин Огня просто полагал, что семейный «кашель» оказался результатом больной совести. Он считал, что они избегали неловких разговоров при дворе и усилий держать головы высоко поднятыми, в то время, как продолжали высасывать деньги из Народа Огня. Но теперь стало ясно, что Бау Ли лишь сохранял осторожность. Он слышал, что Синий Дух охотился за коррумпированными политиками в столице и знал, что Зуко был в курсе его замыслов. Вот почему он поддержал Ло Вэя. Бау Ли знал принадлежность Синего Духа, пусть и не знал его личности. Игра Зуко внезапно стала куда опаснее. Наконец, брифинг подошел к концу, и казначеи чуть не устроили гонку, кто первым выскочит за дверь. Оставшись один, покоритель огня закрыл лицо руками и несколько раз глубоко вдохнул. У него болело тело, мускулы горели болью и в то же время немели от усталости. Катара выглядела такой же усталой, как он… Он задавался вопросом, провела ли она столько времени, как он, ворочаясь в своей постели. Он задавался вопросом, навалились ли на неё дела спозаранку. Зуко потер лицо руками. Одна щека была такой же бугристой и онемелой, как и всегда. Вторая слегка щипала в том месте, где до сих пор был синяк. Его глаза распахнулись. Он задался вопросом, не было ли у неё ещё одной беседы с отцом.***
Катара всё ещё пряталась за салфеткой, вцепившись пальцами в ткань и прижимая её к глазам. Она рассказала Айро всё: о западне, о затмении, о Тё и Яне, о том, как нашла Зуко, об их ссоре… всё. Покоритель огня не заговаривал во время её рассказа и сидел тихо, пока у неё не иссякли слова. Рассказывая, Катара представляла себе выражение его лица как полное ужаса и шока в соответствующих местах, но не смотрела. Зарывшись лицом в салфетку, она могла притвориться, что просто рассказывает себе приснившийся сон… или что девушка из истории вовсе не была ею, а какой-то другой несчастной дурочкой, у которой выдался плохой день. Но теперь пришло время посмотреть в лицо реальности. С глубоким вдохом Катара опустила руки на колени, скручивая в пальцах салфетку, выпрямилась и посмотрела на Айро. На его лице была крошечная, гордая улыбка. — Вы поистине поразительная молодая женщина, Мастер Катара. Она моргнула. — Как вы можете так говорить? — С круглыми от изумления глазами она покачала головой, и внезапно слезы закапали вновь. — Как вы можете говорить такое после всего, что я наделала? Улыбка пропала, но гордость — нет. — Вы защищали себя. Здесь нет позора. Вы также понимали, что как лидер и могущественный покоритель, вы в ответе за то, чтобы не дать тем мужчинам причинять дальнейший вред, и вы осуществили наказание, которое в то время считали подобающим их преступлению. Не позволяйте вашей вине и вашему новому пониманию того, что надо было сделать, отвлечь вас от чести вашего поступка. Она промокнула глаза и уставилась на него, чуть меньше удивленная, чем раньше, но всё ещё не поверившая до конца. — А что насчет Зуко? Айро приподнял бровь и хмуро посмотрел на свой чай. Кажется, он грел чашку между ладонями. — Я думаю, что вы оба сделали горы из кротовых нор… и я говорю не про кротобарсуков. Зуко поступил нечестно, когда давил на вас в вашем решении, а с вашей стороны было весьма недобро указывать на очевидное. Однако, — он поднес дымящуюся чашку к губам и прикрыл глаза, — после травмы, полученной вами обоими прошлой ночью, вполне понятно, что между вами возникло трение. Катара вздохнула и через миг посмотрела на собственную чашку. Она подняла чашечку онемелыми пальцами и глотнула едва теплую заварку. Затем, дернув губами, она поставила фарфор на прежнее место. Айро опустил свою чашку. — Если хотите, могу погреть. С крошечной, глуповатой улыбкой покорительница воды протянула ему чайную чашку через стол. Взяв тонкий фарфор между ладонями, старик задумчиво заглянул внутрь. — Как странно, — его губы растянулись в улыбке, — что вы оба полностью сфокусировались на мелочном споре после того, как пережили столь жуткое испытание. Катара пожала плечом, наблюдая за его руками. Завиток пара поднялся вверх и растаял. — Думаю… мне проще злиться на Зуко, чем думать про… всё остальное. — Она подняла глаза на Айро, лицо которого выражало спокойную сосредоточенность. — Вы думаете, он тоже это чувствует? Что проще злиться на меня, чем думать о случившемся? — Я не знаю, — старик посмотрел на неё с улыбкой и поставил дымящуюся чашку на стол перед ней. — Я же не Зуко. Покорительница воды кивнула головой и задумчиво потянула чай. Через некоторое время она прочистила горло. — Где Ёшу? Кажется, его нет уже очень долго. Айро немного порозовел в щеках, подавил улыбку и заглянул в свой чай с чем-то, напоминающим сочетание смущения и веселья. — Ёшу ушел передать мои извинения смотрителю садов То за вандализм в отношении целой грядки искристых маргариток. Полагаю, довольно скоро ему удастся сбежать от нотаций. Искристые маргаритки, букетики с плохо повязанными ленточками… Брови Катары уползли вверх, но она быстро взяла себя в руки. — Вы отправили его в ловушку, чтобы держать подальше. Айро устремил глаза в угол потолка. — Я бы не стал называть это «ловушкой». Ёшу — весьма чувствительный молодой человек, и его чувства были бы задеты, вели я ему просто уйти. Таким образом, он будет жаловаться на смотрителя садов, но вскоре утешится, не задавая вопросов о нашей беседе. — Он посмотрел на неё, явно меняя предмет беседы. — Вы окажете нам честь, оставшись на обед? Катара широко улыбнулась и покачала головой. — С удовольствием, но у меня встреча. И мне надо поторопиться, чтобы подготовиться к ней. — Девушка поднялась на ноги, внезапно пожалев, что так запросто отдала Сокке свою лапшу. Айро тоже встал и проводил её до двери. Выйдя в коридор, Катара повернулась и тепло улыбнулась старику. — Спасибо за чай… и за то, что выслушали. Старый покоритель огня вернул улыбку и слегка поклонился. — Если вам когда-либо понадобится то или другое, без колебаний нанесите мне визит. И, э… — он украдкой осмотрел оба конца коридора, прежде чем с надеждой улыбнуться, — если увидите Ёшу, не чувствуйте себя обязанной упоминать о моем знакомстве со смотрителем садов То.***
Зуко грозовой тучей вылетел из своего кабинета и направился в конференц-зал чуть раньше, чем он мог бы выйти на встречу. Его кабинет был слишком маленьким — он не мог в достаточной степени мерить его ногами, да и не достаточно быстро, чтобы растратить свою ярость. В данный момент он думал о том, чтобы убить Хакоду. Будет ли это такой трагедией? Сокка станет вождем Южного Племени Воды, а Катаре никогда больше не придется сносить побои этого человека. Возможно, трудновато будет провернуть дело так, чтобы концы не вели к нему, но неужели выгода не перевесит недостатки? Зуко глубоко вдохнул и приказал себе замедлиться. Не было доказательств, что Хакода имел какое-то отношение к синяку на щеке Катары. В самом деле, неразумно предполагать, что он ударит свою дочь только потому, что без лишних сомнений лез в драку с другим мужчиной. Покоритель огня осторожно открыл дверь в конференц-зал, и, застыв на пороге, стиснул ручку во внезапно раскалившейся ладони. Зуко на время забыл про доводы и сдержанность. Ещё один мужчина пришел на встречу заранее, и он стоял в дальней части комнаты, сложив мощные коричневые руки на покрытой синей туникой груди. Лицо Хакоды выражало едва сдерживаемую ярость. Мужчина медленно опустил руки, его ладони сжались в кулаки, а губы ощерились, обнажая белые зубы, когда он рявкнул: — Ты!.. Было очевидно, что случилось. Хакода каким-то образом узнал, что Катара явилась домой без рубашки, вообразил худшее и, вместо того, чтобы накинуться на Зуко, как поступил бы любой приличный мужик, ударил по лицу её, свою дочь. Как он мог так поступить со своим ребенком? Дверь с треском захлопнулась за спиной Хозяина Огня, пока тот проходил в комнату. — Ага, — рыкнул он. Его голос перешел в рёв, когда он сделал первый шаг вокруг стола, по направлению к Хакоде. — Я!