— Тогда расскажи мне об этом.
Её голос был приглушенным, её дыхание согревало верхнюю часть его торса. Её руки свободно обнимали его за талию, а ладони лежали на пояснице. Её живот, прижатый к его, казался прохладным и гладким, и ощущение её кожи, касающейся его, одновременно успокаивало и сводило с ума. Он мог
чувствовать её груди…
Зуко сглотнул.
Ему хотелось двигаться, скользить своей кожей по её в практически лишенном трения прикосновении. Ему хотелось дать волю рукам и позволить им спуститься по её спине, преодолеть полоски её обмоток и добраться до изгиба у основании спины. Ему хотелось полностью прижать своё тело к её, крепко её обнять и погрузиться в травяной запах её волос.
Но Зуко так не сделал. Никаких дурачеств. Никаких поцелуев. Правила были четко определены. Зуко уважал четко определенные правила.
Он стоял неподвижно, слегка прижав ладони к её спине и развернув бедра чуть в сторону, чтобы она не заметила эрекцию, пробудившуюся с тех пор, как она начала то дразнящее однопальцевое исцеление.
Несмотря на всё произошедшее с начала ночи — происшествие с Катарой, откровение об её новой (и, откровенно говоря, ужасающей) способности, его собственная пытка и оставшаяся как следствие боль в теле — возбуждение покорителя огня притаилось на задворках разума, только и ждущее возможности вырваться при малейшей провокации. По правде сказать, это даже смущало.
Он винил во всем выражение на её лице, когда она зашла в его комнату во дворце.
— Ты думаешь, я испугана?
Он поднял на неё взгляд и обнаружил, что её дыхание участилось, её накрашенные глаза блестят и слегка прищурились от зарождающейся усмешки.
Катара стояла и смотрела, как он ласкает себя, и когда он встретился с ней взглядом, девушка ни в малейшей степени не выглядела испуганной или шокированной. Она выглядела веселой, взволнованной… возбужденной. Этот образ не выходил у него из головы.
А потому Зуко было куда сложнее думать четко, когда её грудь прижималась к его груди, отделенная от его кожи только несколькими тонкими слоями ткани.
Он глубоко вдохнул и усилием воли заставил свои мысли течь в другом направлении. Он подумал о своих горячих руках, в достаточной степени напоминавших руки напавших на неё, чтобы заставить её отшатнуться. Желание как ножом отрезало.
— Зуко? — Её дыхание было таким влажным на его коже… Желание вспыхнуло с новой силой.
«Горячие источники тоже были влажными. Дядя Айро, встающий из воды, с него капает…»
— Га-а, — покоритель огня поднял руку и стиснул переносицу. Срабатывает каждый раз. Сколько бы лет ни прошло, ужас увиденного не терял своей силы.
Катара склонила голову набок и посмотрела на него, приподняв бровь, хотя её подбородок продолжал лежать у него на плече, что, кажется, ей нравилось.
Зуко отвел глаза и мысленно заметался, подыскивая верные слова.
— Я… хочу тебя… Катара… потому что…
Разве только этим утром он не назвал Хакоде довольно убедительные, достойные уважения причины? Почему было так тяжело думать, заглядывая в конкретно
эту пару синих глаз?
Он совершил ошибку и снова посмотрел в эти глаза, которые, несмотря на отсутствие падающего света, сверкали в полутемной комнате… где они были одни… вместе…
«… дядя Айро, дядя Айро, дядя Айро…»
Кажется, она начинала злиться, по её лбу пролегла складка. Зуко сглотнул и ухватился за первое, что пришло на ум, за самое умное решение: что бы сказал дядя Айро?
— …ты очень… хорошая, — неубедительно начал он. Когда она хлопнула глазами, он посмотрел поверх её головы и продолжил. — И… это добро действительно, эм…
взывает к добру, которое… внутри меня.
Она долго молчала, а потом с выражением неверия на лице скривилась.
— Ты хочешь жениться на мне, потому что я
хорошая?
— Да… нет. Отчасти. — Зуко рискнул заглянуть в глаза покорительницы воды и обнаружил, что в её взгляд стал ироничным. Он отвел глаза и задумчиво наморщил лоб. — Ты… справедливая и добросердечная и… милосердная… хотя сегодня не особенно… — его глаза метнулись к её и снова ушли в сторону. Она по-прежнему не выглядела убежденной.
Зуко глубоко вдохнул.
— Иногда ты по-настоящему бесстрашная. Я… — он опустил глаза в пол. — Мне понадобилось много времени, чтобы разглядеть в тебе это, потому что я так долго думал о тебе, как о враге, стоящем между мной и моей честью. Я был так…
раздражен на тебя в самом начале. Особенно после того, как поймал тебя в первый раз. Ты просто
отказалась идти на сотрудничество. Ты была такой непрошибаемой…
Она чуть не подавилась от возмущения и слегка отстранилась.
— О, прости
пожалуйста…
Зуко заторопился.
— Нет! Я говорю про то, что думал тогда. Но позже, когда я решил присоединиться к Аватару, я подумал обо всем случившемся с твоей точки зрения. Я… — он замешкался, а потом ринулся вперед. — Катара, я поймал тебя одну, связал тебя и угрожал пиратами. У тебя были все причины быть в ужасе. Тебе должно было хотеться рассказать мне всё, о чем я спрашивал, а вместо этого, — он опустил подбородок, чтобы взглянуть на неё. На его губах была улыбка. — Вместо этого ты велела мне пойти и утопиться в реке.
Катара снова прижалась к нему, но не вернула его улыбку.
— Я по-настоящему верила в Аанга. Вот и всё.
Зуко усмехнулся.
— Точно. Потому что вера — это всё, что требуется, чтобы проявить такое неповиновение перед лицом опасности.
Она долго рассматривала его, и когда покоритель огня уже начал думать, что ему придется продолжить этот спор, девушка пожала плечами.
— Ладно, хорошо. Я храбрая. Что ещё?
— Э-э… — его глаза расширились, и он снова долго рассматривал пол. Что
ещё сказал бы дядя Айро?
Когда молчание затянулось, Катара сухо буркнула:
— Я
настолько хорошая, да?
Зуко повернул голову и посмотрел ей в глаза. Он сглотнул и очень серьезно сказал:
— Да. Настолько. Это… даже вдохновляет. Были времена, когда ты… действительно будила во мне желание стать лучше.
На это Катара улыбнулась. Её губы лишь самую чуточку приподнялись по краям, а в глазах вспыхнули искорки. Её освещенные тусклым светом щеки немного порозовели. Зуко не удержался. Он протянул руку и провел подушечкой большого пальца по нижнему краю лежащей на её щеке краски.
На секунду её глаза расширились от чего-то, отдаленно напоминающего панику. Но так же быстро, как накатило, это чувство прошло, и она посмотрела прямо в его поврежденный глаз.
— Скажи мне что-нибудь ещё, — пробормотала она, медленно обводя взглядом границу его шрама. Зуко даже начал думать, что чувствует её взгляд как физическое прикосновение. — Почему ещё ты меня хочешь? За исключением того, что я хорошая.
Он обнаружил, что не может отвести взгляд. Он сглотнул, облизал губы. Его большой палец прижимался к её прохладной, гладкой коже.
Дядя Айро сказал бы что-нибудь мудрое о равновесии, о борьбе внутри всех живых существ — и Зуко в частности — за то, чтобы найти средний путь между внутренней добротой и злом, таящимся в глубинах разума. Дядя сказал бы что-нибудь про дополняющие друг друга части, работающие вместе, чтобы составить сильное единое целое.
Но Зуко тонул в лучезарной синеве, и та часть его мозга, что снабжала его заменителями мудрости, начала отключаться. Вместо дяди Айро нечто иное начало нашептывать ему предложения.
— Мне… мне также нравится и плохое в тебе.
— Плохая?
Я? — Катара наморщила лоб и слегка фыркнула, отведя глаза. — Не понимаю, о чем ты.
Зуко заметил её покрасневшие щеки, и на его лицо набежала улыбка.
— Главным образом то, как сильно тебе нравится использовать запугивание, чтобы вернуть кого-то на путь истинный.
— Я делаю то, что необходимо, — она шмыгнула носом и нахмурилась.
— Конечно. Я тоже. Но тебе всё равно это нравится.
Её синие глаза прищурились и устремились на него.
— Откуда
тебе знать? Может быть, я просто очень хорошая актриса.
— Когда ты заканчиваешь с целью и отпускаешь спасаться бегством в темноте, твои глаза сверкают так, будто у тебя день рождения и ты не можешь дождаться торта. И ты постоянно врываешься в мою комнату невозможно рано с явным желанием идти в город.
Она моргнула, и Зуко увидел миг, когда она вспомнила, что именно она видела в начале этого вечера. Её глаза распахнулись, а щеки потемнели от густого румянца.
Покоритель огня не удержался — он показал зубы в лукавой усмешке.
— …если только у тебя не было для этого другой причины, — прошептал он. — Надеялась снова застать меня в полотенце?
У Катары отвисла челюсть.
— Чистая случайность… в обоих случаях! — Она нахмурила лоб и вздернула подбородок. — И кто ты такой, чтобы указывать пальцем, господин Любит-Трогать-Себя-На-Глазах-У-Других?
Усмешка Зуко исчезла, и он почувствовал, что тоже краснеет.
— Неправда! Я просто… увлекся моментом.
— Ну, конечно, — она задумчиво прищурилась. — Ты правда сделал бы это у меня на глазах, да?
— Я… — на секунду растерявшись, он моргнул, но потом отметил блеск её глаз, слегка приподнятые уголки её губ… Она дразнила его.
Зуко напустил на себя меланхоличную гримасу, поднял подбородок вверх и взглянул на неё сверху вниз, несмотря на свои горящие щеки.
— Полагаю, я могу в этом признаться, — его глаза прищурились, — если ты признаешься, что стала бы смотреть.
Катара не смутилась, хотя её глаза немного округлились. Она казалась пойманной, запертой в его взгляде, и она облизала губы, прежде чем смогла заговорить.
— Я… мне было любопытно. Я никогда не видела, как… парни делают это. — У Зуко вскипела кровь, и он подавил желание отреагировать и сделать неподобающее предложение. Её глаза быстро моргнули, а потом сузились, словно она решила не отступать. Её голос стал хрипловатым, когда она произнесла окончательное слово. — Да.
— Итак, — Зуко с победной улыбкой на лице опустил подбородок вниз, — почему ты так не поступила?
— Что? Воспользоваться тобой, когда казалось, что ты в полном неведении? Ты,
правда, считаешь меня настолько испорченной?
— Ты не испорченная, — он слегка развернул голову и бросил на неё задумчивый косой взгляд. Звуки дождя стихали, так что когда он замолчал, тишина была напряженной. — Но ты действительно соблазнила меня на поцелуй в тот первый раз, в
переулке…
— Это вряд ли считается! — Катара скорчила ему гримасу, и Зуко выпрямился, когда она ткнула пальцем в чувствительное место у него на бедре. — Это
ты прижал меня к стене во дворце, когда кто угодно мог пройти мимо! Тогда-то не было необходимости в скандале, а? — Её холодный палец вторично впился в его кожу, теперь ещё и слегка ущипнув.
— Прекрати! — прорычал Зуко и извернулся у неё в руках. Щипок не вызывал боль, он вызывал щекотку. Зуко
ненавидел щекотку. Он прижал ей ладони и сжал её пальцы своими, не давая им прикасаться к своему чувствительному телу. Щипки прекратились, но, стоя с обвитыми вокруг него руками, она по-прежнему прижималась к нему, пускай и с видом взбунтовавшейся морской уточки. Он нахмурился. — Знаешь, ты виновата в той же мере, что и я.
— О, правда? Как это?
—
Ты отступила к стене, и ты первая дотронулась до
меня. Помнишь?
Казалось, она пошла на попятный — её пальцы расслабились в его хватке, а её взгляд ушел вниз и в сторону, лоб нахмурился в задумчивой гримасе — но Зуко не мог остановиться. Он вздохнул и куда более мягким голосом принялся настаивать.
— Ты начала всю ту сцену, когда полезла в драку из-за глупого оскорбления в мой адрес, Катара. Было совершенно очевидно, что я тебе нравился тогда, и ты уже сказала, что я нравлюсь тебе до сих пор. Почему ты не можешь просто сказать «да» и прекратить тратить наше время на эту бессмысленную игру?
Повисла тишина, но Зуко не понял, что дождь прекратился. Он видел только её.
Как туча находит на луну, так и тень гнева омрачила лицо Катары. Она долго сверлила его взглядом, и с каждой секундой её глаза прищуривались всё сильнее. Когда она, наконец, заговорила, её тон был низким и опасным.
— Просто сказать «да»? Зуко, это не какое-то небольшое одолжение, о котором ты можешь попросить меня и ожидать быстрого ответа. Ты мне нравишься, но это не означает, что я хочу выйти за тебя замуж.
— Одолжение? — Тихий, хриплый голос на задворках сознания Зуко внезапно всплыл на поверхность, убеждая его успокоиться и просто пропустить это слово мимо ушей. Голос говорил, что терпение ничего не стоит, но нетерпение платит высокую цену. Как и много раз до этого покоритель огня не слушал. Ярость и что-то еще — что-то гораздо более глубоко сидящее — воевали внутри него. —
Одолжение? Я, Хозяин Огня, прошу тебя выйти за меня замуж, и ты думаешь, что делаешь
мне какое-то
одолжение?
Катара пожала плечами и слегка покачала головой от удивления. Её полное ярости выражение никуда не делось.
— Ты сам сказал:
ты должен жениться.
Я же, напротив, не должна. Я могу поступать с моей жизнью, как пожелаю. Я не обязана становиться Хозяйкой Огня. Так что да, я думаю о согласии на твою смехотворную схему — хотя бы отчасти — как об оказании очень большого одолжения старому другу.
Зуко чувствовал, что она ускользает, и, поддавшись минутной панике, бросился искать что-то, что многое значило для неё. Что-то, что могло вернуть её назад.
— А что на счет блага твоих людей? Разве они не станут осуждать тебя, если ты откажешься от возможности заключить долгосрочный альянс с самой могущественной нацией в мире?
Её губы сомкнулись в тонкую линию.
— Мой народ думает так же, как мой отец. Они поймут, если нам всем придется чуть побольше потрудиться, если я решу не продавать всю мою жизнь какому-то… какому-то наглому забияке!
Она выпустила его пальцы и начала отстраняться.
Зуко прищурил глаза и тоже отодвинулся от неё. Они стояли, разделенные футом пустого пространства, которое ощущалось гораздо более далеким, чем выглядело. Казалось, помимо воли, его губы презрительно изогнулись.
— Я хотя бы не вырос в палатке из шкур животных.
Катара ткнула оттопыренным большим пальцем в верхнюю часть своей перевязи на груди.
— Я хотя бы не сижу в своем дворце, взирая свысока на мой народ, погрязший в нищете… Ваше Величество. — Она насмешливо поклонилась ему, не отрывая от него гневного взгляда.
Покоритель огня прищурился и сложил руки на голой груди. Его закрывшиеся раны щипали.
— Я
не…
— Дождь прекратился, — рявкнула Катара. — Пойдем уже.
— Отлично, — выплюнул Зуко, прежде чем развернуться, натянуть дзукин и маску и распахнуть окно с куда большей силой, чем требовалось. Несмотря на резкий звук отскочившего дерева, несмотря на тот факт, что он отвернулся от неё, он всё равно расслышал её ворчание.
— Отлично.
***
Только войдя во дворец, они молча расстались и порознь направились к своим комнатам. Катаре пришлось много раз шмыгать за угол, потому что её состояние неодетости многократно подстегивало её паранойю. Тихо закрывая дверь в свою темную гостиную, она задержала дыхание.
Там никого не было. Она вздохнула и молча возблагодарила Юи — она не была уверена, взорвется она или разрыдается, если отец снова будет поджидать её, но так или иначе это было бы кошмаром.
Катара очень-очень устала. Она устала настолько, что у неё было чувство, как будто большую порцию её внутренностей вытащили и заменили куском льда… мерзкого льда из мелкой части пруда, полной частичек грязи и кусков гниющих листьев.
Покорительница воды молча проскользнула в свою спальню, но трудно было сохранять полную тишину. Тоф фыркнула и перевернулась, громко заворчав в подушку.
— …вы отдадите свою верность мне, или ваши головы окажутся на пике. Не недооценива-а-мн… — остальные её слова проглотил пух.
Катара вздохнула, потерла холодное плечо, проходя мимо пустой кровати Суюки по дороге к шкафу для одежды. Она помылась. Она переоделась. Она заползла под одеяла.
Кажется, часами покорительница воды лежала, свернувшись калачиком на боку, слушала храп Тоф и периодически ворочалась с боку на бок. Как бы она ни вертелась, её тревоги продолжали шептать у неё в голове, и её внутренности не оттаивали.
***
— Катара, вставай, или я скажу Лежебоке, что ты слишком больна для встречи.
— Не-е-еа! Я встала! — покорительница воды подтащила неповоротливое со сна тело к краю кровати и спустила ноги на пол.
Не первый раз за это утро её звали, трясли или угрожали, но Тоф давно уже не прибегала к такому уровню угроз. И что угодно, начиная от холодных полов и кончая недосыпом, было лучше, чем Сокка, пытающийся выходить её от болезни.
С заспанными глазами Катара принялась вырабатывать волю, чтобы встать на ноги. Она заметила, что Тоф стояла между ней и льющимися в окно яркими потоками света, уперев кулаки в бока и хмурой гримасой на лице.
— Я вст’ла, — покорительница воды потерла своё почему-то болевшее лицо и оперлась рукой о кровать, чтобы подняться на ноги. Приняв вертикальное положение, она громко прокашлялась, чтобы прочистить горло, и потащилась к зеркалу.
Тоф не последовала за ней, но повернулась на девяносто градусов и продолжила следить за ней.
— Похоже, у тебя была бурная ночь… хорошо провела время?
— М-м, — Катара долго смотрела на таз, а потом взглянула на свое отражение в зеркале. Она моргнула. Девушка в зеркале не могла быть ею.
Её волосы растрепались, когда она ворочалась ночью, и свисали у неё за спиной пушистыми волнами. Под глазами были темные круги — которые резко выделялись на фоне её осунувшегося лица — и выглядели настолько же воспаленными и налитыми кровью, как она ощущала. И, растекаясь от угла её рта, пролегал огромный синяк, играющий яркими оттенками красного и фиолетового в том месте, где её ударил Тё. У неё перехватило дыхание, когда реальность обрушилась на неё всем своим весом.
— Думаю, это означает «нет».
Она почти что забыла о присутствии Тоф и невольно подняла ладонь, чтобы прикрыть отметину, прежде чем усилием воли опустила руку. В зеркале она увидела, как коренастая девочка сложила руки на груди.
— Не хочешь рассказать мне, что случилось, или продолжишь притворяться, что всегда такая напряженная и оцепеневшая?
— Я… не особо хочу об этом говорить, — бросив оценивающий взгляд на отражение покорительницы земли, Катара вытянула немного воды из кувшина и начала легко втирать её в синяк. Припухлость и боль значительно снизились, но слабая отметина всё же осталась — результат того, что синяк слишком долго не лечили.
Опустив руку, взгляд покорительницы воды оторвался от слегка красноватого пятна, и со вздохом, она посмотрела на свое сраженное выражение лица. Видеть так ярко выраженные последствия случившегося было… шоком. Это были доказательства, что та жуткая вещь, которая должна была быть кошмаром, на самом деле случилась, что Тё и Ян были реальны… и что то, что она с ними сделала, тоже было реальным.
— Катара… — Тоф подошла на несколько шагов и остановилась, опустив лицо вниз и чуть в сторону, как будто её волосы могли скрыть встревоженное выражение на её лице. Её голос был непривычно тихим — не нежным, но низким и твердым. — Что ты только что исцелила, и почему ты так всполошилась из-за этого?
Покорительница земли использовала её настоящее имя. Катаре было сложно отмахнуться от такого.
— Обычный синяк. Это просто мелочь, Тоф.
— Точно-точно. Синяк на лице — такая мелочь, — с кислым выражением на лице девочка распрямила руки и снова уперла кулаки в бока. — Знаешь, твое сердце гудит, как лемур, перебравший кактусового сока.
Покорительница воды подавила вздох.
— Я знаю, — она взяла щетку для волос и начала сражение с локонами, чтобы снова заплести их в косу. Пряди запутались и упрямо дергали, заставляя Катару прикладывать больше силы. На глаза набежали слезы.
Фыркнув, Тоф повернулась и пошла к двери.
— Тебе лучше поторопиться. Встреча начинается в…
— Какая встреча? — прорычала Катара, вихрем развернувшись. Щетка запуталась в особенно строптивом узле. Несколько жгучих слезинок пробежали по её щекам.
Покорительница земли повернулась к старшей девушке с ничего не выражающим лицом.
— Я не знаю. Я знаю только то, о чем мне говорят. Лежебока сказал, что тебе надо быть готовой к встрече к началу следующего часа. Он не сказал, по какому поводу, — она пожала плечом. — Может быть, это тоже какая-то мелочь.
Катара сглотнула стоявший в горле ком и положила щетку на зеркало. Теперь у неё текло из глаз, и было такое чувство, будто её живот наполнен злыми пчелами. Ей надо было взять свое настроение под контроль. Когда она заговорила, то слезы явно слышались даже в её голосе, заставляя его слегка дрожать.
— Тоф… мне жаль, что я хранила секреты и была резка с тобой… и я пойму, если ты скажешь нет… но не могла бы ты сделать мне большое одолжение?
Тоф надолго застыла, потом подавила вздох и потерла ладонью слепые глаза.
— Мне это не понравится, да?
Катара вытерла мокрые глаза тыльной стороной ладони и полувсхлипнула-полузасмеялась.
— Вероятно, нет.
— Тогда давай как можно скорее с этим покончим, — коренастая покорительница земли уверенной походкой промаршировала через комнату.
