***
Луна висела в небе как набухшее семечко, ещё не совсем полная, но всё же бросающая серебристый свет и темные тени на лежавший внизу сад. Зуко сидел на корточках на узком карнизе снаружи спальни, которую делили Тоф и Катара, и вглядывался внутрь. Ему надо было додуматься назначить ей какой-то сигнал заранее этим вечером, чтобы дать ей знать о своем присутствии, но в то время он был вроде как… отвлечен. Он осторожно проскользнул в открытое окно и на цыпочках пошел через комнату к кроватям. - Пойман с поличным, Живчик! – завопил знакомый голос с кровати, стоявшей ближе к двери. – Я знала, что это Катара! Я просто знала это! - М-м, что? – Зуко видел, как темный катарообразный ком сел на средней кровати. Её лицо повернулось к нему, и он заметил, что она уже нанесла краску вокруг глаз. Должно быть, она с легкостью разглядела его маску в льющемся в окно лунном свете. – Пора идти? Он кивнул головой. Она выскользнула из-под одеяла и чуть не растянулась на полу, прежде чем выпрямилась и потянулась. Её плечо с хрустом вошло в сустав. Её голос оставался сонным, когда она заговорила с хихикающей покорительницей земли. - Что ты там сказала, Тоф? Он мог рассмотреть в темноте, что Тоф заложила руки за голову, и её голос выдавал её довольную улыбку. - О, не обращай внимания, Сладость. Желаю вам, детишки, хорошо повеселиться этой ночью, ладно? Зуко вздохнул, его дыхание с шумом прошло сквозь маску Синего Духа. Вот тебе и секретность. - Идем, Катара. Надо торопиться, или мы пропустим. - Что пропустим? – в её голосе появилась бодрость, и она замешкалась лишь самую малость, когда выбиралась сквозь окно вслед за ним. - Сюрприз. Бег с ней напоминал сон: тьма и тихие звуки их ступающих по улицам ног – быстрые и ритмичные. Они пробегали потоки желтого света из окон, и мелькающие в его свете детали практически шокировали. Её волосы в пучке бугром приподнимали ткань её дзукина. Её лицо было красным мазком. Её глаза – двумя слишком синими лунами. Он провел её к маленькому, украшенному резьбой зданию в нижнем округе. Перед домом стоял пустой паланкин, а четыре носильщика бродили рядом и с улыбкой заглядывали сквозь квадратные окна. На всех трех ярусах храма горели окна, освещенные изнутри большими бумажными светильниками бледно-голубого цвета, свет которых несколько приглушал красно-золотой цвет здания. Проскользнув к задней части храма, Катара приподняла их на нижний ярус с помощью волны, призванной из канавы. Зуко заглянул внутрь сквозь окно, а потом посмотрел на неё и жестом велел сделать то же самое. Она присела на корточки рядом с ним. Поскольку он наблюдал за её лицом, а не за происходящей в храме сценой, то увидел, как распахнулись её глаза – глаза, которые заблестели ещё ярче в бледно-синем свете. Внутри Сокка и Суюки держались за руки перед Мудрецом Огня. Оба ослепительно улыбались друг другу, когда произносили ритуальные слова. Маленький зал был убран живыми цветами всех оттенков – огромные розовые пятна взрывных лилий, круглые красные головки угольных орхидей, покрытые синими крапинками бутоны пылающих тюльпанов – все они существовали только сегодня, к утру они зачахнут и опадут. Зуко не уделял особого внимания ничему из вышеперечисленного. Шокированная Катара была прекрасна. Он мог различить легкие контуры её раскрытых губ, прижатых к ткани фукумэна. Оказавшись на свету, он разглядел тонкую линию темной кожи между верхом её лицевой повязки и краем красной краски. При виде этой крошечной полоски кожи его дыхание ускорилось. На секунду он подумал о Хакоде, нависающем над его столом с угрозой во взгляде. А потом она положила ладонь на его колено и посмотрела на него своими синими глазами – такими похожими! – прежде чем придвинуться достаточно близко, чтобы прошептать. - Они в синем… Почему они одеты в синее? Ему не надо было смотреть, чтобы знать, что она говорила про простые темно-синие наряды, в которых были Сокка и Суюки. Зуко, немного помешкав, накрыл её руку своей и прошептал сквозь свою маску, её дзукин и прямо ей в ухо. - Синий – свадебный цвет в Народе Огня, его надевают только с этой единственной целью. После церемонии молодая пара отправится домой, а потом вместе сожжет одежды с наступлением рассвета. Это символизирует смерть последней ночи, прежде чем две жизни стали одной. Когда солнце встанет, они встретят его вместе. - Это… прекрасно, – Катара снова заглянула в храм и смотрела, как её брат и его воительница-невеста слились в поцелуе над их соединенными руками. На взгляд Зуко, их пальцы были сплетены так, что странным образом являли более интимное зрелище, чем нежное прикосновение их губ. После последнего благословения Мудреца Огня молодожены вышли из храма и сели в паланкин, чтобы вернуться обратно во дворец. Когда их уносили, Сокка выдал одну из самых дурацких своих шуток. Потом до них долетел тихий смех Суюки. Хотя её лицо скрылось в тенях, когда она отвернулась от освещенного окна, было ясно, что глаза Катары провожали их по улице, пока носилки не скрылись из вида. Зуко сжал её руку – которая всё ещё лежала у него на колене – чтобы показать, что пора уходить. В темноте ближайшего переулка Катара поймала его за локоть и заставила остановиться. Она вновь стояла очень близко от него, а её голос был таким тихим, чтобы слышал только он. - Как ты узнал об этом? Покоритель огня нахмурился под своей маской, на секунду опустив глаза на брусчатку. - Сокка и Суюки пришли ко мне вчера и спросили, куда им пойти для тихой свадьбы. Я отправил паланкин. Её голос, пусть и тихий, не был шепотом, к которому уже привык Зуко. Она говорила с болью… и, может быть, небольшим гневом. - Почему они не сказали нам? Разве они не хотели, чтобы мы там присутствовали? - Они хотели, чтобы их свадьба была связана только с ними, а не с их семьей и друзьями. - Поверить не могу, что он мне не сказал… И кстати говоря, ты тоже. Зуко вытянул перед собой руки в умиротворяющем жесте. - Я привел тебя посмотреть… Что я могу сказать? – Он слабо и беспомощно пожал плечом. – Сокка знал, кого просить. Желание оставить что-то личным сейчас, как никогда, кажется мне очень понятным. Она долго смотрела на него, потом кивнула. Он повернулся, чтобы идти дальше, когда она обняла его за плечи. Одну пораженную секунду спустя он вернул объятие, его руки скользнули вокруг её талии. Её голос звучал приглушенно возле его шеи. - Спасибо, что показал мне, Зуко. Это было прекрасно. Хотя угроза Хакоды звучала у него в голове, как набат, Зуко не мог удержаться, чтобы глубоко вдохнуть и уловить запах её волос сквозь свою маску. - Да без проблем. Он испытывал большой соблазн стоять там, прижимая её к груди. Ночной воздух был холодным и всё ещё сырым после недавнего дождя. Даже сквозь одежду Зуко чувствовал её тепло, и пламя внутри него колыхнулось в ответ. Его пальцы, лежавшие на её спине, сжались. Да, было бы хорошо остаться. - Так какие планы на эту ночь? Под маской по лицу покорителя огня расползлась улыбка. Остаться – хорошо. Но лучше идти.***
Может, дело было в том, как она прищуривала глаза, намекая на недовольную гримасу, скрытую её фукумэном. Может, дело было в том, как она швырнула о стену мужика, весившего в два раза больше неё, своими напоминающими паука движениями рук, причем даже не касаясь его. Может, дело было в тембре её хриплого голоса, в её способности переходить от вежливой просьбы к смертельным угрозам всего через пару слов. - …так что исправьтесь, или вам придется подыскивать себе новую работу, капитан. На том свете. Может быть, Зуко просто нравилось то, как она смотрела на него потом, как её глаза блестели в темноте. Капитан был третьей за ночь целью, третьим продажным офицером, которого выманили с освещенной улицы или из питейного дома и пригрозили в темном переулке. У Зуко был список этих людей – имена, описание внешности, долги перед обществом. Будь у него энергия, он мог бы не давать Катаре уснуть ночь напролет. Угрожая людям. А не… …но, может быть, если он немного поспит… Он перестал думать о предупреждении Хакоды, когда вторая цель чуть не рассекла Катару спрятанным ножом. Ей удалось ускользнуть от первого выпада, но он сразил бы её обратным взмахом, не окажись рядом Зуко. На один краткий миг он был нужен ей… и он был рядом. После этого Хакода мог в любой миг с рычанием вырваться из темноты, и Зуко признался бы во всех своих планах и надеждах. Жизнь чем-то напоминала цветы в том храме, хотя он не мог четко сформулировать фразу в голове, как это сделал бы дядя. Он устал до глубины души, до той степени, когда уже трудно думать. Он никогда не знал такой усталости до того, как начался этот бессонный этап его жизни. В данный момент он привалился к стене – которая, вероятно, поддерживала его больше, чем ей полагалось – и смотрел, как перепуганный капитан бросился к своей условной свободе. Когда мужчина ушел, Катара повернулась к Зуко лицом, уперев одну руку в бок. Её голос шипел, насмехаясь. - Как ты вообще справлялся без меня? Чувствуя, что над ним смеются, Зуко начал отрываться от стены и выпрямляться, но она быстро шагнула к нему, вторгшись в личное пространство. Он откинулся назад, прижав мечи в ножнах спиной к стене и, распахнув глаза, посмотрел на неё сквозь маску. - Только посмотрите на крепкого Синего Духа, совсем вымотался, – она тихонько засмеялась. Зуко ощутил прилив жара при звуке её голоса… она дразнила его. Её рука поднялась и скользнула вдоль его плеча к рукоятям его мечей. Он не видел, как она прикасалась к коже и металлу… но его воображение нарисовало образ её пальцев, скользящих по закругленному концу, гладящих гладкую рукоять. Он сглотнул. - …слишком вымотался, чтобы закончить начатое? Внезапно её пальцы легли ему на щеку, поглаживая шрам под краем маски. Он чувствовал прикосновение, отдаленное поглаживание кончиков пальцев на поврежденной коже, но не легкую щекотку трения. Ощущение отличалось от прикосновений в любом другом месте. На миг Зуко прикрыл глаза, его грудь тяжело вздымалась. - Вовсе нет, - проворчал он. – Хотя, кажется, я помню, что ситуация была несколько иной. Он схватил её за талию и сделал ход, развернув их так, что теперь её спина прижималась к стене. Катара тихо вскрикнула от удивления, но потом её рука, лежавшая на его щеке, стала поглаживать его затылок, сминая ткань его дзукина. Он бы и не заметил, если бы это слегка не сместило его маску, лишив возможности видеть. Он мог бы поднять руку и поправить маску, но его руки лежали у неё на бедрах, и он поражался, как удивительно они сочетались друг с другом. Они прижимались грудью и животами в более близком объятии, чем то, которым обменялись в начале ночи, и Зуко всеми силами сражался с желанием потереться своим восставшим членом о её теплое бедро. Затем второй рукой она сорвала с него маску, и он даже не услышал стука, с которым та стукнулась о мостовую, потому что рот Катары, всё ещё закрытый фукумэном, уже прижался к его губам, но этого было недостаточно, и он закусил ткань зубами, и она подняла подбородок – они всегда так слаженно работали вместе, когда хотели этого – и потом, потом он целовал её. Или она целовала его. Определить было очень трудно. Их рты слились вместе, горячие и скользкие, и в миг, когда Зуко обнаружил, что её губы раскрылись, он не удержался и принял приглашение скользнуть кончиком языка между ними. Катара издала звук, который мог быть как стоном, так и рычанием, и прижала свой язык к его в восхитительном танце. Когда она чуть пошевелила бедрами, потершись о его набухший член сквозь слои одежды, он ахнул, и его руки крепче сжали её мягкую плоть, подсознательно выискивая скрытое под одеждой тепло её тела. Он чувствовал, как её губы изогнулись в улыбке. А затем покорительница воды потерлась об него, сильнее. Он застонал. С мыслями, перегруженными порожденными Катарой ощущениями, Зуко никогда так не удивлялся, как когда ему в плечо вонзилась стрела.