Это моя жизнь, Джуд

*** В пятницу, в десять утра я сижу за небольшим столиком на открытом воздухе возле кафе и пью чрезмерно сладкий латте из «Старбакса». Я чувствую себя, как заключенный на свидании с адвокатом или женой, в своих темных очках и дурацкой бейсбольной кепке. Когда совсем перестаешь выходить в люди, в дешевые забегаловки и на улицы к толпам прохожих, а ошиваешься только в резервациях светской тусовки - начинаешь медленно мариноваться в соку собственной знаменитости. И это никогда ни к чему хорошему не приводит. У меня отродясь не было «звездной болезни», вырос не в том месте и не в тех условиях... я, напротив, чувствую себя неуютно, хочется сорваться, забить разом на все правила и обещания, данные себе несколько лет назад, удариться в сомнительные развлечения и грязную работу со свободным графиком. У меня все еще есть чувство, что я не на своем месте. Особенно сильно оно дерет, черт возьми, сейчас, когда пытаюсь выдержать не прекращающийся поток взглядов, полных неуверенного узнавания. - Извините, а вы случайно не Роберт... - Нет. Но похож, знаю, мне все говорят. Девочка меня явно узнала и смотрит с такой тоской, что я все же тихо даю ей автограф и делаю фотографию, отвернувшись от остальных столиков. Нет, люди, только не сейчас. Сейчас я совсем не в том виде и настроении, чтобы общаться с любителями моих классных персонажей. It's better to be a fake somebody than a real nobody. Слоган одного фильма Джуда. Я мастер, мой fake somebody не отличишь от real. Но иногда я устаю актерствовать даже по мелочи, и тогда сам с трудом верю тому, что обнаруживаю внутри себя — пустоте и усталости. Сегодня как раз такой день. И вчера был такой, и завтра, думаю, будет. Я как будто вернулся на двадцать лет назад, только теперь мне сорок и я несвободен, у меня на плечах пыльный мешок обещаний, нет – клятв, и я этот мешок дотащу в могилу. Солнце зависло в самом зените глазным бельмом, на которое больно смотреть. Небо и свет белые, осенние. С запада уже отчетливо дует ноябрьским холодом, так что мне в ветровке и джинсах уже прохладно, а отросшие под Холмса волосы, сегодня обделенные вниманием не то что парикмахера, но даже расчески, чуть развеваются на ветру. Спустя пару минут бездумного созерцания (скучная философия, но я, видимо, стремительно старею, потому что мне даже захотелось посозерцать подольше) подошла и уселась за столик Сьюзи. Она утром написала, что хочет поговорить. Меня это нисколько не напрягло и не озадачило, я давно ждал, когда же у нее перегорят показатели терпения, и она решит прояснить происходящую муть. Мы ведь почти не виделись целый месяц. - Привет, милый, - говорит она, привычно тепло улыбаясь и привычными движениями устраиваясь поудобнее — ногу на ногу, пальцы замком, прямо-таки стальная психологическая защита. Интересно, с чего бы, я сейчас, по-моему, самое безобидное и честное существо на свете. Скажу что угодно, лишь бы от меня отвалили. - Ми-илый... - повторяю я, растягивая гласные. - Милый. А даже в щеку не поцеловала. Сьюзи сдержанно улыбается-усмехается и снимает с плеча сумку, вешая ее на спинку стула. Я наблюдаю, допивая свой переслащенный латте. Когда я вижу ее, то начинаю по ней скучать. По всем этим знакомым жестам и улыбкам, ямочкам на щеках, запаху духов... это я их подарил ей, из эгоизма – просто тащусь от запаха роз и лаванды. Это действует на меня всегда безотказно, поэтому я не могу даже нормально с ней разругаться. Только начну орать, как меня все достало — она подойдет ближе, аромат духов коснется чего-то у меня в мозгу, и запал мгновенно пропадает. Ну хоть в чем-то я, наконец-то, веду себя как долбаный подкаблучник. - Я недавно беседовала с монтажерами, - сообщает Сьюзи, - смотрела кое-какие записи. Ты классно со всем справляешься. - Ты про игру? - Ага. - Ричи говорил, что все совсем иначе, - усмехаюсь я. - Что у меня депрессия, и что мой экспромт в отсутствии репетиций мешает работе... других актеров. - Других? То есть Джуда? - Других — то есть других, актеров там много работает, и да, он в том числе. Блядь, какого же черта я так вспыхиваю, стоит кому-то ляпнуть... ну а в сущности, какого хера все докапываются до меня с этим Джудом? Джуд то, Джуд это, правда, это даже не смешно. - Не кипятись. - Прости. Сьюз, я просто надеюсь, что хотя бы ты пришла не затем, чтобы поиметь меня в мозг. Потому что если так, тебе придется встать в конец очень длинной очереди. - Я беспокоюсь о тебе. Ты похудел, плохо выглядишь, совсем мне не звонишь. - Прости. Сьюзи заглядывает мне в глаза с особым выражением сочувствия и любви — от такого мне хочется удавиться, помня о том, что я давно ее предал. - Не надо извиняться, просто расскажи, что происходит, и мы вместе найдем выход. - Все в порядке, - отвечаю я, потому что все действительно в порядке, каким он только может быть в моем случае. Немного покопавшись в себе, нахожу еще пару дополнений, чтобы ответ не выглядел откровенной отмазкой: - я немного устал, вот и все. Знаешь, тебя рядом нет, работать приходится много. Замотался, с кем не бывает, но я не думаю, что это повод раздувать слона из мухи. Сьюзи смотрит еще какое-то время, и я стараюсь ответно смотреть в глаза, хотя уже устал и хочу перевести взгляд куда-нибудь на дорогу или, на худой конец, на декольте вон той симпатичной барышни за соседним столом. Всегда было интересно, из каких соображений строгие очкастые студентки напяливают вот такие блузки. Впрочем, особо гадать не надо... - Роб, это ты пытаешься сделать мухой слона, которого не то не замечаешь, не то игнорируешь. Послушай, тебе надо отдохнуть, хотя бы недельку перерыва — придешь в себя, побудешь дома, я соскучилась по тебе, и Индио приезжает в среду... ...всю жизнь я искал того, кто обо мне, наконец, позаботится, так как отец не пытался никогда, а женщины попадались в основном с характером и такие, что их приходилось укрощать в прямом и переносном смысле. Потом появилась Сьюзи и моя огромная любовь к ней, ее огромная забота. Которая сейчас вдруг резко не нужна. Оказывается, я не получал заботы не потому, что ее некому было дать, а потому что по природе справляюсь со своей жизнью сам. Я ненавижу, когда у меня копаются в голове, и когда мне пытаются подоткнуть одеяло. Я не знаю, что, кроме запаха роз и лаванды нас держит вместе. Мою голову (я просто не хочу употреблять слово «сердце», это слишком сопливо) полностью занимает только один человек. И какого-то маразматического черта это вовсе не Сьюзи. Наверное, я как-то особенно на нее посмотрел, тяжело или неприятно, потому что она сейчас сидит с каким-то растерянно-удивленным выражением лица и сжимает ручку своей сумки. Все снова летит к чертям, и я чувствую, как наша жизнь рушится прямо у меня в руках. Рассыпается засохшей песчаной фигуркой, а я вновь ничего не делаю. - Сьюз, прости, у меня по-настоящему херовое время, - бормочу я, сбивчиво, потому что только что утверждал про «все в порядке». - Извини. Я возьму себя в руки. Конечно, приеду в среду домой, побуду пару дней, почему нет. Убеждая ее, я убеждаю даже себя в том, что это неплохая идея. Может, и правда хватит торчать в четырех стенах номера и временами напиваться с малознакомыми людьми. Я, в конце концов, семейный человек, и все такое. Распрощавшись с ней, все еще неуверенной, но уже явно более спокойной и довольной, я возвращаюсь в отель, переодеваюсь и иду вниз, в бар, чтобы там опять напиться в относительно неплохой и даже интересной компании. Нет, я точно старею, потому что мне уже все равно, с кем напиваться. После четвертой рюмки мне уже кажется, что я могу свернуть горы, и давно пора позвонить одной блондинистой сучке, от которой у меня столько проблем, сколько явно не заслуживает даже самая шикарная любовница, не то что пусть и красивый, и удивительный, и невероятный... но - такой же, как я, медленно стареющий мужик. Я даже набираю его номер под аккомпанемент собственного поддатого смеха и слушаю напряженное «алло?». Мне совсем легко, потому что я пьян, и я спрашиваю, как дела. Дела у него неважно, по его словам. Ну, что ж, я не из тех, кому доставляет удовольствие чужое несчастье. Так что я сочувствую изо всех сил. - Может, встретимся? - Зачем? - Поговорить. - О чем? О пятницах, здоровом образе жизни, на который я почти согласен, об этом месяце гребаного ада, о том, как классно заниматься сексом с теми апельсиновыми презервативами, которые он купил сто лет назад. - О съемках, о чем же еще нам разговаривать, - с почти неприкрытым сарказмом. Молчит секунд двадцать, не меньше. Я уже достаточно пьян, чтобы не чувствовать почти ничего, кроме злости, отчаяния и раздражения. Даже доле смеха во всем этом есть место. - Когда? - наконец, спрашивает Джуд. - Утром, в одиннадцать, в моем номере. Я буду с похмелья и, наверное, в полном неадеквате, ну да ничего, ты меня всяким видел. - Да. Хорошо, я буду. Послушай, возвращайся в номер и ложись спать. - Послушай, отъебись. - Иди спать, придурок, понял? Не хватало, чтобы что-то случилось. Какое удивительное в контексте ситуации беспокойство. Впрочем, на его месте я бы тоже сказал нечто подобное партнеру по съемкам, когда тот перед рабочим днем нажирается до того состояния, в котором легко ввязаться в драку или вообще попасть на первые полосы посмертно. Разумно сказать что-то такое партнеру по съемкам. За Джудом я приехал бы в следующие пятнадцать минут, независимо от того, насколько был бы занят. Но я это я, а есть Джуд, как заметил Ричи. Вредно ждать от людей того же, что даешь им сам. Слишком велико может быть разочарование в случае не оправдавшихся надежд. Так что я ровным счетом ничего не жду. ***