Отражение

Хром не понимала, как, почему и когда именно начала смотреть на Хибари не как на боевого товарища и, можно сказать, друга, а на... мужчину. Но она готова была поклясться, что он не нравился ей при жизни Мей — его жены. Они с Мей дружили. Потому что были похожи — наверное. Хром любила Мей, даже чуточку больше чем Хару, Киоко и Бьянки; они проводили много времени вместе, обсуждали девичьи сплетни, готовили, занимались Катсу, пока Хибари целыми сутками пропадал на базе или дрался без устали в каком-нибудь отдаленном городе Италии/Японии/Америки/другого государства. А потом она умерла, и все изменилось. Хром видела Хибари на похоронах: он молчал в ответ на вежливые соболезнования и искренние сожаления, и, казалось, был абсолютно равнодушен к столь трагичному событию. Это потом, гораздо позже, спустя два долгих года, когда Тсуна попросил ее помочь Хибари, она увидела, что ему действительно нужна помощь. Каким бы Хибари не был потрясающим на поле боя, каким бы гениальным не был в составлении планов и разрешении, казалось бы, неразрешимых проблем в мире мафии, в семейных делах он был абсолютным нулем. Хром сильно пожалела, что появилась в их жизни так поздно. Под влиянием отца Катсу вырос слабовольным, нерешительным и пугливым, что еще больше бесило Хибари. Он не умел воспитывать детей, он не хотел воспитывать детей и уж точно он не намеревался как-то вникать в сам процесс воспитания. Ему нужен был результат — остальное не имело значения. Он ставил себе задачи и успешно их разрешал, и требовал этого же от окружающих — и, тем более, от собственного отпрыска. Хром не знала родителей самого Хибари, да никто и не знал — они вечно пропадали где-то, когда он учился в школе, а когда вырос — так и не объявились. По крайней мере, Хибари о них не распространялся, не хранил их фотографии, не было у него и писем от них. Где они, кто они и были ли они вообще — никто не знал. Ясно было одно: обстановка в этой семье была не особо приятной, иначе Хибари бы не растерялся, заведя собственную. Хром помогала ему с его молчаливого согласия, прибиралась, занималась стиркой, готовила, проводила время с Катсу, подтягивала его в учебе и сама настолько увлеклась, что незаметно для себя «их семья» стала «наша семья». А Хибари незаметно стал просто Кеей. Она действительно любила его, хотя и старалась избавиться от этого чувства — слишком больно было в прошлый раз, когда Мукуро вдруг исчез, не обронив ни слова на прощание. Было трудно пережить; она боялась испытать вновь боль и разочарование, но было слишком поздно, когда она осознала, что по уши влюбилась. — Задумалась о чем-то? — вырвал ее из омута воспоминаний отстраненный голос Хибари. Он стоял на балконе — седзи были нараспашку — и пил чай, глядя на крыши высоких домов Намимори, что виднелись издалека. Хром была уверена, что он не взглянул на нее прежде, чем задать вопрос, но каким-то образом уловил ее настроение. — Думаю о Катсу... — ответила она, поднимаясь и поддерживая пальцами края пледа, в который была укутана. С улицы в комнату забиралась пусть и приятная, но все же прохлада; над деревьями застыла тонкая пелена тумана. — Ты был слишком строг. Он же твой сын... — К сожалению, мой, — сухо произнес Хибари, мельком посмотрев на нее, когда она подошла к нему. — И это была не строгость — это была правда. Не моя вина, что травоядные обижаются на нее. — А кто я в твоей пищевой цепочке? Хибари немного подумал и вздохнул. — Травоядное. Я думал, что ты это понимаешь. Должна понимать. Просто... иногда хищники берут под покровительство более слабого зверька. — Катсу тоже слабый зверек. — Хром прильнула к его плечу и замерла, почувствовав, как вздрогнул от прикосновения Хибари. Он не любил, когда его трогали, но она с этим мириться не хотела. Они с Мей были похожи, но если Мей принимала его отношение как должное, Хром собиралась хотя бы чуть-чуть, но изменить его — чтобы было проще и ему, и ей, и Катсу — всем им. — Он не имеет права быть слабым, нося мою фамилию. — Ты ведь тоже не всегда был сильным, а, Кея? — посмеялась Хром, обнимая его за талию обеими руками. Хибари напрягся, но не отпрянул и не оттолкнул, просто взглянул как-то странно, будто бы изучающее. — Я был, есть и буду сильным. — Так научи Катсу быть таким же! Он же так тебя любит... — Все это чушь. Подобные чувства только мешают. — Но ведь ты любишь... любил Мей? Правда? — Хром прикусила язык, но поняла, что уже поздно. Она не хотела будоражить боль его потери, заставить ответить ей, что и ее он любит, просто... так вырвалось. — Нет, — вдруг ответил Хибари, не задумываясь. — Но она не была мне неприятна. Хотя я виню ее в том, что сына она родила мне никчемного. — Его голос был привычно холоден, но проскальзывали в нем невольно нотки... теплоты? Как бы то ни было, появлялось ощущение того, что погибшая жена была ему дорога в любом случае, даже если он ее не любил. Но он, конечно же, никогда в этом не признается. — Я люблю тебя, — сказала Хром и, подняв руки, обхватила его лицо ладонями. Хибари пристально смотрел на нее, даже не шевельнувшись. — И Катсу люблю тоже. Он часть твоей семьи, хочешь ты этого или нет. Прошу, верни его. Хибари долго молчал, а потом осторожно убрал ее руки со своего лица и прошел в комнату, запахивая слегка сбившуюся с плеча юкату. — Если вернется, возражать не буду, но сам за ним не пойду, — бросил он, собираясь укладываться в постель. — Тебе лучше зайти — там туман. — Он напряженно стиснул в кулаке уголок подушки, которую взбивал, и прерывисто выдохнул. — Я ненавижу туман. Хром успокаивающе положила ладонь на его спину, но в этот раз он неприязненно отмахнулся — пламя тумана было и у нее. *** Мукуро раздраженно смотрел в потолок и слушал, как шмыгает носом Катсу, спрятавшись в шкафу с футонами. И так уже несколько часов: он вроде бы успокаивается, а потом глаза вновь на мокром месте и губы мелко дрожат. Слава богу, что он спрятался, а то видеть его лицо ТАКИМ было невыносимо. Психическая травма — очередная — точно его бы ждала в противном случае. Когда всхлипы вконец вывели его из себя, он открыл шкаф и едва ли не за шкирку вытащил оттуда яро сопротивляющегося паренька. — И чего ты этим добиваешься? — спросил он, швырнув его на диван. Катсу изумленно вылупился на него покрасневшими и опухшими глазами. — Чего ты хочешь на самом деле? Ты хочешь остаться собой или стать бледным подобием отца? Хочешь, чтобы тебя любили или боялись? Подумай хорошенько — это повлияет на твою жизнь, серьезно. — Я... — Катсу растеряно затеребил пуговицу на воротнике форменного пиджака. — Я хотел бы быть как отец, но чтобы у меня были друзья... — Это невозможно, — отрезал Мукуро, строго глядя на него. Катсу попытался вернуть самообладание, даже на какой-то момент стал выглядеть довольно собранно, но потом все рухнуло, и он снова принялся тереть глаза. — О чем вообще речь? Меня отец выгнал из дома из-за какой-то чужой женщины! Вся моя жизнь сегодня разрушилась! — Жизнь, наполненная одними правилами и страданиями! Катсу, оставайся со мной, — присел перед ним на корточки Мукуро и улыбнулся. — У меня нет абсурдных, никому не нужных законов, вечных придирок и унижений... Я не буду пытаться лепить из тебя другого человека — того, кем ты не являешься; я единственный, кто принимает тебя таким, какой ты есть. — А... какой я? — болезненно свел брови Катсу, с надеждой глядя на него. — Слабый? Жалкий? Бесполезный? «Да», — так и просилось на язык, но Мукуро лишь похлопал его по чинно сложенным на коленях ладоням. — Когда-то Саваду Тсунаеши называли никчемным отбросом, который не годился не то чтобы в самую могущественную мафиозную семью, а даже в школьную волейбольную команду. Ему пришлось много трудиться, много переступать через себя, испытывать боль, унижение и преодолевать огромное количество трудностей, и посмотри на него теперь. Он босс Вонголы, один из самых сильнейших людей, его влияние распространяется далеко за пределы Японии, но он по-прежнему остается самим собой. Ты просто берешь пример не с того человека — твой отец совсем другой. — Но я его люблю... — И тебе никто не мешает любить отца. Просто дай ему время, он, в конце концов, решит тебя вернуть. Такой он человек — любит все и всех контролировать, и очень злится, когда это не получается. Катсу немного помолчал, погрузившись в размышления, а потом облегченно выдохнул и вдруг порывисто потянулся к нему, обнимая за шею. — Спасибо тебе, Мукуро. Не знаю, что бы я делал без тебя. — Оставался бы и дальше под гнетом жестокого тирана, — усмехнулся Мукуро, осторожно обнимая его в ответ. В голове только и билось: «тихо-тихо, ничего больше». Второй оплошности допустить было нельзя, нужно действовать очень осторожно. — Теперь пойди в ванную комнату и хорошенько вытри с лица сопли — они никому не к лицу. Катсу рассмеялся и, вытерев рукавом глаза, поднялся. Мукуро проводил его взглядом и упал на диван, обессиленный. Его можно было буквально выжимать — столько слез он впитал в себя за последний день: сначала с Наги, теперь еще и с Катсу. — Эм... Мукуро, можно я приму душ? — Разумеется. Я принесу полотенце и сменную одежду, — потянулся Мукуро и направился в комнату. Вытянув из комода большое банное полотенце и захватив одну их своих рубашек и шорты, он вернулся и, чуть помедлив, вошел в ванную. Катсу вместо душа решил принять ванну и сейчас лежал в пене, расслабленно откинув голову на бортик и прикрыв глаза. Он выглядел... просто потрясающе. Мукуро аккуратно положил вещи на стиральную машину и присел рядом с ванной, чувствуя, как бешено отбивает в висках пульс. «Я убью тебя», — слышалось в ушах, и внизу живота приятно потянуло. Голос, холодный как лед, пронизывающий кровь импульсами адреналина, очень спокойный, но безумно опасный. Не «забью», а именно «убью» — куда более серьезная угроза, скрывающая в себе столько ярости и безудержной ненависти, что тешила самолюбие и возносила его едва ли не до небес. Мукуро коснулся его лица и с трудом сдержал горестный вздох, когда Катсу открыл глаза. Все очарование и невольный самообман развеялись в одно мгновение. — Прости, я слишком близко? — улыбнулся он, пытаясь удержать то состояние, что заставило его чуть ли не дрожать от желания, и хотел подняться, но Катсу схватил его за руку. — Близко, но... так хорошо, — порозовев от смущения, ответил Катсу и отпустил его, глубже погружаясь в пену и отводя взгляд. Мукуро тихо посмеялся и, подтянув к себе стульчик для умывания, сел рядом. Все идет просто замечательно. Он взял в руки мягкую губку и озорно взглянул на насторожившегося парня. — Позволишь? Катсу неуверенно кивнул и осторожно сел, поворачиваясь к нему спиной, еле помещаясь поперек ванны. Его плечи были напряженно выпрямлены, как и спина — будто бы каменные, и Мукуро слегка постучал по мышцам костяшками пальцев, заставляя его немного расслабиться. Катсу опасливо посмотрел на него через плечо и чуть размял шею, действительно обмякая под его руками. — У тебя такая нежная кожа, — отметил Мукуро, проводя по спине губкой. Видно было тонкие нити вен и мелкую россыпь почти незаметных родинок. — Вот одна из причин, почему я завидую детям. — Я не ребенок. Отец говорит, что детей не бывает, бывают лишь сильные и слабые. — Он по-своему прав. В мире мафии детей и взрослых не различают. — Мукуро вспомнил Эстранео, где дети рассматривались лишь в качестве биоматериала для экспериментов; Саваду с его компанией, которых без зазрения совести мутузили взрослые люди, бывшие их врагами; вспомнил и Вендиче, которые скидку на возраст могли бы дать лишь в не очень смешном анекдоте. Мукуро совсем не хотелось думать ни о чем подобном. Он смотрел на белую как бумага спину, на вихрастый темный затылок и вспоминал кое-что другое. Такую же бледную кожу, те же черные как смоль волосы, сведенные вместе лопатки, угловатые плечи. Он так увлекся, что упустил момент, когда Катсу сбивчиво задышал и мелко задрожал, цепляясь за бортики ванны побелевшими от напряжения пальцами. — Слишком сильно тру? — заботливо спросил Мукуро, украдкой усмехаясь и проводя губкой по линии позвоночника. — Нет... так хорошо, — снова прошептал Катсу, низко опустив голову и тяжело дыша. — Я... ты иди, я уже почти все, — неловко произнес он, слегка подаваясь вперед, чтобы уйти от прикосновений. — Я... скоро подойду. — Ты очень чувствительный, не так ли? — спросил Мукуро, скрещивая руки на бортике ванны и с любопытством заглядывая в его лицо. Катсу вспыхнул. — Просто!.. Это не так, просто... Я думал о другом. — О, мое сердце разбито. — Н-нет, не в том смысле, что о другом человеке, а вообще о другом! — И о чем таком можно думать, чтобы добиться такого успеха? — Мукуро дунул на его плечо и склонил голову набок, разгоняя рукой пену. Катсу отвернулся, подтянув к груди колени. Ему было так стыдно, что он не мог придумать ничего путного. Все это время он думал о том, что может случиться то же, что произошло в лесу, и в какой-то момент его тело отреагировало... вот так. — Не думаю, что ты что-то можешь сделать сейчас, — покачал головой Мукуро. — Я помогу тебе, Кота. — И, прежде, чем Катсу ответил, опустил руку в воду, обхватывая сморщенными от влаги пальцами его напряженный член. — Ч-что ты делаешь?! — воскликнул ошарашенный Катсу, хватая его за запястье, и в то же мгновение выплеснулся, так и вцепившись в его руку мертвой хваткой. Мукуро услышал, как он сдавленно простонал и задрожал, закусив губу. Это было даже... мило. Вот уж чего Мукуро никак не ожидал. — Это просто физиология и естественная реакция организма на стимуляцию, — произнес он, заметив, что Катсу готов был умереть со стыда на месте. — Ничего отвратительного или извращенного не произошло. Катсу удрученно молчал, уткнувшись лицом в свои колени, и Мукуро пришлось силой вытащить его из ванны. — Заработать переохлаждение захотел? — ласково пожурил его он, ероша полотенцем его волосы. — Ты извращенец, — буркнул Катсу, не поднимая на него глаз. Мукуро улыбнулся. — Не говори так, словно только я получил удовольствие. Катсу, тебе шестнадцать. В твоем возрасте это нормально. — Не думаю, что мой отец занимался подобными вещами, — отрезал Катсу, отбирая полотенце и кутаясь в него. Мукуро едва сдержал смешок. Разумеется, Хибари этого не делал никогда — этот маньяк выплескивал всю сексуальную энергию в бесконечных драках, поэтому не нуждался в дополнительной разрядке. Мукуро этого тоже хватало... раньше. Катсу переоделся в его одежду, и это снова сбило с толку. Безрукавка была ему явно великовата, хотя шорты подошли в самый раз, и, если опустить идиотский румянец, то можно было бы представить... кого-то другого. — Хибари, ты выглядишь мило — неожиданно, — усмехнулся он, и Катсу вскинул брови, пуще заливаясь краской. — П-прекрати нести чушь... и не называй меня по фамилии. — Я бы хотел тебя поцеловать. Можно? — Нет! — отпрянул Катсу и неловко потер руку, отводя взгляд. — Ты слишком... импульсивен сегодня. Я... — Он повернулся к нему и запоздало шагнул назад, но Мукуро припер его к стене и поцеловал, зарываясь пальцами в мокрые волосы на затылке. От него пахло ореховым шампунем и гелем для душа, и на коже остались еще капли воды. — Мм... Мукуро, — попытался отстраниться Катсу, но потерпел поражение. Ему было трудно дышать и подгибались ноги, кружилась голова. Мукуро целовал его нетерпеливо, жадно, больно прижимая к стене и обнимая так, что кости едва не трещали. Катсу понимал, что это неправильно, что нужно бы сбежать, но даже когда Мукуро ослабил хватку, найти в себе силы уйти он не смог. Ему по-настоящему нравилось. Щекочущее чувство в животе, слабость в теле, легкое покалывание в мышцах и практически острая нехватка воздуха — ему нравилось все. — Я хочу тебя, — прошептал ему на ухо Мукуро, касаясь губами виска и опаляя горячим дыханием. — Я так тебя хочу, Хибари, ты бы знал... Этот шепот действовал не менее одурманивающее. Он просто не мог сопротивляться. Мукуро опустился на его шею, прикусывая и посасывая кожу, сжимал руками задницу, притискивая к себе еще ближе, хотя куда уже. Катсу обхватил его руками за шею, и это стало своеобразным сигналом: Мукуро приподнял его и, сбив со стиральной машины лежащие на ней полотенца, опрокинул его на ее поверхность. Катсу попытался привести в порядок дыхание, отчаянно цепляясь за углы машинки, вздрогнул, когда между ягодиц полилось что-то холодное и отвратительно склизкое, и замычал, почувствовав внутри себя что-то чужеродное. Он оглянулся, и Мукуро накрыл его своим телом, хватаясь свободной рукой за полочку под зеркалом. — Больно... — Потери немного, сейчас все пройдет, очень скоро, — выдохнул Мукуро, осторожно проталкивая в него второй палец. Все шло не по плану, но это было намного лучше. Его распирало, хотелось вставить сейчас же, но тогда все закончилось бы весьма плачевно — для Катсу. Он смотрел на напряженную бледную спину, на темный вихрастый затылок, и ему медленно, но верно сносило крышу. Внутри него было восхитительно узко и горячо, и он так сладко стонал... Мукуро ухватился за его бедро и, обхватив другой рукой свой член с выступившей на головке смазкой, провел им между ягодиц и медленно толкнулся внутрь, прижимаясь грудью к взмокшей спине. По ушам полоснул резкий короткий вскрик, сменившийся болезненным протяжным стоном, и он остановился, позволяя ему свыкнуться. — Расслабься, — приказал Мукуро, сдувая налипшие на лицо пряди волос. Перед глазами были сведенные лопатки и вихрастый затылок. Хотелось войти одним рывком, но приходилось сдерживаться. — Не могу!.. — заныл Катсу, вздрагивая под ним. — Хватит, я больше не хочу. — Все в порядке, тише... — Нет! — вскинулся он и снова закричал, когда Мукуро сделал еще один толчок. Внутри все словно было в огне, боль была пульсирующей, тягучей, его словно насаживали на кол — настолько было больно. — Мукуро... пожалуйста... Мукуро накрыл ладонью его рот. Он не хотел слышать этот голос, эти плаксивые нотки, эти заглушенные рыдания. Он хотел слышать скрежет стискиваемых зубов, яростное отрывистое дыхание и редкие короткие вскрики. Он хотел другого человека. Мукуро снова толкнулся и наконец-то вошел до конца. Замер, переводя дух, и подался назад, осторожно опуская руку на член Катсу. Тот все еще хныкал, жмуря слезящиеся глаза, но хотя бы перестал вырываться. — Впусти меня, — горячо зашептал Мукуро ему на ухо и прикусил мочку. — Открой свое сознание, дай мне войти. — О... о чем ты?.. — слабо отозвался Катсу и шумно выдохнул, содрогаясь от очередного толчка. Боль нахлестывала волнами, медленно угасая, а ей на смену пришло странное чувство — не совсем приятное, но острое, от которого сводило судорогой пальцы ног и рук, и в голове вспыхивало будто бы фейерверками. Мукуро целовал его в шею, подхватив его под живот и лаская ладонью его медленно твердеющий член. — Откройся, — потребовал он, стискивая зубы и зарываясь лицом в его волосы. Он позволил себе не сдерживаться — вбивался на всю длину, натягивая на себя, надавливая большим пальцем на набухающую головку, сжимая в руках яички. — Ну же, дай мне заглянуть в твое сознание... Катсу широко распахнул глаза, открывая рот в беззвучном вскрике, и застонал — на этот раз от удовольствия. Мукуро на мгновение замер, а потом сразу же задвигался, входя под другим углом. И он открылся, действительно открылся. Мукуро с удовольствием нырнул в его душу, связывая себя и его по рукам и ногам невидимыми цепями. Он почувствовал его эмоции: отголоски боли, наслаждение, которое, смешавшись с его собственным, затуманило рассудок еще сильнее, ошметки стыдливости, растерянность. Он видел себя его глазами — таким, каким он не являлся. Из всего многообразия воспоминаний, отрезков каких-то чувств он выловил лишь одно, которое мгновенно запало в его сознание: Кея спал, чинно сложив руки на одеяле; его ресницы отбрасывали тень на бледные щеки, а короткие волосы разметались по подушке, открывая высокий лоб и нахмуренные даже во сне брови. Этого видения хватило для того, чтобы кончить. Мукуро совершил еще пару фрикций и обессилено опустился на бортик ванны, застегивая брюки. Катсу скатился на пол и, подобрав непослушными руками полотенце, накрылся им, чувствуя, как стекает по ногам чужая сперма вперемешку с его. Он не ожидал, что сможет сделать это во второй раз, но в какой-то момент вдруг увидел себя со стороны, и на него нахлынули словно бы чужеродные эмоции: дикое желание, нетерпение, от которого сводило скулы, удовольствие, пронизывающее до кончиков пальцев... Это просто свело его с ума. — Ты как? — хрипло спросил Мукуро, опускаясь перед ним на одно колено. Катсу перевел на него рассеянный ошалелый взгляд. — Очень хорошо... — пробормотал он и повалился на него, обмякнув. Ему казалось, что на запястьях защелкнулись невидимые оковы. — Хороший мальчик, — шепнул ему Мукуро, поднимая его на руки. — Мне кажется, что я тебя люблю, — еле ворочая языком, бездумно произнес Катсу. Мукуро тихо рассмеялся. — Ты будешь потом отнекиваться. Но знаешь... я тоже. Хоть ты всего лишь ребенок. Катсу хотел сказать ему, что он уже взрослый, но сознание подвело его, погрузившись в темноту. Когда он очнулся, уже смеркалось, а на подушке рядом с ним одиноко белела записка: «Вызвал Савада Тсунаеши, не беспокойся. Я оставил тебе лекарства. Прости, что набросился. Люблю. МР». «Люблю». Катсу несколько раз перечитал это коротенькое слово, от которого по спине бежали мурашки, и замирало сердце. У него до сих пор в голове не укладывалось произошедшее ранее, но он не испытывал сожаления. Словно после физической близости они соединились и душевно. Словно между ними протянулась одна длинная крепкая цепь, которую разрушить просто невозможно. Это было невероятно прекрасное чувство. *** — Кея-сан! Хибари едва переступил через порог, как ему на шею кинулась Юи. На ней был спортивный костюм и очень короткая майка, больше похожая на бюстгальтер. Она рассмеялась, болтая ногами, и соскочила на пол. — Папа сказал, что заказал мне кольцо А-ранга, как у Варии, — гордо объявила она. — Я смогла сдержать пламя на целых полдня! — Похвально, — сухо отметил Хибари, и Юи счастливо улыбнулась, обнимая его. — Это все благодаря вам, Кея-сан. Обещаю, что буду вам отличной невесткой. — Я в этом не сомневаюсь, — хмыкнул Хибари и огляделся, отрывая ее от себя. — Где Савада Тсунаеши? — Вам бы его уже по имени называть, друзья же. — Мы не друзья. — Будущие родственники, — подмигнула Юи, и Хибари усмехнулся. — Папа!!! — вдруг закричала она, встав на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. — Кея-сан уже приехал, поторопись! Мама уехала, вот он и наслаждается одиночеством, — сказала она же Кее и, схватив его за руку, повела в гостиную. Она знала, что ее матерью была Киоко, но она почти ее не помнила, знала только то, как она выглядит по многочисленным фотографиям, которые остались в семейных альбомах, и ее запах — аромат сладкой ванили, и никогда не отказывалась от нее, участвуя во всех традиционных церемониях почтения, приносила цветы на кладбище, зажигала свечи в храме и молилась за ее покой. Но Хару она знала с самого детства и искренне любила ее, считала второй матерью. Ей было немного грустно, глядя на отношения между ней и отцом — отец никогда не скрывал, что не испытывает к ней сильных чувств. И, конечно же, она сочувствовала Хару как женщина, зная, что своих детей у нее никогда не будет. — Хибари-сан, вы быстро, — поприветствовал его Савада, входя в комнату. — Юи, переоденься, сейчас же! — возмутился он, заметив ее внешний вид. — Па, сейчас все такое носят, почему я должна одеваться как монашка? — нахмурилась девчонка, и Савада тут же сменил свой настрой. — Ну если все, тогда ладно. — Ты балуешь ее, — заметил Хибари с явным недовольством. Тсуна удивленно взглянул на него. — Прости, но это мое дело, — вежливо ответил он. Юи кивнула и обняла его. — Ты самый лучший отец на свете! — выпалила она, и Савада смущенно улыбнулся, оглядываясь на Хибари, что с каменным лицом наблюдал за ними. — Вертит тобой, как хочет, травоядное. — Она же ребенок, пусть веселится. И не называй меня так, пожалуйста, я уже сто раз доказывал, что далеко не травоядное. — Тсуна сел в кресло и указал на диван, приглашая присоединиться. — Юи, оставишь нас? Мы хотели обсудить дела. — Хорошо, папуля, — кротко кивнула она и посмотрела на Хибари. — Кея-сан... можно спросить кое-что? — Конечно. Только не обещаю, что отвечу. Юи молча кивнула и опустила взгляд. Тсуна насторожился: он не помнил, чтобы его дочь так неуверенно себя вела. — Это... правда, что вы теперь с Докуро-сан? — Юи, тебя это не касается! Это невежливо, — одернул ее Тсуна. — Верно. Это не твое дело. — Но... — она через силу улыбнулась. — Я ведь тоже буду частью вашей семьи, верно? Вот я и беспокоюсь за вас. Вы уверены, что Докуро-сан... что она... в ваших отношениях вы уверены? Хибари смерил ее долгим внимательным взглядом. Савада был готов сквозь землю провалиться. Внутри ворочалось что-то неприятное и тяжелое — пресловутая интуиция, и он поспешил ее затолкнуть куда подальше. — Все серьезно, если ты об этом, — ответил, наконец, Хибари и отвернулся. — Думай лучше о своих отношениях с моим сыном. Он ушел из дома. — Что?! — одновременно воскликнули Юи с отцом. — Как ты такое допустил? — накинулся на него Савада. — Почему? Что случилось? Где он? — завалила вопросами Юи. — На все вопросы один ответ: это не моя проблема. Вернемся к нашим делам. Юи щелкнула языком и убежала, хлопнув дверью. Савада тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Хибари-сан, я позвал вас пораньше, чтобы рассказать подробней про вашу задачу, — решил разобраться с этой проблемой позже Савада. Хибари кивнул. — В Токио сейчас гостит одна из семей Альянса. Они ведут себя крайне подозрительно: никуда не выходят, закрывшись в отеле, не показываются в свете, не выходят на контакт... Я думаю, что это либо шпионы, либо те, кто охотится на Мукуро. — На Мукуро, — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Хибари, невольно подаваясь навстречу. — Д-да. Он недавно помогал мне собрать о них кое-какую информацию, так что его могли заметить. — Хочешь сказать, что его хотят убрать как свидетеля? — Вполне возможно. А может быть они здесь из-за меня и моих дел. Я не очень хороший актер, так что они могли уловить в моем поведении что-то странное и прислать шпионов. — С их стороны самонадеянно и опасно. — Риск оправдан, ты же не будешь спорить? — улыбнулся Тсуна. — Это мелкая семья, которую будет не жалко, если их вычислят. — Что я должен сделать? — Выяснить, что им нужно, а дальше действовать по ситуации. — Если они шпионы, я могу забить их до смерти? — плотоядно усмехнулся Хибари. Савада вздохнул. — Да, разумеется. И если они пришли по голову Мукуро — тоже. — Нет, меня это не интересует. — Как грубо, — раздался за спиной голос. Савада уронил голову на свои ладони, а Хибари даже не вздрогнул, по-прежнему глядя на него в упор. — Ты уже перестал мечтать прибить меня собственноручно? — Мукуро обошел диван и сел с другой стороны, вольготно устроившись на нем и закинув ноги на низенький журнальный столик. — Меня просто устроит твоя смерть, даже если подохнешь ты от легкой простуды. Мукуро фыркнул и взглянул на Тсуну. — Это семья Отто, не так ли? — Савада кивнул. — Ха, вот как... Не думаю, что эти дилетанты смогли бы меня заметить. Они тут из-за тебя, Тсунаеши. — Тогда вам придется от них избавиться. — «Нам»? — вскинул брови Хибари. Мукуро расхохотался. — Вендиче что-то нужно от Мукуро, поэтому нужен тот, кто сможет его защитить, — оправдывался Тсуна, пока Кея буравил его испепеляющим взглядом. — Ты выбрал не того человека для защиты. — Серьезно, Савада, если ты хочешь от меня избавиться, то просто отдай сам в лапы Вендиче. — Это не обсуждается! — гаркнул Тсуна и, слегка стушевавшись, кашлянул. — Я мог бы попросить Варию, но семья Отто специализируется на иллюзиях, поэтому нужен Мукуро — лучший в этой сфере. — Неожиданная, но приятная похвала. Спасибо. Тсуна улыбнулся ему. — Это правда. А вы, Хибари-сан, отправитесь с ним, потому что я вам доверяю. — Не аргумент. — А еще потому, что ваша грызня мне надоела. То, что произошло на последнем собрании... — Тсуна многозначительно помолчал. — Больше такого произойти не должно. Считай эту поездку налаживанием отношений. Хибари взглянул на Мукуро. Тот весело смотрел на него, и не было понятно, задумал он что-то или нет. Но зная его, можно сказать, что задумал или, по крайней мере, в процессе. — Хибари-сан, я знаю, что вам сложно находиться рядом с ним, но от нашей сплоченности зависит судьба всей Вонголы. — Мы никогда сплоченными не были. Только ты и твои травоядные дружки. — Хибари поднялся, и Тсуна заметил, как дрожит его стиснутая в кулак рука. От глаз Мукуро это тоже не укрылось. — Расслабься, Тсунаеши, Кее просто немного страшно, — поднял он взгляд на Хибари. — Это нормально, после всего, что я сделал. Я не устану приносить извинения, пока не заслужу прощения. — Тогда умри сто раз — в этом случае я даже стану твоим другом, — скривился Хибари. — Хибари-сан! Пожалуйста, прекратите. Вот об этом я и говорил. Вы не можете себя контролировать. — Тсуна собрался с духом и сдвинул брови на переносице. — Значит так. Эта поездка очень короткая, ничего за это время не случится. НЕ ДОЛЖНО случиться. Мукуро. — Я не повторю ошибок прошлого, — поднял он руки. — Сам хочу исправить наши отношения. — Это невозможно, — устало ответил Хибари. — Хорошо... я согласен. — Спасибо! — на радостях подскочил Савада. — Постарайтесь наладить отношения, но не забудьте о приоритетной задаче. Я пока веду переговоры с CEDEF. Хочу, чтобы они помогли нам в предстоящей битве. А если не согласятся — чтобы хотя бы не вмешивались. — Тогда едем. — Э? Не будете заезжать домой? — Я хочу побыстрее со всем покончить. Хром позвоню из поезда. — Хибари поправил узел галстука и вышел. Мукуро же задержался. — Я не сделал ошибку? — спросил Тсуна, внимательно глядя на него. Тот пожал плечами. — Кто знает, Савада Тсунаеши, кто знает... *** Хибари купил билеты на разные места, даже в разных сторонах поезда, в разных вагонах, но Мукуро, конечно же, в итоге сел напротив. — Выкупил себе сразу четыре места? — Не люблю, когда меня окружают травоядные. — Хибари мысленно досчитал до десяти и глубоко вдохнул. Одна рожа уже заставляет его корчиться от желания разбить ее о стекло. — Я сегодня трахался с тобой, — вдруг произнес Мукуро с улыбкой, глядя в окно на пролетающие мимо деревья. Хибари медленно отложил в сторону газету. — Что? — Я говорю, что занимался с тобой сексом сегодня. — Я это услышал и в первый раз. Я спрашиваю: какого черта? Мукуро взглянул на него и улыбнулся. — Я имею в виду свои фантазии. Ох, ты там такие вещи вытворял. — Ты омерзителен, — с отвращением бросил Хибари. — Если не хочешь сдохнуть в страшных муках прямо сию минуту, то прикусишь язык и будешь молчать до тех пор, пока мы не вернемся в Намимори. — Ты бы не хотел со мной?.. — Просто мечтаю. Скройся в туман, травоядное. Мукуро поднялся и навис над ним, опираясь вытянутыми руками на спинку его сиденья. Хибари напряженно застыл, глядя на него снизу вверх сощуренными от злости глазами. Вот оно... взгляд, выражение лица, голос... Совсем другие чувства вызывает, нежели сегодня днем, в ванной. Острее, желанней, пронзительней. Мукуро мог прочувствовать его ненависть к себе на вкус, и это ему нравилось едва ли не больше всего остального. — Надеюсь, мы все-таки поладим, — дружелюбно произнес он, отталкиваясь и выпрямляясь. — Сколько врагов Вонгола простила, я ангел по сравнению с ними. — Только не для меня. — Для тебя я ангелом и не хотел бы быть. — Мукуро улыбнулся и помахал рукой, направляясь в свой вагон. — Для тебя гораздо интереснее быть демоном. Хибари смотрел ему вслед, пока он не скрылся за дверью. Вместе со скрипом закрывающейся двери, ломались внутренние стержни и лопался отлаженный механизм контроля. Это выше его сил. Первым делом, когда остановится поезд, нужно будет побежать в аптеку. Ему просто необходимы антидепрессанты.