Can we do without names?

POV GERARD

      — Ты что наделала?! — налегаю ещё больше на девушку, суетливо озирающуюся в стороны в поисках защиты и поддержки. Не так всё просто теперь, да, милая?       — А что я сделала? Что не так? — теперь она смотрит мне ровно в глаза, выбирая тем самым тактику «выстоять, не сломаться».       — Ну что ты строишь из себя, Линдси? — закатываю глаза от раздражения, так как она снова притворяется глупой невинной девчонкой, что было в нашем общении несколько раз, но теперь имеет место быть одно отличие: она меня раздражает. — Зачем ты налетела на меня в коридоре тогда? Да и целоваться ещё полезла! — подхожу ещё ближе, заставляя её упереться в подоконник.       Мы сейчас находимся в университете; на данный момент я более двух часов, как в здании, до следующего занятия всего-то десять минут, а я уже на взводе добрых полчаса перемены, так как каждый раз изо дня в день повторяется одно и то же. Уже три недели я не могу с ней нормально поговорить о произошедшем инциденте. Она просто взяла и поцеловала меня на глазах у парня, которому я вот-вот собирался во всём признаться. Несомненно, я боялся, но мне казалось, что и момента лучше не придумаешь, а в случае чего я мог бы просто сбежать на экзамен, дать ему время остыть и себе придумать отмазку не лучше «прости, неудачная шутка, я идиот». Она не отставала минуты две, а за это время предмет моего воздыхания успел убежать, наверное, обидевшись. С одной стороны, ему не на что обижаться, так как между нами — а жаль! — ничего нет, а с другой, я бы тоже психанул, общайся сейчас со мной человек, следом прерывая диалог на пакостные делишки со своей девушкой. Но и разговором мои редкие слова нельзя назвать, и Линдси уж точно не моя девушка. Я попытался его остановить, одёрнув за руку, но он в брезгующем движении увернулся, от чего я по инерции двинулся в его сторону, ещё больше напирая на неё. Из-за этого поцелуй углубился, а я ещё больше разозлился. Оттолкнув от себя Радугу, я вышел на лестницу, судорожно автоматом произнеся «нет», вмещающее и означающее больше отчаяния, чем отрицания. Я невербально уговаривал его не находиться неизвестно где, а остаться где-нибудь за углом, чтобы я смог быстро его обнаружить. Но, к сожалению, даже шагов я не услышал. Выходит, я так долго там простоял, что он успел даже спуститься? Чёрт, он же мог подумать, что я действительно снова вместе с Линдси.       — Я что, не могу поцеловать своего парня? — она кладёт руки мне на плечи, сцепив запястья в замок на шее. Было, конечно, много разнообразных, сразу же опровергаемых мною вариантов за всё время неудавшихся попыток выяснить, с какого именно перепугу она так поступила, но такое впервые. Это… это… неслыханная наглость! Я давлюсь воздухом от возмущения и цепенею на месте, даже предварительно не снимая её рук с себя.       — Какой ещё парень?! Ты забыла, что уехала и изменила мне на прощание?       — Но ты же не хотел расставаться, — она давит мне на шею, чтобы я склонился, но я таки осознаю, что этому больше никогда не бывать, и настойчиво упираюсь в её руки, после всё-таки убирая, — поэтому мы всё ещё вместе, — сама привстаёт. Что за беспредел тут творится посреди белого дня?       — И как, по-твоему, я должен отнестись к этому? — совсем из ума выжила. Она молчит, потупив взгляд. Да на что она вообще рассчитывала, когда начинала весь этот цирк? Она думала, что всё будет, как раньше?       Я всё ещё стою рядом с ней в ожидании, скрестив руки на груди. Я нервно осматриваюсь по сторонам, замечая пару её подруг, с улыбкой косившихся на нас. Чёрт, мне никогда не понять этих странных девушек. Мы стоим в этом же положении ещё несколько минут, но я не могу этого больше терпеть. Вдыхаю поглубже, уже собираясь всё высказать особе, которая, кажется, даже забыла, что я задал вопрос, но мой взгляд цепляется за фигуру парня, неуверенно ступившего на коридор. Как давно я не видел Галерею? С того же дня, я точно помню. Чёрт, как же я соскучился… Он старается пройти мимо всех присутствующих, а они, будто стервятники, морально накинулись на него, сразу начав шептаться о том, что его не было на первой паре и даже на первых занятиях в учебном году в целом. Он вжимает голову в плечи, в то время как около меня проходит какой-то человек и я делаю полшага вперёд, пропуская его через толпу и приближаясь к Линдси. Та, не упустив момента, обнимает меня, счастливо улыбаясь моей случайной и нежелательной сейчас "инициативе".       Я же не обращаю на это никакого внимания, продолжая следить за Галереей в размякшем от нежности и тепла в сердце состоянии, который уже проходит в нескольких метрах от меня и поднимает глаза, будто зная, что я именно тут. Я улыбаюсь ему, но он скользит взглядом куда-то вниз, после чего тяжело вздыхает, сразу же отворачивается и следует точно ко входу в кабинет, останавливаясь ровно возле двери. Я не сразу понимаю, в чём дело, до меня доходит только после непонятного толчка вперёд, из-за чего я взвизгиваю, как девчонка, и сразу же отлетаю от Радуги на три метра. «Не приближайся ко мне», — только и успеваю прорычать прежде, чем направится к парню, мысли о котором с завидной и, наверное, даже нездоровой частотой лезли в голову вместо формул и слов все сутки напролёт. Он опирается спиной о стену, теряя взгляд в тетради, и я становлюсь напротив, в нескольких метрах от него.       — Привет, — тихо начинаю я. Я… блядь, я стесняюсь с ним говорить. Он быстро поднимает глаза, неуверенно кивая. Хотя это больше похожу на точность и медлительную рассудительность. Что не так? Что я сделал? Я что-то не то сказал? — Где ты был? — это, наверное, будет чуть ли не единственным, что меня уж слишком волновало. Я, было, грешным делом придумал себе, что он пропал, его похитили, он просто уехал, бросив учёбу, заболел, сейчас отлёживаясь в больнице, или что он натворил чего и сидит в участке, если не в колонии. Но вот он, рядом, здесь. Он тяжело вздыхает, видимо, не особо желая со мной разговаривать. Или я себе понапридумывал?       — Дома был, — холодно и отрезвляюще. Что-то определённо не так.       — Что произошло?       — Ничего не произошло, — снова колко и твёрдо. У меня в груди что-то затрепетало, отдаваясь дрожью в руки. А что, если это действительно из-за меня? Чёртова самооценка, угомонись! Он не должен думать постоянно обо мне, и все проблемы, происходящие с ним, и мысли не должны базироваться на мне одном.       — Давай поговорим? — интересно, что я ему хочу сказать, что так предлагаю? Но лучше я сморожу какую-нибудь глупость, чем он будет точно так же мне отвечать. Не хочу, не хочу, не хочу…       — Нет, — он метает в меня ещё один убийственный взгляд и отлипает от стены, уходя к выходу, уже с этажа. Эй!       — Нет, постой, давай поговорим, — иду за ним, не понимая причины таких слов.       — Я не собираюсь с тобой разговаривать, — он говорит это тихо, но не от стеснительности или неуверенности, а от злости, которой сквозит каждое слово. Блядь, что?!       — Но почему? — нагоняя, дёргаю его за руку и заглядываю в глаза. Ещё месяц назад они по-доброму смотрели на меня, а сейчас я не могу ничего рассмотреть из-за… век. Он закрыл их.       — И это объяснять я не обязан, — он плавно, будто терпя меня, как надоедливого ребёнка, стаскивает мои руки и следом сжимает кулаки, а мои и так поднятые нервы дают уже о себе знать. Блядь, я тут за ним в буквальном смысле бегаю, а ему трудно на вопрос ответить.       — Ну подожди, давай обсудим, — и что это я собираюсь обсуждать? Он открывает глаза, и я тут же не вижу ни злости, ни раздражения, а лишь усталость, обиду и тонкую ниточку, отделяющую его нормальное состояние от истерики.       — Я же сказал, что не собираюсь с тобой разговаривать, — он обессиленно отходит на несколько шагов назад, снова опираясь о стену и открывая тетрадь, всё это время находящуюся у него в руках. Я ещё несколько секунд рассматриваю его безразличное и незаинтересованное выражения миловидного личика, и… мои нервы окончательно сдают позиции.       — С меня хватит! — чёрт, я больше этого не выдержу. Быстро подхожу к нему чуть ли не вплотную, пока он не сорвался с места снова. Предусмотрительно осматриваюсь по сторонам, отмечая, что многие смотрят на нас. Вот же шакалы. Удачно пресекаю его попытку сбежать, ставя обе руки по сторонам от его головы. — Ну что ты теперь скажешь? — наверное, я перегибаю палку, так как кожей чувствую, как он дрожит, но я по-другому не могу, мне нужно с ним поговорить. Обо всём. Я хочу объясниться хотя бы за Радугу. В течение нескольких минут он рассматривает пуговки на моей кофте, всё так же вздрагивая и не открывая рот. — Это был вопрос, — наклоняюсь ближе, замечая, как всё больше народу смотрит на нас. Да когда же этот чёртов звонок? Снова я нахожусь вблизи его, снова по суставам проходит судорога сладкой истомы, снова я прикидываю шансы поцеловать его, не допуская варианта, что он против и оттолкнёт.       — Ничего я тебе теперь не скажу, — он резко выпрямляется — когда он успел сгорбиться? — от чего моё сердце подскакивает. Мне кажется, что я чувствую его губы своими, но нет, это самообман. Мне нужно только податься на дюйм вперёд…       — Что с тобой происходит? — действительно шепчу ему прямо в губы. Я, наверное, ещё никогда не был так близок к нему, если не считать того сладкого поцелуя на конкурсе.       — Я… тебе не обязательно знать, — он мечется взглядом от моих глаз до губ и сразу же перескакивает на окно, так как понимает, что я внимательно слежу за ним, но даже не пытается увернуться или отодвинуться.       — Скажи, мне нужно знать, — с чего бы я сейчас что-нибудь скрывал, когда чувствую его тёплое и уж слишком частое дыхание на коже.       — Лучше спроси это у Линдси, — что? Мне не послышалось?       — Она мне никто, — он ведёт себя, как ребёнок, и начинает ёрзать. В один момент, когда вся вселенная всего на миллисекунду для меня остановилась, он коснулся своими влажными губами моих. — Скажи мне, прошу, — чёрт, как он может соблюдать самообладание, когда я, уже просто находясь рядом, чуть ли не визжу от восторга. Да и в таком положении. Ах, да, для него же это ровным счётом одно большое «ничего», законспирированное под дружбу. Это кажется более интимным, чем всё, что было до этого. Пуф — и нету.       — Я… — он больше не смотрит на меня, он рассматривает, как аккуратно уложен паркет на полу в углу. — Я ревную тебя, — он хнычет, жалобно смотря на прохожих, которые с то ли презрением, то ли с непониманием смотрят на нас. Он ревнует? Но… это же мой удел — ревновать его ко всему, что ближе пяти метров рядом с ним. И я не выдерживаю. Это всё так навалилось, что я просто поддаюсь желаниям, и мне плевать, что он подумает и сделает следом. Я уже уничтожаю считанные миллиметры между нами, но меня резко за ворот рубашки отнимают от моего разомлевшего сокровища. Дьявол, кто посмел?!       — Джерард, можно тебя на секунду? — передо мной стоят два моих друга, Рэй и Курт. Они странно посматривают на Галерею, который сейчас, наверное, по стене начнёт стекать, как растаявшее мороженное, от непонятно чего. Да что с ним? Я нехотя и с тяжёлым грузом отчаяния, моральной неудовлетворённости и раздражения ситуацией даю ему полную волю действий, из-за чего он срывается с места, сразу же удаляясь из поля видимости. Ну вот, снова.       — Это что сейчас было? — громким шёпотом начинают они наперебой. Да, спасибо, что хотя бы не кричите.       — Ничего особенного…       — Что значит «ничего особенного»?! Да ты его чуть ли не поцеловал, — они оба пересматриваются, следом гримасничая в отвращении. — Скажи, что нам показалось? — что за..?       — Он мне нравится, — смотря прямо перед собой, так как не могу выбрать, на кого лучше подействует мой дар убеждения, следовательно, на кого лучше смотреть. — Я надеюсь, вы меня поддержите…       — Я не думал, что ты из таких. Не хочу больше ничего слышать, — меня тут же перебивает Курт и уходит, ещё раз зло глянув на меня. Да что не так с этим миром? Хотя, наверное, что-то не так со мной по меркам стандарта. Никогда бы не подумал, что мои друзья — гомофобы.       — Ну, я не знаю даже, что сказать… Тебе самому не противно? — неожиданно было это слышать от людей, с которыми уже не первый год общаешься, как с родными. Да, ладно Курт, с ним я не так давно сдружился, но Рэй? Мы же вместе выбирали университет и специальность, чтобы не рушить дружбу никогда. И теперь, когда я, возможно, нашёл именно то, что искал, он от меня отворачивается? Да какая к чёрту разница, с кем я сплю, если я всё тот же Джерард?       — Знаешь, если тебе — да, то я и не подумаю отказаться от своих слов. Пусть есть и вероятность, что ничего у нас с ним не сложится. Можешь прекращать со мной всяческое общение, но да, он мне нравится, и на этом всё, — жду его финального вердикта. Всё или ничего. Либо он остаётся со мной, либо удаляется прочь. Он удивлённо хмыкает и просто, отворачиваясь, уходит. Кажется, он сделал выбор. Обидно, что не в мою пользу, но всё же.       Итак, что же мы теперь имеем? Я уже прогулял пару, на которой меня должны были срочно вызвать из-за «я отвечу потом, хорошо?», практически вынудил сделать тоже самое Галерею, на меня вешается девушка, которую я и признавать приличной не хочу, остался без лучшего друга и поддержки в его лице, так толком и не объяснившись с кем нужно было бы. Ко всему ещё можно добавить чувство неудовлетворённости действительностью, ибо я так хотел уже наконец почувствовать жар его губ, но меня самым наглым образом остановили. Ну просто отличный день, ничего не скажешь.       Я решаюсь пойти отыскать Галерею — делать, собственно, больше и нечего, — поэтому поднимаюсь на верхний этаж, откуда начинаю осматривать все углы и закоулки, где может поместиться человек. К моему сожалению, я нигде его не нашёл и сейчас спускаюсь к выходу из здания, уже следую мимо дверей. Неожиданно позади меня с характерным звоночком раскрывается лифт, откуда выходит — есть справедливость! — Галерея. Я радостно следую к нему. Почему в моей голове не появляется мыслей, что он против этого всего? Что он действительно не хочет со мной общаться? Да потому, что он меня ревнует. Ну что это ещё может означать? И как я мог вообще забыть об этой фразе? Это можно внести как огромный плюс в список достижений на сегодня. Я почти захватываю его в свои руки-сети, но замечаю, что он не один. Следом выходит декан, рассказывая и объясняя ему что-то на пальцах. Я так и застываю на месте, не зная, что и думать. Он попался на пропуске? Если да, то это я виноват и мне стоит вмешаться, если же нет, то я должен у него узнать. Блядь, а с чего бы он мне рассказывал хоть что? Да потому что он меня, чёрт возьми, ревнует, а это подталкивает думать только об одном.       — А Вы почему не на занятиях? — я, как идиот, сейчас стою и умилительно смотрю на Галерею, даже не знаю, почему. Наверное, потому, что он — ох, как звучит! — ревнует меня! Перевожу взгляд с испуганного, видимо, моим появлением в поле видимости, парня на статного мужчину, которого определённо украшает улыбка, красующаяся на его лице. — В общем, это неважно, — что? Как так «неважно»? Куда я попал? Какой номер этой Вселенной? — Главное, что я прямо сейчас могу Вам сообщить о том, что Вы будете выступать, — что?! Какого?! — на празднике в честь Дня рождения нашего университета. Не зря же вы "Артист"? — он задорно улыбается, вынуждая меня подыграть этому спектаклю одного актёра.       — В чём моя задача? Или вольная тема? — вообще у нас есть люди, которые планирую праздники и, соответственно, программу для них, включая и сам концерт или что-то в этом роде. Но бывают исключения, когда нам просто дают возможность предложить свои идеи/номера, а после из всего перечня сколачивают что-то более-менее стоящее, крайне редко прося изменить стиль выступления на более живой и воодушевлённый или более грустный и меланхоличный.       — Вам уже подобрано выступление, стоит только подойти к секретарю, — он похлопал меня по плечу, проходя мимо и вынужденно отворачивая от Галереи, так как негоже не смотреть на того, кто с тобой разговаривает. Тем более с таким важным по положению человеком.       Он оставил меня наедине с этим парнем, из-за чего мы оба теперь находились в начальной стадии замешательства, если такие вообще существуют. Назовём её «не смори как можно дольше». Я действительно смотрел в спину уже перешедшему стеклянные двери декану, размышляя не над тяжёлым заданием выступить перед такой большой аудиторией, а больше занимаясь самокопанием, максимально оттягивая следующую стадию. Обзовём её «сказать слово — умереть». Я не знал теперь, что стоит ему говорить. Когда же время нормальной паузы и приличного разглядывания перешло допустимую черту, я таки повернулся. Он стоял совсем рядом, опустив взгляд на руки, которые были сложены вместе. Он мне действительно иногда напоминает неуверенного школьника. От этого зрелища мне стало легче, так как я не знал, чтобы мне стоило сказать, смотри он всё это время на меня.       — Ты мне не подскажешь, где находится секретарь? — ну а что? Я действительно не знал за ненадобностью, а учить же придётся текст в любом случае, так что будет лучше, если я сделаю это не в последний момент, за пять минут до выхода.       — Пойдём, — всё ещё не глядя на меня, он, как-то зажавшись, что чувствовалось если не физически, то морально точно, развернулся и показал мне путь на схеме выхода с первого этажа при пожаре, находящейся совсем рядом на стене, способ дойти до нужного кабинета, водя пальчиком по стеклу, в искажённом отражении которого я видел нас обоих.       Когда же я отправился по нужному маршруту, он неожиданно оказался рядом, направляясь в ту же сторону. Задавать лишних вопросов я не решился, да и сомневаюсь, что, открыв рот в очередной раз, любые мои продуманные слова не начались бы с «ты мне очень нравишься». Интересно, как бы он отреагировал на произошедшее, если бы нам не помешали тогда? И что, если эта ревность только дружеская? Бывают же такие жадные люди. Да, жадностью это не особо назовёшь, просто не особо приятно, когда считаешь человека самым близким, а для него это не так и он распыляется на остальных. Но тогда Линдси здесь была бы не при чём, поэтому я и сомневаюсь, что здесь не замешаны чувства. Он до сих пор не сказал ни слова, всё ещё следуя по одному маршруту со мной. Когда же мы вышли на "финишную прямую", то я был на сто процентов уверен, что ему так же к секретарю. С одной стороны это логично, так как ему нужно было бы, видимо, также получить какое-то задание, и с другой стороны это очевидно, так как здесь больше никаких дверей нет. Зачем он тогда мне показывал дорогу, если ему со мной по пути? Единственное, что пришло в мою головушку, — он не хотел со мной разговаривать, указывая повороты, из-за чего ему было проще отделаться, просто показав и бросив на произвол судьбы.       Мы одновременно подняли руки и синхронно постучали, от чего я тихо рассмеялся, а он ещё сильнее опустил голову, в нервном жесте убирая руку. После чуть различимого «войдите» я распахнул дверь, пропуская его вперёд. Он бросил на меня косой и недоверчивый взгляд и, утопая в неловкости, прошёл вперёд. Перед нами сидела женщина, только макушка которой торчала из-за стоящих по краям стола огромных стопок бумаг. К счастью, по центру стола место было расчищено. Она не обратила на нас абсолютно никакого внимания, рассчитывая что-то на калькуляторе. Мы присели на кресла, стоящие ровно напротив стола и стали ждать. Через несколько минут молчания, пока мы не обменивались даже взглядами, секретарь "очнулась", вынырнув из мира бухгалтерской работы, и таки соизволила поинтересоваться у нас, что мы здесь забыли.       — Нас сюда направили получить содержание наших выступлений, — и почему я не задумался, что он, может, пришёл совсем не за этим? Мои сомнения убил его короткий кивок. И вдруг я решил, что терять мне уже нечего, так как он, по всей видимости, не хочет уже со мной общаться, и просто стал смотреть на него. Наверное, у меня уже не будет возможности находиться так близко к нему, тогда почему бы и нет?       Женщина стала копаться в своих бумагах, но мне было абсолютно всё равно. Я смотрел на Галерею влюблённым взглядом и улыбался, как умалишённый, я просто уверен в этом. Я старался запомнить всё до мельчайших подробностей. Он же, видимо, заметив моё бесстыдное поведение, немного покраснел, посмотрев на меня и сразу отведя глаза. Проверял, действительно ли я смотрю? Это было так странно. Ему было неловко, а я цеплялся за последние минуты с ним наедине. Я понимаю, что ещё целый год впереди в одной группе с ним, но если он держался так отстранённо сейчас, в коридоре, то я больше не смогу с ним разговаривать, мы даже не друзья и не знакомые, выходит, это действительно последняя наша встреча и я всё испортил. Ну почему бы и не понаглеть напоследок? Секретарь молча кладёт какой-то листок на стол передо мной и сцепляет руки в замок, ожидая моих действий, но я никак не реагирую.       — Вот слова, — она подталкивает ко мне листок ещё ближе, пока я сижу в пол-оборота к Галерее, который, кажется, сейчас старается слиться со стулом от непонятной расстерянности, и тупо продолжаю смотреть на него. Я никак не отреагировал на её действие, только положил руку на стол, естественно, мимо цели. — Позже налюбуетесь на своего парня, а сейчас сосредоточьтесь, — женщина поднимает листок и тычет мне им в глаза, из-за чего я всё-таки заставляю себя неловко и не с первой попытки забрать этот жалкий клочок бумаги. — Вам будет дан человек аккомпанировать, скорее всего, гитарист, с которым вы должны будете отрепетировать минимум три раза, — я просто киваю, толком не вслушиваясь. Моё внимание полностью приковано к парню напротив. Я, как заворожённый, слежу за его незначительными и еле заметными действиями, взглядами и мимикой. И именно сейчас мне кажется, что я действительно готов отказаться от всех друзей и знакомых только ради одного свидания с ним или ради того, чтобы просто-напросто коснуться его кожи, заправить выбившиеся волосы за ухо, удостоиться хотя бы мимолётного взгляда, когда он будет перескакивать с одного предмета на другой, цепляясь и за меня. На худой конец, снова взять за руку, как раньше, когда всё ещё не зашло так далеко для меня.       Я встаю, последний раз окидывая его взглядом полностью, от чего внутри всё сжимается, и ухожу прочь, даже не дождавшись Галерею. А с другой стороны, почему я должен всё скрывать? Я ещё даже ничего не рассказал о своих чувствах, поэтому ничего нельзя сказать о взаимности и её отсутствии. Я понимаю, что это будет ещё каким испытанием для меня, действительно признаться и объясниться, но я должен хотя бы попытаться, чёрт возьми! Неужели я так просто откажусь от чего-то? Тем более, что я не смогу наблюдать за ним изподтишка. Мне нужен ответ. Либо он будет со мной, либо я буду стараться хоть что-то сделать, чтобы подавить пламя внутри.       И только придя в свою комнату, я осознал, что эта женщина мне сказала в кабинете. И я даже не опровергнул её мнение. Хотя Галерея мог подумать, что мне на это просто плевать, и это было действительно так в силу моего отношения к мнению окружающих. Но, самое главное, что грело мне душу, ничего не возразил и он.