***
В палате темно, даже окна зашторены. Открыть их не предоставляется возможным, так как паутиномётов нет, а встать он нормально не может из-за огромной гипсовой конструкции. Его могли бы отдать на руки родственников, будь они у него сейчас в городе, или на руки девушке, которой нет. За окном свист сильного ветра и какое-то гавканье и рычание, кажется, собаки сцепились или кошку увидели. Вот и кто-то вскрикивает за стеной, за окном проезжает громко торохтя тачка. Чуткий слух Паука улавливает топот ног за дверью, явно дежурная медсестра торопится к какому-то больному на вызов. Хлопок. Рокот и шипение огоньков со стороны улицы. Яркие красные и синие огни и их медленное затухание, но это не мешает осветить почти всю комнату на уровне второго этажа так, что светло, как при свете дня. Это так странно и необычно. Питер старается встать с кровати, но его дергает на место капельница, больно кольнув в месте присоединения мягкой иглы с веной. Юноша вырывает её, и трубочка безвольно свешивается к полу, капая и пачкая пол раствором. Питер приподнимается второй раз, шипит и ругается от боли в ноге и спине. Треск стекла в одной из соседних палат. Ещё один стук об окно, кажется, камешком. — Принцесса-а, спусти свои патлы! — принудительным тоном вскрикивает мужик со стороны улицы, переходящий в кашель. Затем следует ругань, и внезапная тишина с испуганным «Тихо! Я понял! Всё… Всё. А? Это соседнее.». И теперь уже что-то прилетает в окно Питера. Он буквально падает с койки и ползёт с идеально выпрямленной ногой к окну, подтягивается на руках до подоконника и валится грудью на него. — Это… — теряется парень. По ту сторону окна стоит рослый мужчина в красной кофте с капюшоном и тёмных джинсах, сунув руку в карман, а второй держа ствол пистолета и смотря прямо в окно Питера. Он задирает голову вверх и всматривается в окно. Наконец замечает движение у штор, как ни в чем ни бывало бросает камни из карманов и активно машет руками. — Уэйд! — за спиной за дверью слышится топот ног и отрывки фраз. Питер из общего потока речи вылавливает «вызовите охрану». Юноша вскрикивает, цепляясь дрожащими пальцами за ручку окошка, стараясь открыть. Но непослушные пальцы никак не могут повернуть её, начиная дрожать, и боль отдаётся в запястьях. Такая паника, такой стресс, что даже рычать хочется, и от обиды подрагивает нижняя губа. Юноша не понимает почему. Изголодавшийся по пониманию и душевным разговорам от такого мягкого и тёплого друга Уэйда Питер не способен собраться. Вот он, только выгляни и тут же сможешь дышать с ним одним воздухом, но руки слабы, тело слабо, всё не так. И он безвольно падает на подоконник, приложившись лбом о белый пластик. Стук в окно. Юноша знал, что оружие его лучшего друга — это слова, и лишенный своего оружия, он, должно быть, так же растерян. Но его настойчивость и умение изворачиваться так и вдохновляли Питера. Уэйд использует язык жестов, не тот которым, пользуются глухонемые, а более понятный, бытовой. Повторный тычок пальцем в парня: — Ты. Паркер тыкает себе в грудь, уже готовый вникать и учиться понимать этот странный метод передачи информации: — Я. Уэйд сводит кисти рук вместе и внезапно поднимает кулак вверх. Пока поднимает руку вверх, он раскрывает ладонь, повторяет это движение, а потом одновременно двумя руками. После нескольких секунд раздумий, Питер, кажется, может расшифровать, но на всякий случай мужчина повторяет пару раз эти движения: — Видел взрыв? Бабах? Питер отрицательно мотает головой и отмахивается: — Нет, но это не так важно. Уэйд хищно усмехается, но его друг этого не видит. Мужчина указывает рукой назад и отступает на шаг, показывая сигнальные ракеты. Спешно зачехляет пушку на поясе. И тут же встряхивается, быстро роется в карманах и достаёт замызганный телефон, набирая сообщение. Жужжание телефона Питера подобно грому в тишине. — Повторим? Прости, цветов не купил, да и на салют денег нет, апельсины будут завтра. Нет, нет. Я не идиот, я так тебя поддерживаю после нападения шлюх. Едва Питер дочитывает сообщение, раздаётся хлопок. Парень бросает взгляд вниз и видит, как мужчина присел на корточки и смотрит на Питера. В голове последнего сразу вырисовывается ассоциация с гопниками. И он слышит рокот ракет. Первая взмывает вверх, пролетает пару метров со свистом и начинает зажигаться красным огнем. Под крышей здания взрывается и опадает, за ней следом летит синяя, а тут же следом и красная. Они не разрываются и не образуют фонтаны огоньков, сигналки же. Питер умиротворенно складывает руки вместе, кладёт на них голову и смотрит вверх, наблюдая за догоранием огней. Казалось, эти четыре минуты длятся целую вечность, а потом на подоконнике вибрирует телефон, оповещая о сообщении. — Снов тебе, сладкий~! Паркер быстро подскакивает и смотрит на пустую площадку перед окнами. Он ушёл. Но на месте, где он сидел, диаметром этак в метра три, кажется, начерчено ногой: «не сдохни там». И знаете, это самые теплые слова по мнению Паркера. А из-за угла выбегают пара-тройка человек с собаками. Питер озадачено смотрит на охрану и на то, как собаки срываются с места: с лаем и рычанием бросаются в погоню за вандалом. Юноша улыбается и даже смеётся над его горе-другом. Медленно поднимается на одной ноге. Чувствует хруст в пояснице и падает с грохотом на пол, хватаясь руками за больное место, которое будто огнем жжёт. Сам, конечно же, не ползёт к постели, пол так приятно обдает холодом. Кажется, надо подождать пару секунд, проведя в одной позе, без вмешательства, и всё пройдет, и станет легче. Но эту идиллию прерывает ворвавшаяся медсестра и с охами-ахами подлетает к нему. — Мистер Паркер, ну зачем вы поднялись. Ай, ай, без этого раствора вы не будете чувствовать себя достаточно комфортно, мистер Паркер, — девушка убегает за дверь и зовёт себе на помощь медбратьев. Правильно, Питер у нас не пушинка, хрупкой девушке сложно будет управиться с пациентом тяжелее её самой. На помощь поспевают пара молодых человек, которые умело устраиваются вокруг Питера и правильно транспортируют его на койку, как то прописано было врачом, особо бережно относясь к спине юноши. Вену прокалывают, повторно вводя мягкую иглу, и оставляют юношу на обезболивающем по причине обострения боли в ночное время суток.***
На улице начинает накрапывать дождь, а транспорт уже не ходит, да и денег особо нет, так что наёмник идёт домой на своих двоих, шатаясь по дворам в чуть потрепанных штанах. Холодный поток воздуха пробирает до костей, вызывая крупную дрожь, желание обнять себя за руки и хорошенько растереть. Как оказалось, собаки куда быстрее и проворнее, нежели сам Уэйд. Одна из овчарок догоняет его и врезается всей своей массой прямо под колени, заставив упасть. Перекрутившись в воздухе, псина падает, но тут же выворачивается и вновь бросается. Пока псина старается вцепиться в горло, её подхватывают под лапы и грудь раскрытыми широкими ладонями и бросают вперёд через себя, в ноги. Для верности пинают, и она с визгом отступает. — Псина! — рычит мужчина, кажется, не хуже служебной собаки. Перекатывается на бок и понимает свою ошибку, которая заключалась в слабости броска собаки через себя. Переворачивается на спине в тот самый момент, когда на него вновь запрыгивает мощная тварь. Чудом Уэйд улавливает момент, приподнимая согнутые в коленях ноги, удерживает собаку за шею между колен и не даёт лапами добраться до груди и лица. По зверскому рычанию и обильному слюноотделению видно, что псина яростно будет биться до конца. Быстрыми движениями Уэйд выпрямляет ноги в коленях, отдаляя зажатую морду от себя на полметра. Разводит ноги в стороны, тут же ударяя овчарку под челюсть ботинком. Отбрасывает её от себя. Устанавливает ладони на землю, по обе стороны от головы, прижимая колени к груди и делает энергичный выпад. Вскакивает на ноги из положения лежа. Псины мечутся и обходят жертву кругами, клацая челюстями у ног мужчины, не решаясь броситься на животное большее их по массе и росту. Отчаянный кобель бросается со спины, за ним и другие псы. Рык. Звуки смачных ударов. Уэйд или, можно сказать, Дэдпул заученными до автоматизма ударами раскидывает одну за другой овчарок. Скулёж. Шавки удрали, поджимая хвосты, зализывать свои раны. Куда им против головореза-психопата? [Они охраняли то место, так что не агрись на них.] — Да знаю, просто не очень-то хотелось отдавать им кусочек моего мясца, отравятся еще, — почесывает зад, куда куснула одна из шавок и даже выдрала кусок ткани, и сейчас сквозь дырку в штанах просвечивают полосатые зелёные семейники. Из-за дождя мужчина мокнет с ног до головы. Ветер гонит в спину, забираясь под расстегнутую кофту и футболку, вызывая мурашки по спине. Настроение было отвратительным, грели лишь воспоминания об этой дебильной улыбке на лице Питера. — Нужно почаще взрывать что-нибудь перед ним. Как вам идея? [If you want to be my friend, put my dick, in your hand…] — подвывал голос в башке. (Што?) — Можно проявить акт милосердия по отношению к нам и устроить перезапуск? Прицельный и в рот? (Эй-эй, что ты там удумал? Прицельного в рот ему не хватает… Сегодня был насыщенный день и без того.) Уэйд подходит к тяжелой двери и толкает её рукой, заходя внутрь и тут же стряхивая с головы капюшон. Решает не вызывать старый и массивный лифт, что громыхал при любом движении. Не так уж и долго подниматься ему, так что он взбегает вверх по лестнице на третий этаж. Поворачивает ключ в замке и толкает помятую железную дверь. Обшарпанная холодная квартира встречает своего хозяина холодом пустых комнат. Все вещи предыдущие хозяева оставили, что упростило въезд Уэйда. В квартире курирует персиковый цвет (во всём): обои, шторы, мягкий ковролин в зале и спальне, светильники и кожаный диван с парой кресел подле него. В зале был годный, хоть и побитый и замызганный телевизор. Некоторые комнаты соединялись между собой полукруглыми проёмами — арками. Тут у Уэйда свой лабиринт. Воду и свет давным-давно отключили, но Уэйд исхитрился подключиться к чьим-то проводам. А что касаемо воды, то тут действует схема «принеси сам», то есть приходится заливать в подогреватели. Спальня располагается напротив ванной. Там было приятно находиться, ведь эта комната была на тон темнее других и забита вещами Уэйда. И его вещи пестро выделялись в этом материнском гнёздышке. Конечно, обои немного разодраны, в стенах можно увидеть дырки от пуль и крохотные трещинки, осыпающаяся штукатурка, а на полу грязные разводы. Но зато тут отличное место для разыскиваемого наемника, да и само по себе теплое. Хозяин входит и хлопает дверью, закрывая на засов. Скидывает с себя обувь и шлёпает мокрыми ногами по полу, направляясь в душ. Проезжается на мокрых носках по ламинату, доезжая до первого выступа, падает в ванную комнату и пинает по пути разбросанные вещи: коробки и всевозможные обертки. Не падает только потому, что успел ухватиться за проём двери. Стаскивает кофту, затем через голову футболку и ослабляет пряжку ремня, дальше ногами снимая с себя джинсы. Плюхается на бортик ванны, смотрит в сторону огромного зеркала. Тянется к бинтами и принимается медленно стаскивать их с себя, стараясь не содрать вместе с ними и корки болячек. Единственный плюс того, что он влажный в том, что вечно сухая и потрескавшаяся кожа наконец не зудит. Уэйд снимает бинты с лица последними. Пристально всматривается в своё отражение и ведёт тыльной стороной ладони по челюсти, чуть задирая голову. Светлые, едва заметный и колкие волоски царапают ладонь. [Мы стали теми, кем нас пугали в детстве.] Убрав руку от лица, он кидает в зеркало скомканным полотенцем. Поднимается на ноги и отходит к стиральной машинке. Кое-как договорившись с ней, Уэйд запускает стирку. Выходит из ванны и шагает в двери напротив, едва не выбив дверь спальни. Натягивает лежащие на полу, вроде чистые трусы и валится на постель лицом вниз. Под подушкой нашаривает охотничий нож и задирает голову, смотря в стену. В голову лезут странноватые мысли, находящие отклик у мозга: сделай эту дурость. Уэйд крутит в руке нож и втыкает его острие в обои, раздирая и оголяя до белой шпаклевки. С противным скрежетом по кривой букве вырисовывает что-то. Эти символы образовали слова, а затем и предложение. Белая пыль оседает на голову и подушку, но Уэйда это мало волнует. Уэйд дует на стену, где красуется теперь новая надпись: «Страшно представить такого, как ты, в клетке». Мягкий матрас прогибается под весом ворочающегося мужчины, рука наёмника тянет на себя край покрывала и с ним же вместе и одеяло. Он ещё несколько минут смотрит в потолок. Не доволен такой жизнью, ему хочется свободы от всего, а не прозевать жизнь и не такие уж драгоценные годы в бетонной коробке. Он прикрывает глаза, вспоминая какое-то время, когда-то тогда. Бесконечные поля, запах пота и затхлых вещей, солнце палит и буквально иссушает путника. Уэйд поднимает голову вверх, смотрит на солнце, стараясь не щуриться, и проигрывает. Моргает и потирает глаза. Соломенная шляпа слетает с головы и, подхваченная внезапным сильным ветром, уносится вверх, далеко. А путник продолжает свой путь, такой лёгкий и не связывающий путами обязательств, путь. Когда он был на мели, было куда интереснее, ведь деньги делают человека таким осторожным, что хотелось ломаться пополам. Сколько всего изменилось с того времени. И Уэйд проваливается в сон. На этот раз его уже, кажется, не разбудит и ядерный взрыв.