Безумные письма между строк

Детей душат каждый день, с самого утра и до позднего вечера. Они прячутся под одеяла и подолгу не могут заснуть. Ночь, кажется, проходит так быстро, что нет времени вдохнуть свежего воздуха, а потом целыми днями только — выдыхать, выдыхать, выдыхать. Горло болит. На шее остаются синяки и ссадины. Душители ненадолго, но каждый день уходят, однако их руки сжимают трахею и перекрывают кислород без передышек. Словно они уходят только для того, чтобы дать понять, как много на самом деле находится в их власти. Детей не душат по одному, у каждого — свой собственный монстр. Порой бывает и так, что только жертва и может увидеть душителя. Боль и страх, как кандалы, приковывают их к кроватям и не дают выйти наружу, хотя нужно пройти всего пару шагов до обшарпанной двери. У каждого есть причина не двигаться. Веснушчатый мальчик с грязью под ногтями спит ещё меньше других и целыми днями смотрит в точку. Страх настолько сковал его, что даже мысль о том, чтобы сдвинуться с места, приводит его в ужас. Рыжая девочка с маленьким шрамом на щеке ходит по комнате в бордовом платьице, по ткани которого разброшены полевые цветы, дрожащими ногами спотыкается о ковёр, падает так, будто нет больше смысла подниматься, и плачет, плачет, плачет. Она не смотрит в сторону двери, потому что знает, что за ней её не ждёт ничего хорошего. Мальчишка с разбитым носом и упрямым взглядом всю ночь лежит на полу, уставившись в потолок. Он не хочет выходить наружу, потому что оттуда приходят душители, и он верит: стоит переступить порог, сразу станешь одним из них. Это его осознанный и до мелочей продуманный выбор, которым он гордится, и о котором не собирается жалеть. К тем, кто стремится отсюда выбраться, он относится с презрением, с жалостью — к тем, кто боится. Наступает ночь, душители уходят, а он до самого рассвета думает: «Что же за дверью?». В пыльные углы деревянного окна утыкаются первые солнечные лучи. Это значит, что осталось совсем недолго. Считанные минуты до того момента, когда начнётся очередное нападение. Возможно, кто-то снова не выживет, и придётся выносить тела. А с другой стороны, чем смерть хуже такой жизни? Забившиеся по углам, в грязные норы и под мрачные тени, дети ждут, когда дверь откроется, и снова объявятся их звери. Их большие и маленькие монстры с грубыми ладонями, перехватывающими горло, с едкими словами, перехватывающими сознание, с исковерканными голосами и лицами, слишком похожими на них самих. И кажется, нет уже выхода, кроме как закрыть глаза и уши и терпеть, надеясь, что когда-нибудь, всё таким же обычным утром, они просто не вернутся. И не потребуется сбегать. И можно будет остаться, не думая о том, что там, за пределами. В мёртвой тишине скрипит проржавевшая ручка, и в проёме образуется тонкая щель. Не шелестит в замке ключ, не хрустит тяжёлый засов, не бьются с другой стороны о стену железные цепи. Дверь всегда остаётся открытой. Это значит, что они могут уйти в любой момент. Но кем будут дети без своих душителей?