Солнце для феи цветов

      На новой высоте Фонтероссы гуляли ветры. Хелии это нравилось, хотя бумагу теперь надо было крепить очень тщательно, чтобы незаконченный рисунок не выхватило вдруг внезапным порывом. Ветер давал удивительное, ни с чем не сравнимое ощущение внутренней свободы, умиротворяющее и пьянящее одновременно.       Завершить дела на Мелодии получилось даже быстрее, чем рассчитывал Хелия. Он легко распрощался с однокурсниками, которым так и не стал своим за эти два года, вручил Крису дружеский шарж на него же, поблагодарил Ориэллу за разноцветную фенечку из бисера и ниток — смешной подарок, право слово, но такой искренний! Забирая документы, спокойно выслушал длинную патетическую лекцию декана о том, что служить искусству — высочайшая и почётная миссия, а быть пушечным мясом любой дурак сможет. Расплатился с квартирной хозяйкой, собрал вещи — их опять оказалось немного, а большую часть художественных принадлежностей попросил подержать у себя Фонгов.       Госпожа Лючия, выслушав новость, радостно ахнула и расцеловала в обе щеки ошарашенного и смутившегося до жгучего румянца Хелию. Мастер Фонг одобрительно улыбался, не говоря ни слова. Кеншин, Сэндзи и малыши расстроились, но после того как Хелия сказал, что свой виндрайдер оставляет Сэндзи, мальчишке стоило больших трудов соблюдать приличия и не выражать свою радость слишком уж бурно. Фонги отпустили его только после прощального ужина и едва ли не десятка обещаний непременно звонить, писать и приезжать в гости на каникулы.       Хелия вернулся в Магикс ранним утром, заселился в комнату, получил униформу и учебники, расписался за вверенную на период обучения технику. Тренировки и занятия ему поставили только с завтрашнего дня, поэтому в его распоряжении оказалась уйма свободного времени, и вопросов, где и как это время провести, даже не возникало. Виды, открывавшиеся теперь с новых высот, завораживали и не давали покоя — художнику не терпелось запечатлеть их. Тревожные свинцово-серые грозовые тучи над Торренуволой, лёгкая голубоватая дымка над Магиксом, расплавленное золото озера Рокалуччи и зефирно-розовая Алфея...        — Привет, художник!       Хелия медленно обернулся на знакомый голос, машинально закрывая блокнот. За его спиной в нескольких шагах стоял улыбающийся Трэвис.        — Привет.        — С возвращением!        — Спасибо.       С лица рыжего специалиста не сходила широкая улыбка, словно не было ничего, будто бы никто никуда не уходил на целых два года, и они всего лишь встретились после коротких каникул. Хотя... нет, вспомнил Хелия. Перед его уходом в команде было не до улыбок вообще. Совершенно не обращая внимания на скованность товарища, Трэвис подошёл ближе.        — Я рад тебя видеть, — сказал он, глядя бывшему однокурснику прямо в глаза.        — Я тоже, — признался Хелия и почувствовал, что возникшее напряжение понемногу, едва-едва начинает его отпускать.        — Нас выживать забросили, только вчера вернулись. Говорят, крутую вечеринку пропустили? — Трэвис подмигнул, кивая на преобразованную арену.        — Ну да, впечатляющую, — и всё-таки поддерживать шутливый тон было не так уж и просто.        — Слышал, ты там отличился?        — Ничего особенного, — твёрдо сказал Хелия, давая понять, что не собирается обсуждать это.        — Ага, совсем ерунда, — Трэвис понимающе усмехнулся и тут же согласился: — Как скажешь. Круто здесь теперь, правда?        — Да и раньше было неплохо.        — Не жалеешь, что ушёл? — быстро спросил Трэвис. — Сейчас бы вместе заканчивали.        — Нет, — Хелия покачал головой. — Иногда надо уйти, чтобы потом вернуться. Вот только об одном...       Трэвис понял. Отвернулся, помолчав. Побуравил взглядом нестерпимый блеск Рокалуччи, кусая губы, потом решился, заговорил.        — Джелос тогда погиб. И Лео тоже. Джелос как-то по-глупому подставился ещё в самом начале, а Лео... от него вообще никто не ожидал, настоящий герой. Представляешь, этот ягнёнок! С нашего курса ещё Вик. Семнадцать человек всего... ладно, не будем, — он дёрнул головой: перехватило горло.       Тишина давила свинцом, не давала дышать, отдавалась тянущей болью в груди.        — Знаешь, — Трэвис взглянул на Хелию и отвёл глаза, старательно выискивая облака в безмятежно чистой голубизне неба. — А ведь мы без тебя скисли. Джелос, помнишь, постоянно «урою, урою», а тут цель жизни потеряна. Похоже, он хотел не лучшим стать, а тебя переплюнуть, ну и отрываться начал на всех, по площади, — он взъерошил рукой короткий ёжик рыжих волос и подавил вздох. — Короче, лучше не стало, Франко вот перевода запросил, отказали — куда? Нас и так без тебя четверо осталось, а потом, ну, когда... короче, его к Регу перевели, а я вместо Вика. Знаешь, там спокойно. А мы, блин, командой придурков были. Видимо, я плохой кэп.        — Тем не менее, мы были лучшими, — возразил Хелия, чтобы хоть как-то поддержать его. — И ты был отличным кэпом.       Золото Рокалуччи резало глаза, холодный ветер, вдруг рассердившись на парней, зло рванул их за волосы.        — Тебя теперь к кому?        — Не знаю. Не имеет значения.        — Ух ты! — делано восхитился Трэвис и тут же поддел: — Чем вас там кормили на Мелодии?!        — Если бы всё решал рацион, жить было бы намного проще, — в тон ему ответил Хелия, улыбаясь.       Кажется, за все годы учёбы они столько не говорили друг с другом — просто так, обо всём и ни о чём. Говорить было трудно, и временами обоим казалось, что они идут по минному полю. В основном, конечно, болтал Трэвис, рассказывал, расспрашивал, втягивая в беседу молчаливого друга, не переставал поддразнивать время от времени: «Оу, да ты, оказывается, улыбаться умеешь... и чувство юмора прорезалось, гляди-ка... прям приличным человеком стал, переварить можно...» «Для начала попробуй не подавиться», посмеиваясь, советовал Хелия в ответ.       Трэвис осторожно потянулся за блокнотом:        — Покажи, чему тебя там научили... О! Знакомые лица! — перелистывая страницы, увидел он портрет Флоры, — и ещё, и опять... Послушай! Ты всегда рисуешь девушек, которых спасаешь? — в серо-голубых глазах блеснула догадка.        — Только тех, кого спасаю по чётным дням в четвёртой лунной фазе, — раздосадованный этим пониманием, буркнул Хелия, забирая блокнот.        — Да ладно тебе, отличная девчонка, — беззаботно отмахнулся Трэвис, — слушай, я тут сам познакомился недавно... ну как, недавно — второй год встречаемся...       Восстанавливаться всегда непросто, тем более, когда семестр уже в самом разгаре. Вработаться в новый режим и график тренировок, нагнать учебную программу, вспомнить, что забылось за пропущенные два года — ни минуты свободного времени. Первые пару недель бывший художник и вовсе не успевал опомниться, с головой погрузившись в учёбу.       В этот раз всё было иначе, и в конце концов Хелия даже перестал этому удивляться — сколько можно? Большинство преподавателей, кажется, даже одобряли его возвращение, хоть и не явно, а Кодаторта так и вовсе был доволен, хотя вида старался не подавать.       Новые однокурсники встретили Хелию спокойно. Поначалу, конечно, косились на тренировках, ожидая от племянника Саладина и бывшего лучшего чего-нибудь впечатляющего, особенно после такого дебюта на арене в день открытия, но щеголять своей крутизной Хелия не собирался — зачем? Да и снова быть центром всеобщего внимания он не хотел категорически — первых двух курсов ему с лихвой хватило. Так что спокойно выполнял нормативы, но перевыполнить, как раньше, не стремился. И ничего никому доказывать не собирался.       После одной из тренировок его попытался задеть Ривен:        — А ты не настолько крут, как тут все говорили! — ехидно сказал он, прищурившись.       Хелия невозмутимо пожал плечами.        — Два года ничего тяжелее кисточки не поднимал, разучился. И вообще, люди склонны преувеличивать.       Ривен хмыкнул и отошёл.       Пожалуй, это был единственный случай. Никто не лез и не пытался его провоцировать — может быть, сыграли роль обстоятельства его возвращения, а может быть, кто-то из пятикурсников кому-то из третьего курса сказал по дружбе, что проверять на прочность племянника Саладина себе дороже. Так или иначе, Хелия этого не знал, да и не интересовался: ситуация его устраивала, а искать её корни было некогда. Хотя, разумеется, не мог не подумать о том, что было бы, если бы он поступил нормально, как и собирался с самого начала: вопреки воле родителей — они бы смирились, хоть, наверное, и не сразу — прошёл бы на общих основаниях, вместе со всеми. Задумался и ответил себе — то же самое. Потому что директорский племянничек, и это не отменить. Хелия усмехнулся и отставил эту мысль раз и навсегда: ни к чему тратить время на сослагательные наклонения и пустые мысли о прошлом, особенно когда в настоящем у него были желания куда сильнее и важнее этого.       Больше всего на свете ему хотелось увидеть Флору. За все это время Хелия видел её только однажды и всего лишь несколько минут, в тот проклятый день, когда специалисты проиграли Трикс, не сумев отстоять Кодекс Фонтероссы. Но разве это встреча?       Воспоминания об этом дне терзали и не давали покоя. Нет, умом, конечно, Хелия понимал, что даже если бы ему тогда удалось нейтрализовать Сторми, это вряд ли повлияло бы на исход боя: Айси и Дарси всё равно бы прорвались в крипту и забрали Кодекс, хоть и без неё, но было досадно. Как он мог так глупо промахнуться? И да... конечно, Трикс особенные, даже экстраординарные ведьмы, но почему все специалисты Фонтероссы со своим оружием и техникой не смогли дать отпор трём ведьмам?!       Иногда возникало ощущение, что Кодекс сдали специально: зачем-то снизили уровень охраны, хотя угроза-то никуда не делась; директор Саладин улетел в командировку... может, он понимал, что потеря Кодекса неминуема и хотел уберечь людей? На этот раз обошлось без смертей и разрушений. Но если подумать, раз они отобьют атаку Трикс, ну два, а на третий может сам Тёмный Феникс за артефактом нагрянуть, а ведь лорд Даркар вскрыл Светлый Камень быстрее, чем голодный курсант сухпаёк. А с другой стороны, допустим, сдали они Кодекс, вот соберёт Даркар все нужные ему артефакты, и что дальше? Теория магии однозначно говорит о повышенной уязвимости магов во время проведения ритуала, получается, что можно провести операцию и ликвидировать его. Но что если они опоздают, и лорд Даркар сумеет закончить ритуал до того, как пожалуют гости? Весь мир в труху? Не слишком ли опасно?       А, да что толку рассуждать, когда правды сейчас никто не скажет, или скажет, но явно не сейчас. Но всё же, как глупо! Промахнулся по Сторми, потом задержался, чтобы помочь попавшей под удар Текне, а потом пошло-поехало: собирал подарки Трикс, один был оглушён, второго просто сильно зацепили ударом... Хоть вой от досады: не боец, а медбрат — к доктору Галену прямиком в помощники.       Специалист раздосадованно сдвинул бумаги на столе, и на глаза ему попался исписанный листок. Стихи. Его стихи к ней. Досада и раздражение отступили, неспособные удержать позиции. Флора...       Хелия невольно улыбнулся. Не мог не улыбаться, вспоминая о ней. Честно говоря, даже на занятиях ему стоило немалых усилий не витать в облаках. Флора снилась ему почти каждую ночь, и новый день он встречал, улыбаясь тающей утренней грёзе. Хелия рисовал её всё чаще и чаще, целенаправленно и просто так, между делом, задумавшись. А вот теперь ещё и стихи...       Эти строки он написал вчера, чувствуя себя полнейшим идиотом, нелепым, будто герой куртуазного романа. Хелия всегда хорошо рифмовал, а всерьёз начал писать стихи, как и многие, в старших классах школы. Потом, со свойственной ему педантичностью, дотянулся до всех книг по теории стихосложения и истории поэзии, которые были в школьной библиотеке, включая книги по специфике традиционной поэтики различных миров Волшебной Вселенной. Досконально изучив их, категорично решил, что поэта из него уж точно не получится, и забросил это дело. Иногда, конечно, он что-то писал, обычно элегически-философское, на Мелодии увлёкся местной поэзией — его привлекал специфический ритм и чёткое ограничение количества слогов, но по-настоящему серьёзно к этому не относился. А теперь началось... он уже сам не верил, что сможет остановиться, и это первое стихотворение будет последним.       Любовная лирика, подумать только! И что теперь делать с этими стихами? Выбросить? Рука не поднималась. Всё, что относилось к ней, вдруг обретало какую-то особенную ценность. Отправить ей? Сердце встрепенулось и застучало быстрее.       Нет. Хелия покачал головой в ответ своим мыслям. Слишком откровенно. Слишком обязывающе и поспешно. Да и стихи любят не все. Интересно, любит ли их Флора? И что она вообще любит? Он ведь её совсем не знает. Одна из команды Винкс. Отличница. Любит читать. Вежливая, заботливая, внимательная и добрая. Любит ухаживать за цветами, что вполне обычно для линфийки и уж тем более, для феи растений. Немного, но и за эти сведения спасибо Трэвису и его подруге-линфийке, которая заканчивала Алфею в этом году...       Время, напомнил он себе. Медитация - и на занятия к дяде Саладину, который в последнее время шутил, что ради подобного прогресса стоило погулять пару лет. Тем не менее, эмоциональная нестабильность, и уж тем более, раздёрганность — плохой компаньон для изучения магии. Хелия вздохнул, усаживаясь на пол. Концентрация, контроль, невозмутимость, ясность разума — неизменные константы его жизни, ничего с этим не поделаешь.       В распахнутом настежь окне плескалась небесная синь. «Люблю эту высоту», улыбнулся он, глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться, но тут на него упала тень. Тень? Здесь?!       Здесь. Изящный девичий силуэт с лёгкими крылышками. Сердце на мгновение замерло и забилось сильнее. Неужели... не может быть! Тень мелькнула и исчезла мимолётным видением. Хелия встал, подошёл к окну — фигурка феи стремительно неслась прочь, становясь всё меньше и исчезая в небесной голубизне, а на его подоконнике из оставленного Флорой цветочного горшка стремилась к солнцу камелия. Вспыхнула зеленью, приукрасила себя крупными белыми цветами, слегка искрящимися от волшебного следа, чуть дрогнула, раскрывая белоснежные лепестки навстречу солнцу. И Хелия тихо засмеялся, чувствуя себя счастливым. Наверное, самым счастливым на свете.       Цветы, конечно же! Может быть она не любит стихов, но цветы она любит точно, и его рисунки ей понравились...       На бумаге распускались цветы, стремились волной и вихрем из его руки в её. Бегло начеркав собственную руку, Хелия с замиранием сердца, едва дыша, выводил изящные линии изгиба её тонкого запястья, улыбался, рисуя кольца её любимых браслетов. Цветы, теснясь, говорили о том, о чём он пока не мог сказать ей словами: застенчивые голубые васильки шептали «не смею выразить тебе свои чувства"; скромный дельфиниум и цветы земляники вторили друг другу, повторяя "я готов быть твоей тенью"; маргаритки, которые всегда дарили в знак верности и чистой любви, признавались, что он счастлив, когда счастлива она... Россыпь скромных и нежных фиалок, тихо шепчущих о тайной любви, солнечно золотые нарциссы, примулы, подснежники — подчеркнуть её хрупкость и женственность. Ветка шиповника в его руке была похожа на кисть или перо... Не помня себя от волнения, он запечатал рисунок в конверт, чтобы вечером отправить Флоре в Алфею. Она линфийка, она должна понять!       Ответа не последовало. Ни на следующий день, ни через неделю, ни после. Хелия пытался с ней встретиться, но, учитывая его загруженность и дополнительные занятия у Саладина, это было непросто. В тот единственный раз, когда их пути всё же пересеклись, она была в компании подруг и в ответ на его приветствие что-то пробормотала и спряталась за спины фей и специалистов.       Перестарался с откровенностью, думал Хелия. Напугал её, это было слишком красноречиво, весь этот язык цветов... она не могла не понять. Но ведь именно этого он и хотел, разве нет? А может быть, она наоборот, не восприняла это всерьёз? Или думает, что все эти цветы я начеркал случайно, наобум? Откуда ей знать то, что знаю или не знаю я? Может быть, всё же отправить ей стихи?       Сомнения терзали, неопределённость сводила с ума и лишала покоя — сна он лишился давно, наверное, с самой первой их встречи.       Даже здесь, в лесу, Хелия не находил покоя. Густые высокие ели застилали солнечный свет, нервно подрагивая иглами в неуютной зябкой тени, норовили ткнуть сухой веткой или набросить на лицо паутину. Письмо со стихами Хелия отправил вчера, значит, сегодня утром Флора должна была его получить. Наверное, даже уже прочла... и что теперь? Как она ответит? Да и вообще, ответит ли хоть что-нибудь? Слова стократ понятнее символов, хотя и у слов бывает множество значений...       Специалист отвёл от лица длинную, покрытую густой зеленью ветку, сделал ещё шаг и увидел, что высокие тёмные ели чуть расступились, открывая огромные камни солнечным лучам. Тут же захотелось вынырнуть из тревожно прохладного влажного сумрака леса в этот поток умиротворяющего солнечного тепла. Хелия забрался на камень, уселся поудобнее. Глубокий вдох, медленный выдох, закрыть глаза, отпуская эмоции и мысли...        — Хелия!       Он обернулся, услышав тихий возглас. На краю поляны, у самой границы света и тени, стояла Флора, прекрасная, словно весеннее утро, и нежная, будто лесной цветок. Из рук девушки вдруг посыпались на траву учебники, которые она прижимала к себе. Что не так? Может быть, он слишком резко обернулся, или она не ожидала, что её услышат? Не хотела мешать ему и занервничала, потому что помешала?       Хелия соскользнул с камня, подошёл и опустился на одно колено, чтобы помочь ей собрать рассыпавшиеся книги, и тут его внимание привлёк конверт. Запечатанный, но не подписанный, с розовыми цветами на светло-зелёном фоне. Письмо! Пусть оно будет мне, взмолился он, поднимая письмо, пожалуйста, пусть!       Они с Флорой уже встали с колен, собрав книги, а он всё ещё медлил, держа в руке конверт, который надо было отдать хозяйке. Скажи, что мне, мысленно просил он, но Флора молчала, и Хелия протянул ей конверт.        — Подожди, — вдруг сказала она как будто чуть испуганно.        — Что такое, Флора? Что-то не так? — чего она боится?        — Нет. Ничего.        — Ничего... — повторил он эхом и сказал скорее себе, чем ей: — несмотря на его определение, есть мало слов, у которых больше значений.       Конверт уже почти врастал в руку.        — Это письмо... это письмо, оно для...       Хелия мысленно обругал себя — давно надо было вернуть письмо, а не держать так, будто не собирается отдавать!        — Оно твоё. Держи.       И Флора забрала протянутый им конверт. Значит, письмо не для него... страстная надежда, сгорев, осыпалась пеплом.        — Увидимся позже, — сказала Флора, прощаясь.        — Угу, — и ему после этого больше ничего не оставалось, как повернуться и уйти.       Надежда жалкой льдинкой таяла в жгучем вареве отчаяния. Нет, он ей не нужен со всеми своими рисунками и стихами... что было в том конверте? Ответ? Почему она тогда не отдала его, чего боялась? Обидеть отказом? Нет, тогда конверт был бы попроще... И тут его обожгло: а с чего ты решил, что письмо предназначено тебе? Да, Хелия знал, что у Флоры не было никого — в Магиксе! А на Линфии? Дома? Вполне вероятно...       Белые цветы камелии на подоконнике беспечно нежились в лучах солнца. Её подарок. Хелия горько усмехнулся, вспоминая всепоглощающее ощущение абсолютного, бескрайнего счастья. Камелия, конечно же... Камелия означает непоколебимость, символизирует красоту, здоровье, силу духа. Её часто дарят в благодарность. Ну да, всего лишь простая благодарность — за спасённую жизнь ведь принято благодарить, разве не так?       Без шансов.       Впрочем, на следующее утро происходящее уже не казалось ему столь катастрофичным. Он подошёл к окну, где сияющая белоснежная камелия тянулась к утреннему солнцу, и улыбнулся. В конце концов, ему же не давали от ворот поворот, не говорили, что его знаки внимания неприятны и их надо прекратить, да и теоретически возможный линфийский соперник оставался всего лишь призрачной вероятностью, пока он не объявился рядом с Флорой, ну или она не скажет о нём сама. А это значило, что шанс всё-таки есть, и Хелия не отступится. Никто же не запретит ему делать приятные вещи для девушки? По крайней мере, его рисунки ей нравятся. А Хелии нравится, когда она улыбается. Значит, он будет продолжать, пока она прямо не запретит ему, или не сделает шаг навстречу. Решено. В конце концов, камелия обозначает стойкость.