Солнце для феи цветов

      Курсантские будни начинаются в шесть утра. Быстрый душ и бегом на первую тренировку. Завтрак? Кто ж на сытый желудок тренируется? Потом, потом, пошевеливайтесь! Времени мало, программа большая.       Лекции и практические занятия после завтрака. У старших курсов, конечно, всё разнообразнее, дисциплин побольше, но они ребята уже закалённые, опытные, а новичков в первом семестре одним уставом с ума свести можно. Вон сидят уже, в глазах туман, а сигнал дай — рванут обедать так, что стены задрожат. Набили животы? Бегом в ангар! Нет, пилотирование позже, и нечего на виндрайдеры слюни пускать. Вы что, думаете, за вами везде команда техников таскаться будет? Ну-ну. Конечно, полетаем, если хорошо себя вести будете. И бодренько устраняем зазор между тряпкой и плоскостью... Эй, не тормозим, занятие в ангаре кончилось, вас уже добрый дядя Кодаторта поджидает, вперёд! Свободное время после ужина. Если доживёте. Хороший курсант — задолбанный курсант.       Хелия хороший курсант. Свободное время не для него. Его после ужина ждёт директор Саладин или Кодаторта.       Кодаторта не признался бы даже под пытками, что жалеет его. Так, выбирает щадящий режим: всё-таки третья тренировка за день, чуть переусердствуешь, и парень утром не поднимется. Он хоть и двужильный, но человек, а не дроид, ему и так достаётся. На первом педсовете, чтобы избежать лишних вопросов и претензий, Саладин ознакомил преподавателей со школьными документами, таблицей нормативов Хелии, которую заполнили между делом по результатам тренировок со вторым курсом, и велел драть с племянника семь шкур. Преподаватели старались. Кто-то просто выполнял приказ, но были и те, кто с наслаждением отыгрывался за свои обиды. Хелия тоже старался — не впервой.       После тренировок с Кодатортой не оставалось ничего, кроме тянущей и рвущей боли в мышцах, изматывающей усталости, которая стирала все мысли, чувства, эмоции — всё, вплоть до ощущений. Доползти до койки и провалиться в чёрную пропасть без сновидений.       Занятия Саладина вызывали ярость. От теории они перешли к практике, которая превратилась в пытку: не получалось ничего. У него, привыкшего, что всё даётся — сразу или с трудом, но даётся! — не выходило абсолютно ничего. Дар словно мстил за невольное предательство: тщательно выстроенные конструкции заклинаний то оборачивались пшиком, рассыпаясь бесполезным снопом золотых искр в ладонях, то вдруг били с ураганной мощью, заставляя трещать по швам защитную сферу, поставленную дядей.       Раз за разом одно и тоже.       И опять.       И снова.       Дар бунтует, сражается с ним, не поддаётся. Из занятия в занятие Саладин впечатывает в него одни и те же надоевшие до едкой ненависти слова. Концентрация. Контроль. Целеустремлённость. Терпение.       Кофе на песке варился медленно, даже не варился — вызревал. Саладин неспешно просматривал принесённые Кодатортой бумаги: по итогам первого семестра обычно распределяли профильное оружие.        — Хорошо... отлично... здесь всё в порядке. А где рекомендации для Хелии?       Кодаторта усмехнулся, откинувшись в кресле.        — Я, конечно, порекомендую ему фантомблейд, но ведь у вас свои соображения на этот счёт, верно?        — Верно, — Саладин отложил бумаги и повёл рукой над противнем, подогревая песок. — Мы дадим ему лазерную перчатку.        — Лазерную перчатку?! Но, Саладин, он же отличный фехтовальщик!        — Конечно, — Саладин встал из-за стола и прошелся по кабинету, — я сам его учил. Тем не менее, основным оружием у него будет перчатка. Боевым магом ему уже не стать: только представьте, из своих шестнадцати Хелия одиннадцать лет подавлял себя. И сейчас продолжает это делать по инерции. Мальчика надо освободить, научить управлять даром, воспринимать его как гармоничную часть собственной сути, а сделать это теперь очень трудно.        — Полагаю, перчатка должна помочь. И каким же образом?        — Всё дело в рефлексах. Маг бьёт сознанием, воин — телом. Меч ведёт тело, а перчатку — сознание, к тому же лазерные нити можно усилить энергией волшебства.        — Любопытно, — Кодаторта задумчиво потёр подбородок, — своего рода обман для подсознания: вроде бы магия, а вроде бы и нет. Уже хочется посмотреть, на что сгодится перчатка с этими новыми свойствами.        — Всё верно. Это первый шаг к его свободе. А на перчатку ещё посмотрите, — всему своё время, Кодаторта.       Всему своё время. Банальность, за которой так легко спрятаться от безысходности, от той незримой войны, которую вёл с ним племянник. Саладин снизил ему дополнительную нагрузку, Хелия утроил усилия в учёбе и в очередной раз отказался от предложенных выходных. Говорить он тоже отказывался, жестко пресекая все попытки Саладина неизменным «да, сэр!».       В кабинете дяди... нет, директора Саладина старинные часы с маятником. Маятник качается, ходит из стороны в сторону, размеренно, чётко. Хелии теперь кажется, что у него в груди такой же маятник, тяжело толкающий его от бессильной ярости в отупляющее изнеможение день за днём.       Когда объявили состав боевых команд, ему впервые в жизни захотелось крепко, по-солдатски выматериться — нужных слов в военной академии нахвататься легко, будь она хоть четырежды элитной.       Джелос. Иначе и быть не могло. Франко — он был пятым из тех, кто пришёл тогда в стойла. Координатор группы — Лео — неуклюжий, нелепый, по-детски наивный, белобрысый и кудрявый как ягнёночек, но при этом едва ли не гений аналитики. Лидером группы назначили Трэвиса. Разумеется, Хелия ведь родством не вышел: его поставить лидером — сразу крики пойдут, мол, по блату, и вообще, нечего! В подчинённых походишь, директорский племянничек.        — Задолбало, — сплюнул сквозь зубы Франко, открывая воду. — Задолбало! Какого хрена у нас опять задание класса «А»? Не скажешь, Хелия?       Хелия молчал. Струи обжигающе горячей воды хлестали по телу, размывали засохшую грязь, успокаивали ноющую боль в мышцах — на время. Пять минут, и она накатит снова, в тесной компании с усталостью, едва успеешь до койки доползти. Заткнись, подумал он рассеянно, Франко, придурок, заткнись.        — Переводись в другую команду, слабак, — тихо обронил Трэвис справа. — Здесь никто кроме тебя не ноет.        — Слышь, кэп, — тут же откликнулся Джелос, — усохни. На заданиях покомандуешь.       Из угла, где мылся Лео, изредка доносилось тихое шипение: на свежие ссадины попадало мыло. У координатора группы хватало ума не вмешиваться в перепалку: знал, что если дело дойдёт до драки, шансов у него мало.       Густая злоба наполняла душевую вместе с горячими клубами пара. Словно не они только что валялись в пыли на финишной точке, обессилевшие, готовые выплюнуть саднящие лёгкие вместе с мерзким привкусом крови во рту, желающие только одного — сдохнуть после фразы Кодаторты «группа J 5-2 — зачет!» Цирк уродов, а не команда. Кто б сказал, по какому принципу их отбирали?        — А давайте драться, ребят, — вяло, с еле слышной издёвкой проговорил Хелия, — вот прямо сейчас. В душевой. Голыми. Чтоб вся Фонтеросса ржала. А Кодаторта нам ещё и «А плюс плюс» в следующий раз поставит, раз уж мы после «А» не устаём ни разу.        — Уел, скотина, — процедил Джелос.       Домывались они молча, так же молча добрались до своих комнат и в звенящей от напряжения тишине расползлись по койкам. Как обычно.       Сигнал подъёма жестко вышиб его из глубокого сна.       Доброе утро. Хелия с усилием открыл глаза и тут же стиснул зубы. Хотелось ненавидеть весь мир. Ненависть деструктивна, напомнил он себе. Жизнь прекрасна. Ну да, просто восхитительна. Куда уж лучше, особенно если учесть, что сегодня вечером вместо тренировки с Кодатортой опять идти к директору Саладину.        — Я тебя сделаю, — в очередной раз пообещал Джелос перед утренней тренировкой.        — Болтай меньше, — тихо посоветовал ему Хелия в ответ.       Перед завтраком они сцепились снова, когда взбешённый очередным поражением Джелос сунул кулаком под рёбра Лео, который на свою беду замешкался в проходе.        — Нашёл врага по силам, Джелос? — тихий голос Хелии не предвещал ничего хорошего.        — О, гляди-гляди, директорский племянничек заступается! Конечно! Легко быть лучшим, когда для тебя особая программа и все условия, — сплюнул Джелос.        — Вообще-то он вкалывает, пока ты алфейскую униформу с торренувольской сравниваешь, — вдруг влез Франко, — ты бы поговорил с Кодатортой, ему стопудово плевать, одного или двух дебилов гонять на дополнительных.        — Я с Саладином поговорю, — рявкнул Трэвис, — насчёт курса медитаций для всей команды. Хотя судя по тебе, — он смерил Хелию взглядом, — ни хрена они не помогают.        — На самом деле очень помогают, — от собственного сарказма было тошно.       После занятий преподаватель искусства тактики, молодой длинноносый зануда Карл Клаузе-Витц, заметил, вручая проверенную самостоятельную:        — Хелия, я ставлю вам отлично, но ваши усилия недостаточны.       Хелия промолчал. Как промолчал два часа спустя на пилотировании, когда после привычного «отлично» последовало непременное «но вы способны на большее». Но... Всегда это проклятое «но»!       Синий сумрак в кабинете Саладина казался почти осязаемым от крепкого, густого аромата кофе, и Хелия замер на пороге — что бы это значило? Разговор? Новая тактика занятий? Что?       Кофе переливался из джезвы в белую чашечку.        — Проходи, — кивнул ему Саладин. — Присаживайся. Кофе хочешь?        — Благодарю, сэр, — Хелия сел, но к чашке не притронулся.       Саладин едва подавил сокрушенный вздох. Опять. Спрашивать племянника, как у него дела, было бесполезно, но он всё равно спросил. Спросил и снова услышал неизменное:        — Всё хорошо. Благодарю вас, сэр.        — Дядя, — как можно мягче поправил он.        — Дядя, — послушно повторил Хелия.       Мальчик. Смотрит исподлобья в чашку, словно в ней не глоток кофе, а очередное испытание. Подрагивают ресницы, скрывая взгляд. Жесткие пальцы стараются не сжимать подлокотники кресла, спина напряжена.        — Хелия, — начал Саладин осторожно, словно обезвреживая магическую ловушку, — ты бы не хотел съездить в Магикс?        — Есть поручение?        — Просто так. Отдохнуть. Возьми выходной.        — Нет.        — Почему?        — Я не устал.        — Ты сам веришь в то, что сейчас говоришь?        — Нет. Но это не имеет значения. Я не сдамся, — Хелия поднял на него прямой упрямый взгляд.        — Никто в этом даже не сомневается, поверь. Ты не сдашься. А вот угробить себя можешь. Хелия, один выходной не сделает тебя слабее, наоборот...        — Давай начинать занятие.       Упрямый мальчишка!        — Тебе необязательно быть лучшим...        — Неужели? — уголок губ пополз в вверх, искажая лицо кривой усмешкой.       Дышать становилось всё труднее, этот проклятый воздух, густой от давящего синего сумрака и запаха кофе, нарастающее напряжение спрессовывало плотнее и плотнее. Минута — и побегут, сверкая, золотые искры, полыхнёт, задымится в кабинете дорогое оборудование, и непонятно, кто в этом будет виноват, младший или старший...       Саладин опомнился.        — Правда.        — Не верю.        — Пусть. Но ты не перестанешь быть лучшим, если позволишь себе немного передохнуть.        — Давай начинать занятие.        — Хелия... я не враг тебе.        — Я знаю. Никто не враг. Давай начинать занятие.        — Занятия сегодня не будет.       Хелия отшатнулся. Как это — не будет? Почему? И понял вдруг, едва не рассмеявшись язвительно и зло. Дядя... Давай, скажи уже прямо, что разочарован! Ну?! Ничего из меня не выйдет, несмотря на всю твою гениальность! Давай, говори уже! Говори!       Саладин молчал.        — В таком случае я могу быть свободен? — Хелия встал. — Разрешите идти?        — Можешь. Иди.       Он едва удержался, чтобы не шарахнуть дверью.       Хелия и не заметил, как пришёл к себе. В гостиной, как всегда, уставился в монитор компьютера Лео, но сегодня Трэвис заглядывал ему через плечо, стараясь не приплясывать от нетерпения.        — Ты чего так рано? — спросил Трэвис, оборачиваясь.        — Ничего.        — Сейчас результат по оборонке придёт, здорово, да? — оживлённо выпалил Лео, взгляда от экрана он не отводил.        — Нет.       Не здорово. И не интересно. План обороны заданного объекта они разрабатывали втроём, напряжённо споря, задавая вопросы, до бесконечности выискивая в нём дыры и слабые места.        — О! Вот оно! — Лео кинулся зачитывать вслух сообщение. — Поздравляю, ребята, отличная работа... Ура! Я знал! Так, баллы... чёрт!       Трэвис выругался, отходя от экрана.        — Хелия, тебе девяносто четыре, — извиняющимся тоном сказал Лео. — А нам по девяносто восемь...        — Кто бы сомневался, — обронил Хелия.        — Да блин! Ну вот как он узнал, где чьё?! Баллы должны быть одинаковыми! — Трэвис в негодовании сжимал кулаки.        — Успокойся, — сказал Хелия, хотя у самого внутри всё клокотало.        — Это нечестно!        — Остынь. Это ни на что не влияет.       Хелия был прав, нижняя граница оценки «отлично» — девяносто три балла, но Трэвис упрямо твердил:        — Это несправедливо!        — Честный, да? — едва слышно спросил Хелия. — Справедливый? Истинный рыцарь! Давай, поучи тут всех справедливости! — и добавил ещё тише и язвительней: — За сиротку заступаешься, герой?       Трэвис вскинулся, в серых глазах мелькнуло непонимание и обида, но в ту же секунду он взял себя в руки.        — Дурак, — спокойно сказал он и посоветовал: — Сходи к доктору Галену, успокоительного попроси. Сильно дёрганный стал.       На языке крутилось много колкостей, но умение вовремя остановиться за полтора года без малого в Фонтероссе, хвала Дракону, Трэвис приобрёл. Ещё бы, с такой-то командой! Так что когда Хелия открыл дверь в свою комнату, про то, что лазарет в другой стороне, Трэвис тоже не ляпнул. Но хотелось просто до смерти.       Пластиковый ключ нашелся не сразу, у самой дальней стенки ящика письменного стола, среди огрызков карандашей, исписанных тетрадей, стертых ластиков. Хелия выхватил его как уголь из костра.       Седьмой уровень был безлюден, и нужная аудитория нашлась сразу же. Хелия мазнул ключом по сканеру и вошел, чувствуя, как бушующий внутри гнев вдруг сменился холодным исследовательским интересом. Аудиторией двадцать один «Б» оказался спортзал, маленький и банальный до скуки: полутораметровый боксёрский мешок, макивара, маты, за дверью слева — раздевалка с душевой кабиной. В раздевалке он обнаружил ещё одну дверь и хмыкнул: в чулане для снаряжения помимо вполне ожидаемого набора шестов, палок и тренировочных мечей всех видов и размеров, на четырёх полках ровными рядами в педантичном порядке выстроились глиняные горшки.       Комната психологической разгрузки, да, дядя? Губы растянула издевательская усмешка. Ну и кто тут посуду бьёт как истеричка? Неужто Кодаторта? Или ты сам, дядя?       Хелия разделся, оставшись в одних штанах, перехватил потуже длинные волосы, чтоб не мешали, вышел в зал, ещё раз осмотрелся...       Накатило странное равнодушие. Глупо, как глупо. Я что, правда буду дубасить по макиваре? А то мне тренировок не хватает... Да чего уж там. Буду. Надо бить, раз пришел. Но пошёл почему-то к боксёрскому мешку, а не к макиваре.       Он повёл плечами, прогоняя ощущение неловкой скованности, попрыгал, размялся слегка, сжал руку в кулак и ударил — формально, только обозначив. Тут же нахмурился: детский сад какой-то. Ударил сильнее — удар недостаточно сильный.       Недостаточно? Ах, недостаточно, да? Рванула рот полубезумная злая ухмылка: всегда недостаточно. Что бы он ни сделал, всегда одно и то же, всегда недостаточно... Сейчас будет достаточно! Ярость полыхнула слепящей зарницей. Рука сорвалась сама.       Боксёрский мешок он бил как злейшего врага, задыхаясь от бешеной злобы, с остервенением налетая, круша, как штормовое море крушит скалы. Не чувствуя ничего, обезумев от гнева, обрушивался градом ударов. Ещё, ещё и ещё! Ненавижу! Ненавижу!       Жизнь эту ненавижу!       Себя ненавижу! Получай! Сдохни, тварь! Достаточно? Достаточно, да?!       Нет.       Мир поплыл перед глазами, исчезая, отступая. Не оставляя ему ничего, кроме этой безумной, пылающей, клокочущей ярости: ненавижу, убью!       Хелия бил, снова и снова. Сколько? Он не помнил и не понимал. Время тоже исчезло в этом урагане гнева.       А потом вдруг изнеможение толкнуло его в спину. Закружилась голова, Хелия покачнулся, обхватил боксёрский мешок, чтоб не упасть, ударил пару раз правой, не в силах сразу остановиться, и сполз на маты — обессиленный, опустошенный.       Белый потолок. Тишина. Пустота внутри.       Хелия лежал навзничь, раскинув руки. И чего это я завёлся, равнодушно подумал он. Ну, недостаточно... и что? А ничего. Кому-то, может, и недостаточно. А мне нормально... Нормально и всё тут. Точка. На дядю обозлился, дурак... а что он мне плохого сделал?       В голове шумело. Думать не хотелось, хотелось просто валяться на матах и пялиться в потолок. Бесконечно.       Но бесконечно не получилось, он начал замерзать — конечно, так взмокнуть и улечься без движения. Хелия осторожно поднялся, слегка пошатываясь, поплёлся в душевую, открыл горячую воду, встал под душ и, подняв вверх лицо, начал ловить воду губами. Надеюсь, завтра не сдохну, подумал он.       Позже, уже у себя в комнате, Хелия достал телефон, по которому не звонил уже, наверное, года полтора, и набрал номер. Пара гудков и:        — Хелия?        — Да. Дядя... я... я возьму завтра выходной.       Пауза.        — Хорошо. Я скажу Кодаторте. Поедешь в Магикс?        — Не знаю... да, наверное.        — Зайди ко мне утром, пожалуйста. Я буду в кабинете с половины седьмого.        — Хорошо. Я зайду. До завтра, дядя.        — До завтра.       Кажется, он успел положить телефон на тумбочку, прежде чем уснул.       В полусонном солнечном луче кружились невесть откуда взявшиеся золотые пылинки, их танец наполнял кабинет Саладина каким-то странным, почти домашним уютом. И дяде с племянником, сидевшим друг напротив друга, было как-то странно, неловко, но тепло, почти как в старые добрые времена. Разговор терялся, провисал паузами, испуганно шарахаясь от любой тени едва исчезнувшего между ними напряжения.        — Домой заедешь? — спросил Саладин.       Хелия отвёл глаза.        — Нет.       Ну, конечно. Конечно, нет. Не всё сразу.        — У меня тут есть кое-что для тебя... хотел подарить. Может быть, пора?       Саладин достал подарок, положил его на стол перед племянником, и Хелия замер. Этюдник. Медленно, очень медленно, парень потянулся к подарку, скользнул ладонями по корпусу, открыл, закрыл, взвесил на руке — лёгкий, удобный, практически идеальный — и поднял взгляд на Саладина:        — Спасибо, дядя. Может быть, и пора.       Хелия шел по улицам Магикса бесцельно, никуда не спеша. Этюдник он всё-таки оставил в Фонтероссе, зачем-то прихватив с собой блокнот и карандаш. Утренние кафе, соблазняющие прохожих аппетитными ароматами и обещаниями скидок, оставили его равнодушным. Есть не хотелось, а утренним кофе его угостил Саладин. Зато пришлось зайти в магазин одежды — не таскаться же, в самом деле, по городу в курсантской форме. Чтобы беспомощно не глазеть на бесконечные ряды вешалок, выслушивая щебет консультантов о последних тенденциях моды, Хелия быстро нашёл чёрные брюки, белую рубашку и обувь по размеру, торопливо расплатился и тут же переоделся, спрятав форму в сумку, удачно подвернувшуюся в этом же магазине.       За дверью магазина его ждала свобода. Такая непонятная, непривычная и поэтому немного некомфортная, как только что купленная одежда. Свобода шумела, гудела, бибикала, пестрела вывесками, обтекала разношерстной толпой, дышала в лицо пыльным воздухом и совершенно не давала ответа на вопрос, что с ней, этой свободой, делать. Поэтому Хелия просто шёл вперёд и сам не заметил, как добрёл до Центрального парка, а когда заметил, невольно улыбнулся. Он любил этот парк.       С детства любимый вяз на берегу крошечного озерца нашёлся сразу, и Хелия сел на траву, прислонившись спиной к мощному древесному стволу, немного по-детски погладив шершавую кору. Тёплые солнечные ладони прошлись по его лицу, и молодой человек на мгновение блаженно зажмурился.       В этой части парка всегда было немноголюдно, как и в это ясное утро выходного дня. Солнце щедро сыпало в озерцо золотые блики, гонялся в кронах деревьев озорной ветерок, дёргая за хвост пёстрого воздушного змея, который что есть мочи натягивал бечёвку и рвался ввысь из рук высокого мужчины. Двое мальчишек примерно четырёх и семи лет, в клетчатых рубашках, всклокоченные и счастливые, восторженно размахивая руками, носились рядом с отцом. А почти у самой воды красивая молодая женщина читала книгу своей маленькой дочке. Их светло-русые головы в одинаковых мягких кудряшках склонились над цветными страницами, а лёгкую ткань одинаково жёлтых сарафанов нежно шевелил, собирая в плавные складки, ветер.       Хелия и сам не заметил, как достал блокнот и начал рисовать.       Девяносто четыре, девяносто пять, девяносто шесть... Джелос уже остановился и считает не за собой, с ненавистью глядя на тренажёр напротив, где тягал железо Хелия, невозмутимо, размеренно, со своей вечно каменной рожей. Да мать его за ногу, почему?! Он же тощий! Какого хрена он не устаёт?! Сам-то Джелос выдохся уже, а этот всё качает, блин. Ну почему?!       Тренер Засс перехватил его взбешённый взгляд и подошёл, насмешливо улыбаясь.        — Сила мышц, Джелос, чтоб ты знал, зависит не только от количества мяса на костях, но и от его качества. Соображаешь? Плюс сухожилия. А ещё есть такое понятие как нервно-мышечная эффективность, я объяснял вам это ещё на первом курсе, но тебе эта информация ведь ни к чему, а?       Джелос закусил губу.        — Но главное даже не это, — продолжал тренер Засс, не меняя ироничного тона.        — А что? — спросил Джелос, не отрывая взгляда от соперника. Мясо у него, видите ли, качественней. Ну-ну.        — Мотивация.        — Почему вы считаете, что она у него лучше? — вспыхнул парень.        — Потому что он думает о своём результате, а ты о чужом. У тебя психология догоняющего. Разницу понимаешь?       «Да пошли вы!», чуть было не рявкнул Джелос. Умные, блин все!       Тренер Засс усмехнулся.        — Кстати, злость и зависть тоже много энергии жрут, имей в виду. Всё, лекция окончена. Посидел, отдохнул, теперь штанга ждёт тебя, курсант. Вперёд.       Кодаторта был доволен: с тех пор, как его лучший ученик стал позволять себе выходные, достижения парня даже улучшились. Хотя нынешнее спокойствие Хелии его несколько пугало: хладнокровие в бою, конечно, здорово, но не должен мальчишка восемнадцати лет драться совсем уж без азарта. Неправильно это. Взять хоть их команду. Джелос бросается на него как на злейшего врага — не новость, эти двое чуть ли не с первого дня друг друга ненавидят... ненавидели — а Хелия не только не заводится, как раньше, так ещё и подучивает будто, как младший преподаватель, а не курсант. Удивительно, как они на заданиях обо всём этом забывают — эффективности их боевой команды только поражаешься каждый раз.       Был доволен и Саладин: их тихая война с племянником наконец-то прекратилась, они постепенно восстанавливали отношения. Да, Хелия не откровенничал, но он и раньше был к этому не склонен, зато теперь иногда мог спокойно остаться на партию в шахматы или чашку кофе, поговорить на отвлечённые темы. Разумеется, и в их индивидуальных занятиях прогресс был очевиден, но главным было не это. Мальчишка возвращался к жизни. Он снова начал рисовать.       Даже Трэвис выдохнул слегка: Джелос хоть и бесился сильнее, градус напряжения в команде круто снизился. Всё-таки с одним нервным проще, чем с двумя. Определённо.       Закат полыхал боевыми знамёнами — собиралась гроза. Вестовым налетел ветер, словно вызывал на бой поединщиком. Обойдёшься. Золотое, алое, нежно-лиловое надеялось выстоять, не сдаться армии аспидно-чёрного и свинцового, стремительным голубоватым росчеркам... напрасно. Проиграет, шансов нет.       Хелия машинально поглаживал замки этюдника, не отводя взгляда от горизонта. Он вернулся полчаса назад, оставил виндрайдер в ангаре, но к себе не пошёл. Не хотелось. Да и надо было подумать, собрать воедино все эти сумбурные ощущения и мысли, которые всё настойчивее одолевали его, не давая покоя.       Он думал о том, что, возможно, отец был не так уж и неправ, если смотреть правде в глаза. Маг из него никакой, чего душой кривить? Да и боец недостаточно хороший — кто он такой, в конце концов, чтоб сомневаться в словах преподавателей? До дядиных рамок ему не дотянуться, хоть порвись. Может быть правда быть художником — его истинное призвание, и дядя Саладин ошибся? Ну должен же он хоть раз, хоть в чём-то ошибиться?       С того самого дня, когда Хелия впервые взял выходной и выбрался в Магикс, всё свободное время он рисовал, каждую минуту, не в силах остановиться. Получив очередные «96, 96, 94» за совместную работу теперь уже от Карла Клаузе-Витца, Хелия, вместо того чтобы психовать, начеркал на преподавателя шарж. Очень саркастический. И сунул его в знак примирения Трэвису, тот изумлённо уставился на листок, потом на Хелию, расхохотался и, отсмеявшись, благодарно кивнул без единого слова. Каникулы и выходные Хелия проводил за мольбертом, а частенько брал этюдник и нёсся на виндрайдере, куда глаза глядят — самые красивые пейзажи он добывал именно так, и именно тогда чувствовал, что ему хорошо.       Было и ещё одно. Их пятёрка. Некоторые боевые команды были временными, на момент обучения. Распускали обычно самые слабые боевые группы или те, в которых были королевские отпрыски и наследники богатых кланов. Их команда, будучи абсолютно лучшей на курсе, претендовала на постоянство. Об этом даже думать не хотелось... квинтэссенция ненависти. И лучше не становилось. И в этом всю жизнь, до пенсии. А что, в работе им это не мешает. Ад. И не исправить. Если поддаться Джелосу, превратишься в вечно гнобимого, как Лео. Язву и нытика Франко проще убить, чем перевоспитать, да как и любого из них, в общем-то...       Хелия тряхнул головой: хватит. Хватит на сегодня дурацких мыслей, идти пора. Уходя, он обернулся. Аспидные тучи с рокотом душили последние сполохи золотого и алого.       На стол директора Фонтероссы бухнулась увесистая зелёная папка, сверху порхнул одинокий белый листок.        — Что это? — спросил Саладин у стоящего перед ним племянника.        — Заявление об уходе.       Саладин застыл на мгновение, потянулся костистой сухой рукой к бумаге, взял листок, пробежался глазами по ровным строчкам...        — И куда теперь?        — Академия Искусств на Мелодии. Меня там ждут.       Саладин молча разглядывал племянника. Мальчик. Хочет казаться спокойным. Получается. Никто другой бы и не заметил, как он старательно борется за то, чтобы дыхание было ровным, как заставляет себя выдерживать его взгляд...        — Ты уверен?        — Я решил.        — Хелия, мне кажется, ты совершаешь ошибку.        — Пусть. Но это моя ошибка, дядя! — и в твёрдом как сталь голосе вдруг на единственное, ничтожное мгновение мелькнуло нечто похожее на горячую мольбу. — Я должен попробовать, понимаешь?       Саладин понимал. Но смириться с этим пониманием было трудно.        — Хелия, ты лучший специалист... — начал он и тут же пожалел об этом.       Хелия выпрямился, голубые глаза яростно сверкнули.        — Я не хочу об этом говорить. И не буду. Вот! — он сдёрнул с руки лазерную перчатку и впечатал её в гладкую поверхность стола.        — Хорошо, — Саладин быстрым росчерком оставил на бумаге подпись. — Можешь уходить прямо сейчас. Вот обходной лист, сдашь кастеляну, когда заполнишь. Перчатку оставь себе, — он постарался смягчить тон. — Давай договоримся: если ты её хоть раз используешь в ближайшие три года, то восстановишься в Фонтероссе.       Хелия постарался сдержать снисходительную ухмылку — надо же, дядя упрямо надеется, что воин в нём победит художника. Смешно.        — Хорошо.       Спортивная сумка была полупустой. Немного же у меня вещей, подумал он, с усмешкой потянув бегунок молнии.        — Хелия! Куда собираешься? — в дверях появился Лео, сияя своей обычной непосредственной улыбкой.        — Ухожу, — коротко ответил Хелия.        — В смысле?        — В прямом. Я ухожу из Фонтероссы.        — То есть как — уходишь?! — Лео ошеломлённо посмотрел на него, обвёл глазами комнату, стремясь найти хоть малейшее подтверждение тому, что товарищ его разыгрывает. Впервые за два года.       Тщетно. Полуоткрытые дверцы зияющего пустотой шкафа. Полки без учебников. Кровать без постели. Заполненный обходной лист на столе.        — Так, — Хелия закинул сумку на плечо, взял этюдник.        — Но... — не сдавался Лео, — ты не можешь!       Хелия потянулся за обходным листом, но Лео перехватил бумагу первым.        — Ты не можешь, — повторил он уверенней, будто обходной лист в руках придал ему силы.        — Почему? — голос уже бывшего специалиста был непрошибаемо спокоен.        — А как же наша команда? — растерянно, с надеждой спросил Лео.        — Без меня. Отдай бумагу.        — Не отдам! — разозлился парень, отдергивая руку и почти сразу же перешёл на крик: — Трус! Предатель! Ты специально решил удрать в выходной, когда никого не будет!       Дождался, подумал Хелия. Глубокий вдох, медленный выдох. Он сделал шаг вперёд, глядя прямо в глаза товарищу по команде. Невыносимо, нечеловечески хотелось заорать в ответ, но он заговорил тихо, медленно, тщетно пытаясь скрыть напряжение в голосе.        — Вот как? И кого же я предал, а, Лео? Боевое братство, команду, где Джелос ненавидит всех, Трэвису на всё плевать, а Франко постоянно ноет, что из-за директорского племянничка его команде достаются самые сложные задания, да ещё и учителя оценки занижают? Радуйтесь, теперь полегче станет... или ты боишься, что некому за тебя заступиться будет, когда Джелос доставать начнёт? — Лео дёрнулся как от удара и сделал шаг назад. — Так пора повзрослеть, Лео! Реши уже эту проблему как-нибудь сам, в конце концов, здесь военная академия, а не детский сад. Кого я предал, Фонтероссу?! Думаешь, не вижу, что у половины академии я поперёк горла? — вколачивая слово за словом, Хелия теснил парня к двери. — Или ты считаешь себя вправе диктовать, как мне надо жить? Отдай обходной, - листок бумаги выпорхнул из ослабевших вдруг пальцев, — спасибо. Теперь дай мне пройти. Пожалуйста.       Лео посторонился, выпуская его из комнаты.        — Спасибо. До свидания, Лео.        — Я думал, ты мой друг! — выкрикнул Лео ему в спину.       Хелия остановился. Медленно обернулся.        — Прости, что не оправдал твоих ожиданий, — сказал он и повторил: — До свидания, Лео.        — Трус! Слабак!        — Ты забыл «директорский племянничек», — напомнил Хелия, не оборачиваясь.        — Да иди ты к чёрту!       Кодаторта стучал трижды, но ему не открыли и не откликнулись, поэтому на свой страх и риск он вошёл в кабинет Саладина самовольно. Директор стоял у окна, неотрывно глядя куда-то вдаль.        — Входите, Кодаторта, — запоздало сказал он, не оборачиваясь.        — Что случилось?        — Хелия ушёл.       Кодаторта остолбенел. Не может быть! Почему?! Лучший курсант из лучшей боевой команды... у него ж всё наладилось, разве нет? Вы шутите, хотелось ляпнуть ему, но какие уж тут шутки...        — Заявление на столе.       Кодаторта подошел, посмотрел — уже подписано. Проклятье!        — И куда он? — в голове не укладывалось!        — Откройте папку, — вместо ответа приказал Саладин.       Толстенная папка на столе была единственной, не ошибёшься. Кодаторта развязал тесёмку и едва сдержался, чтобы не отпрянуть: из открытой папки на него пялилась его собственная рожа. Во всяком случае, в сходстве сомневаться не приходилось. Кодаторта никогда не разбирался в живописи, а на какую-нибудь выставку его можно было загнать только по приговору суда, но ему понравилось. Он отложил свой портрет в сторону и начал перебирать рисунки. Десятки. Чёрно-белые и цветные, нарисованные — как они там говорят? В разной технике и разными материалами? Чёрт их разберёт, этих художников! Виды Фонтероссы, драконы... ага, это, наверное, Чёрное Грязевое... горы, берег Рокалуччи, грозовые облака над Торренуволой, преподаватели, однокурсники, ваза с цветами — надо же, как живые... яблоки на тарелке — даже во рту сладко стало. Нет, ну прекрасно, конечно, не поспоришь, но это же баловство!        — Почему вы его не остановили?       Саладин не отвечал.        — Саладин?        — Я вырос на Андросе, — сказал он наконец. — Океан, лес, скалы... друзья, девочки... свобода. Дед с бабкой за свою науку с меня три шкуры драли, но я был свободен. Абсолютно свободен. И счастлив. И все решения принимал всегда сам. У Хелии ничего этого не было, только требования, труд и... — он махнул рукой, ещё сильнее ссутулившись. — У него не было детства, а теперь вы хотите, чтобы я лишил его юности и права строить свою жизнь самому?       Саладин говорил, а Кодаторта всё перебирал рисунки, разглядывая. Надо же, когда мальчишка всё успевал? На дне папки Кодаторта увидел большой конверт со своим именем.        — Кажется, это мне, Саладин, — полувопросительно сказал он.        — Ну так откройте, — Саладин подошёл к столу.       В конверте был цветной рисунок: Кодаторта стоял во весь свой немалый рост рядом с любимой виверной, доверительно трогающей острой мордой его шею. Мужчина рассмеялся, качая головой:        — Прямо семейный портрет, подумать только! — потянулся за выпавшим из конверта блокнотным листком, поднял его и вслух прочёл: — «Спасибо за всё».        — Молодец мальчик, — сказал Саладин. — Горжусь.       До космопорта Хелия добрался быстро, насколько это понятие применимо к общественному транспорту. Всё вообще складывалось довольно легко и даже как-то стремительно. Хелия готовился к долгому, изматывающему разговору, возможно даже ссоре с дядей, а тот его отпустил почти без возражений. Заполнить обходной и забрать документы тоже получилось быстро, билет на Мелодию нашёлся как по волшебству, хотя тут, разумеется, никакой магии не было — всего лишь полупустой звездолёт, удобный рейс и немного везения.       Он уже подходил к стойке регистрации, как вдруг услышал:        — Хелия!       К нему подбежал запыхавшийся Трэвис, с шлемом от виндрайдера подмышкой. Лео раззвонил, хмуро констатировал Хелия. Он стиснул зубы и приготовился выслушать то, что уже выслушал от Лео, но Трэвис молча смотрел ему в глаза испытующим взглядом, а потом вдруг сказал:        — Удачи тебе.        — Спасибо.       И они пожали друг другу руки, не сказав больше ни слова.       У трапа звездолёта Хелия на мгновение замешкался, и пахнущий металлом тёплый ветер ударил ему в лицо. Бывший специалист улыбнулся и шагнул навстречу своей новой жизни.