Солнце для феи цветов

      Посетительское кресло в кабинете директора Фонтероссы сварливо поскрипывало и жалобно охало, когда Кодаторта начинал в нём раскачиваться, пытаясь усмирить натянутые до предела нервы: директор Саладин вернулся десять минут назад. Бледный, видимо, от усталости, собранный, будто шёл в бой и... не один: привёз с собой мальчишку лет шестнадцати, высокого, черноволосого, с отсутствующим взглядом голубых глаз:        — Кодаторта, познакомьтесь, это Хелия, мой племянник и ваш курсант. Прошу вас ждать меня в кабинете, я буду там через пятнадцать минут.       Вот Кодаторта и ждал, мучая кресло. Многолетний опыт истерично вопил, что вид директора ничего хорошего не предвещает, и это ещё очень мягко сказано. Да и пацан этот странный, погруженный в себя... хотя рукопожатие у него железное, не отнять... чёрт возьми, где шеф?! А, нет, ещё три минуты. Ждём. Кресло охнуло и тут же раздражённо заскрипело.       Саладин появился минута в минуту, стремительно вошёл в кабинет, жестом остановил встающего Кодаторту, сел напротив и без промедления начал:        — Кодаторта, мы знаем друг друга уже много лет.        — Больше двадцати, — сам не понимая зачем, уточнил Кодаторта.        — Больше двадцати, — повторил Саладин. — И вы знаете, что я не говорю о личном.       Кодаторта кивнул. За все эти годы Саладин ни разу не обмолвился о семье, его частная жизнь была тайной за семью печатями. Кодаторта как-то слышал, что когда-то давно вроде бы Саладин был женат, а потом то ли разошелся с женой, то ли овдовел, но шеф молчал, а собирать досужие сплетни — низость, недостойная мужчины. Об остальных родственниках и вовсе никто из преподавателей не знал, да и в принципе военная академия — весьма неподходящая среда для слухов.        — Четыре часа назад закончилась панихида по родителям Хелии, они погибли. Теперь я его единственный родственник и опекун, — Саладин говорил отрывисто и быстро, не позволяя Кодаторте вклиниться с таким никчёмным и таким нелепым «соболезную», — и я принял решение, что мальчик будет учиться здесь. Оставить его одного невозможно, поэтому он будет жить и тренироваться вместе со вторым курсом, пока не закончится набор.        — Со вторым?!        — Да, Кодаторта, со вторым. Он не случайный мальчик с улицы, а мой племянник, его учителем был мастер Шим, это имя вам знакомо?       Ещё бы. Кодаторта даже позавидовал мельком — легенда!        — Не жалеть. Когда не будет групповых тренировок, будут индивидуальные, со мной или с вами. Свободного времени у него должно хватать только на еду и сон. Мальчику надо помочь.        — А вы уверены, что это поможет? — странная помощь: загонять пацана до полусмерти.        — Мне помогло.       Слова упали гулко и тяжело. Саладин откинулся на спинку кресла, устало запрокинув голову и опустив плечи, и Кодаторта вдруг отчётливо понял, что его начальник, грозный директор Фонтероссы, при одном звуке голоса которого уважительно замирала вся академия, от курсантов и преподавателей до драконов в стойлах — старик. Маленький, костлявый, хрупкий, до рези в глазах седой и бесконечно одинокий. Сколько же было потерь в его жизни?        — Будут особые распоряжения, — голос снова набрал силу и темп, вышвыривая вон непрошеную слабость. — До моего приказа его не следует ставить в спарринги и подпускать к электронным тренажёрам. Это ясно?        — Да, сэр! — машинально откликнулся Кодаторта, но тут же, поражённый смыслом приказа, выдохнул: — Саладин... что ещё не так с мальчиком?        — Он маг, которому подавляли дар. У мальчика идеальный самоконтроль, но по причине стресса возможно его ослабление...        — Саладин! — и он так просто об этом говорит?!        — За кого вы меня принимаете, Кодаторта? — рявкнул Саладин. — Вы думаете, я не понимаю, что делаю? Что мне наплевать на риски и моих курсантов? У старика с горя ум за разум зашёл, маразм начался?! Выполнять!        — Есть, сэр! — Кодаторта вскочил, вытянувшись по стойке «смирно», а потом, немного помолчав, добавил тихое: — Простите.        — И вы меня простите, Кодаторта... это непросто. Вероятность срыва у мальчика ничтожно мала, но исключить надо любой шанс, — Саладин помолчал. — И, к сожалению, я вынужден просить вас о дополнительных занятиях и переносе либо отмене отпуска. Разумеется, все неудобства будут компенсированы материально. Это личная просьба, Кодаторта. Да присаживайтесь, наконец! — с раздражением дёрнул он рукой.       Кодаторта сел. Взял со стола лист бумаги, покрутил в руках, положил обратно, собираясь с духом.        — Раз уж мы заговорили о личном, Саладин. Вряд ли вы помните, но впервые мы встретились задолго до того, как вы пригласили меня преподавать...        — Я помню, — возразил Саладин. — Сколько вам тогда было? Шестнадцать?        — Около того. Так вот, вы были моим кумиром. Я и мечтать не смел, что когда-нибудь буду работать вместе с вами, но свершилось. Больше того, вы приблизили меня к себе, сделали заместителем. Вы доверяли мне и верили в меня, шли годы, и я имел наглость вообразить, что стал вашим другом. Видимо, зря.        — Вы и есть мой друг, Кодаторта.        — Друзьям не платят за личные услуги. Я не возьму денег за отпуск и сверхурочные, Саладин.        — Мальчик мой, — и Кодаторта Ужасный, гроза Фонтероссы, здоровенный мужик сорока с лишним лет, обомлел от терпеливой мягкости в голосе начальника, — я прошу вас как друга — да, друга! А денег предлагаю как преподавателю за сверхурочные и потерянный отпуск — вы же будете выполнять преподавательскую работу, верно? Я не хотел обидеть вас, Кодаторта.        — Простите, Саладин. Веду себя, как мальчишка. Пожалуй, мне пора.        — Мой брат был вашим ровесником, — вдруг сказал Саладин.        — Простите, — тихо повторил Кодаторта.        — Ты кто? — внимательные серые глаза разглядывали его в упор.       Хелия пожал плечами, с трудом представляя, что он должен ответить.        — Угу. Ну и на кой ты нам? — не отставал рыжий.       Остальные молчали, наблюдая за ними, кто прямо, кто искоса, делая вид, что происходящее их не интересует.        — Меня не спросили.       Кодаторта только что привёл его в казарму к бывшим первакам, нынешнему второму курсу, сухо назвал имя вытянувшимся во фрунт курсантам и сказал, что ближайшие два месяца Хелия будет тренироваться с ними, потом переведут. Не ваше дело, куда. Отставить разговорчики! Через десять минут тренировка на арене.        — Ну-ну, — рыжий одобрительно усмехнулся. В голосе новичка не было ни страха, ни вызова. — Значит так, салабон, правила простые: не высовываешься, команду назад не тянешь. Накосячишь — ответишь. Гарантирую. Усёк?        — Вполне, — с языка чуть не сорвалось едкое «так точно, сэр!», но он удержался.        — Вали одеваться, Кодаторта за опоздание по головке не погладит.       Двужильный он, что ли, удивлялся Хелии Кодаторта. А потом вспоминал: мастер Шим. Получал укол зависти и переставал удивляться. Мастер Шим покинул Светлый Камень всего лишь за пару месяцев до того, как Кодаторту допустили к тренировкам. Его преемник, брат Луций, способный даже дроидов с Зенита заставить рыдать от изнеможения, вспоминал о мастере не иначе как с благоговейным ужасом.       Да уж, подготовка что надо. Сколько же и как этот пацан впахивал? Выносливый, чёрт, не отстаёт — физуха вполне на среднем уровне второго курса, стрельба, виндрайдеры, пожалуй, даже выше среднего. Вступительные испытания прошёл бы играючи. Эх, посмотреть бы, чему его мастер Шим научил, но Саладин выжидает пока... ладно, успеется. Ну спокойный же парень, даже, пожалуй, для своего возраста слишком. И с ребятами, хвала Дракону, тихо, не лезут. Похоже, ближайшие полтора месяца можно вздохнуть свободно.        — Хелия.       Он остановился, слушая полумрак в узком коридоре старого замка Фонтероссы: там, за углом слева. Не очень-то и прячется.        — На пару слов.       Рыжий Дерек шагнул из тени, обнаруживая себя, махнул рукой, мол, идём; пошёл вперёд, не оборачиваясь, уверенный, что Хелия следует за ним.       Хелия шёл. А что ему ещё оставалось делать? Бежать обратно в дядин кабинет с криком «помогите»? Упереться — не пойду, давай здесь поговорим? А смысл?       Сквозняк пронёсся по пустому коридору, тронул холодной рукой: осторожно! Да плевать. Вообще. Мысли в голове ворочались вяло, словно нехотя от усталости — отбой был полчаса назад. Так куда ведёт? Бить? Вряд ли, Дерек без повода не будет, а хоть и... плевать. Пусть хоть убивают. Всё равно это не жизнь. Притуплённое восприятие бастовало, подчиняясь гулкой пустоте внутри, в которой эхом — отзвук виолончели. На всё плевать.       Коридор, другой... арена? Ну и для чего? А с другой стороны, отличное место для разговора: огромное открытое пространство, затаиться негде, гарантированно никто не подслушает. Юный месяц, тонкий и нахальный как курсант-первогодок, сунулся было полюбопытствовать, да так и скрылся с досадой за облако — бесполезно.        — Падай, — сказал Дерек, слегка поёжившись от ночного холодка, — в ногах правды нет, — и сам уселся, скрестив ноги, прямо посередине арены.       Хелия последовал его примеру.        — Теперь повторю вопрос: кто ты такой?       Идиотский вопрос.        — А ты?       Дерек усмехнулся.        — Понял. Ладно, зайдём с другой стороны. Сейчас от директора шёл?        — Да.        — Поздновато. Да и слишком уж часто ты туда мотаешься.        — Вызывают.       Вечера в директорском кабинете были похожи как близнецы: обычная учёба, только и всего. История магии, теория магии. Экзамен каждый день, иной раз разбавляемый партией в шахматы, проходящей в гробовом молчании. Наверное, надо было поговорить, но они не могли.        — Понятное дело, — хмыкнул рыжий. — Вопрос в том, почему. Поначалу я думал, что ты засланец, ну, присмотреть за кем-нибудь из нас, разузнать, но это откровенная тупь. Во-первых, бессмысленно — было бы под кого копать. Во-вторых, ты в гробу нас всех видал, реально. Чтоб вынюхивать, надо стать своим, втереться. Значит, либо дело не в этом, либо ты бездарь. Бездарей Саладин не держит, это все знают. Так кто ты?        — Курсант. Просто начал раньше.        — Простые курсанты раньше не начинают и к директорам без конца не таскаются. И да, вступительные даже принцы сдают, а ты нет. Хотя сдал бы их, не напрягаясь. Почему-то ты вместо этого пашешь с нами, а по-честному, местами даже больше нас. Отдельно с Кодатортой тренировки, с Саладином, опять же...       Разговор начинал надоедать, более того, тихо подбешивать, хоть Дерек и не давил, а всего лишь пытался докопаться до правды. Голова гудела, глаза уже слипались, мышцы ныли после дня тренировок, а завтра в половине шестого снова подъём и рыканье Кодаторты.        — Расколоть меня решил? Узнать, что за тайна такая? — Хелия вздёрнул подбородок. — Ты разочаруешься. Я правда просто курсант, а вступительные не прохожу по семейным обстоятельствам, — последние слова отдавали затхлой гнилью казённой бумаги.        — Врёшь. Плевал Саладин на семейные обстоятельства.        — Если только это не его семья.        — Драконью бабушку! — поражённо охнул Дерек и тут же опомнился: — Кто он тебе? Дед, что ли?        — Дядя, — коротко ответил Хелия и едко добавил: — Я здесь по блату.        — Да уж... блат... лучше пять раз подряд вступительные пройти... честно. Слушай, зачем?!        — Ты глухой? Семейные обстоятельства. Извини, объяснять не буду. Если у тебя всё, то пойдём уже, — Хелия поднялся на ноги.        — Скажи, — вдруг спросил Дерек, когда они уже уходили с арены, — каково это, быть племянником Саладина?        — Ещё один тупой вопрос. Тупее, чем «кто ты». Что ты хочешь услышать в ответ?        — Ну... не знаю. Это ж Саладин! «Круто» или, там, «адово».        — Вот и выбери сам. Я не знаю, что ответить. Правда, не знаю.       Второй курс ушёл из казармы вчера. Довольные, гордые — ну, наконец-то! Уже не салажня — полноправные специалисты, разбитые на боевые команды по четыре, пять или шесть человек, в зависимости от специализации. Идут, занимают положенные им квартиры: общая гостиная и пара-тройка комнат на двоих или одного счастливчика; всё новенькое, непривычно просторное после казарменной тесноты. А зелёным первакам добро пожаловать в казарму. Знакомьтесь, ребятки, общайтесь, притирайтесь друг к другу; выясняйте, кто круче — за драки в первом семестре ещё никто отсюда не вылетел. Покажите себя, мы за вами понаблюдаем, а во втором семестре пробовать начнём уже в командной работе, постоянно варьируя комбинации, пока не слепим из вас нечто похожее на полноценную боевую команду. Тогда сдавайте экзамены и идите, гордые, по квартирам, оставляя ряды двухъярусных коек соплякам из очередного набора.       Торчать в казарме одному было непривычно. Надраенное, сверкающее чистотой помещение, в торжественной тишине ожидающее прибытия свежего пополнения, заставляло чувствовать себя инородным элементом, лишним винтиком в отлаженном механизме военной машины: одни уже ушли, другие ещё не пришли; с утра тренировка со вторым курсом, после обеда занятия с первым — ни там, ни тут. Хуже всего было образовавшееся в честь приёма первокурсников свободное время — Хелия попросту не знал, что с ним делать. Из казармы не выйти — сейчас однокурсники подвалят, очередная глава из «Углубленного курса истории магии» уже выучена назубок, а забегать вперёд и браться за новую не хотелось. Хелия прошёлся вперёд-назад между рядами коек, вернулся к своей, сел, открыл тумбочку, достал карандаш, блокнот... Сколько он не рисовал? Наверное, с того дня как...       Вдруг вспомнилось: они с отцом всегда покупали по два таких блокнота, развлекались во время долгих перелётов на Линфию, рисуя портреты и шаржи на пассажиров в соседних креслах, пока мама читала или спала. Её всегда одолевал сон в звездолёте... а папа говорил, что труднее всего нарисовать шарж на красивую женщину. Они рисовали в разных техниках, на время и по памяти: всмотрелся, отвернулся, начал. Иногда даже друг друга, когда попутчиков не хватало. Папа...       Карандаш в руке бессильно дрогнул и опустился на так и не раскрытый блокнот, пропадая в утробе ящика. Не могу, понял Хелия. Не могу. Медленно вдохнул, силясь проглотить подступивший к горлу едкий ком, зло закусил кончик тугой косы, заплетённой для тренировки, отшвырнул его за спину, закрыл ладонями лицо...        — О! Кто это у нас тут? Дейв, ты знаешь этого парня?        — Не-а, — с ленцой в голосе ответил парень с длинной пурпуровой чёлкой.        — А ты, Мики? — допытывался парень, ввалившийся в казарму первым.       Среднего роста, коренастый, кирпично-рыжие волосы топорщатся коротким ёжиком — что им, рыжим, борзоту без очереди раздают, что ли?        — Откуда, Трэв? Его ж не было на вступительных, — хохотнул Мики, предвкушая потеху.       «Один, два, три...», медленно начал считать про себя Хелия.        — Ну так я вам сейчас скажу, что это за зверушка: чтоб вы знали, это ж элита Фонтероссы! — издевательски тянул слова Трэвис, приближаясь.       «... четыре, пять...»        — Это у нас целый директорский племянничек! — продолжал ёрничать рыжий. — Ему пахать как нам ни к чему...       «...шесть, семь...»        — ...ему мамочка косичку заплела и отвела за ручку к дядюш...       Никто даже не успел понять, что произошло.       Хелия молнией сорвался с места.       Удар, захват, удушающий. Легко, как на тренировке.       Ярость в серо-голубых глазах рыжего сменилась диким животным страхом, сдавленный хрип, и густая россыпь коричневых веснушек уже не кажется такой яркой на краснеющей роже.       Неведомая сила отшвырнула их друг от друга как котят.        — Щенки! — оглушающе загремел Кодаторта, так, что дрогнули стены. — Зайти не успели!! Ты и ты! Неделю драконье дерьмо разгребать будете! Оба!        — Есть, сэр! — отчеканил Хелия.       Кодаторта повернулся к пытающемуся продышаться курсанту:        — Не слышу!        — Есть, сэр, — просипел, держась за горло, Трэвис.       Кодаторта обвёл взглядом ошеломлённую толпу новичков и рявкнул:        — Р-разойтись! Занимайте места, построение через час. И если за этот час ещё хоть одна драка, все пять лет у меня из сортиров не вылезете. Вам понятно?        — Так точно, сэр! — хором гаркнула обалдевшая толпа.       Ненавижу первый семестр, подумал Кодаторта. Ненавижу.       Уход за драконами — прерогатива старших курсов, первокурсникам достаётся только чистка стойл, которую можно было бы и автоматизировать, как практически всё в Фонтероссе, но надо же чем-то воспитывать дерзких перваков, если слова им как об стену горох, а от отжиманий они только крепчают. В принципе, ничего сложного. Надеваешь прорезиненный костюм — аромат у драконьего дерьма тот ещё, да и едучее оно — смотришь, на месте ли виверна, если да, врубаешь гипноустановку, и тварь топает в специальный отсек. Теперь главное не забыть этот отсек закрыть и вуаля! — лопата, скребок, тачка, шланг, щётки. Вкалывай на здоровьице, товарищ курсант, учись работать головой, пока работаешь руками. У тех, кто умеет, сейчас свободное время.       Пацаны, небось, в Магикс маханули, собирались же. Трэвису от злости хотелось что-нибудь пнуть, хотя пинать надо было себя: вот о чём он думал, когда с порога наезжать начал? На что рассчитывал? На то, что племянник Саладина слабаком окажется? Не, это ж надо таким дебилом быть, чтоб в первый же день так вляпаться?!        — Первый день и уже взыскание? — голос директора не предвещал ничего хорошего.       Трэвис как вкопанный замер у входа в стойла, вглядываясь в тёмный после слепящего солнечного света коридор. Саладина не было видно. Значит, не ему, фу-у-ух! Парень осторожно заглянул внутрь, повертел головой, стараясь сильно не высовываться. Ага, вон они, слева... родственнички.        — Так точно, сэр.        — Я надеюсь, ты понимаешь, что взыскания не должны отражаться на твоей успеваемости? Это касается и индивидуальных занятий со мной. Что бы ни произошло, здесь послаблений никто и никогда делать не будет.        — Да, сэр.        — Отлично. Сегодня «Теория магии», параграфы с седьмого по одиннадцатый.        — Я помню.        — Хелия...        — Разрешите приступать?        — Приступайте, курсант.       «Фигассе отношения», — оторопело подумал Трэвис.       Следующим вечером Трэвис и Хелия молча смотрели, как их однокурсники собираются на ежегодный бал в Алфее, посвящённый началу учебного года. Казарма радостно и предвкушающе кипела, возбуждение выплёскивалось через край смешками и словесной пеной.        — А какие там феечки, м-м-м, мы вчера в Магиксе встретились с одними...        — Эй, а правда, что все феечки носят розовые трусики?        — Ага, алфейская униформа!       Дружное ржание.        — Проверим, парни!        — Эй, Трэв, небось завидуешь?        — А чё ему завидовать, — двухметровый качок Джелос хмыкнул, поправляя брошь-застёжку на плаще, пока ещё белую — знак первокурсника. — Сдались ему феечки, они и сами друг друга в стойлах утешат.        — А ну повтори, что сказал, — Трэвис побледнел от гнева, поднимаясь с места.       Хелия успел первым. Молча, без лишних вопросов и пацанских ритуалов «повтори, чё сказал?!». Джелос встретил его довольной улыбкой и хуком справа: ждал. Только вот у Хелии хватало ума понять, что его ждут. Растащили их свои же, едва успели до прихода Кодаторты, но на бал в Алфею Джелос не попал: вальсировать со сломанным ребром и разбитой мордахой всё-таки неудобно, да и некомильфо, чего уж там. Доктор Гален оставил его в лазарете на сутки, благословляя магию исцеления и зенитовские технологии, ибо тренироваться с переломом ребра ещё несподручней, чем вальсировать. Кодаторта, матерясь про себя, повёз курсантов в Алфею, а Хелия, меньше пострадавший в драке, отправился драить стойла. Кодаторта накинул ему ещё неделю, а Джелосу вкатил наряд по кухне. От греха подальше.       Трэвис искоса поглядывал на Хелию, орудуя скребком. Он наблюдал всю неделю. Директорский племянничек никого не задевал, не выпендривался и ни на что не претендовал. Не старался доказать свою крутизну, просто выкладывался на тренировках по максимуму. В друзья он никому не набивался, жил своей жизнью, отдельной от курса. В столовой ел, что дают, после занятий шёл отбывать повинность в стойлах, не ныл, не жаловался, хотя остаток свободного времени съедался, судя по всему, дополнительными занятиями и подготовкой к ним. Джелос, выйдя из лазарета, попытался продолжить прерванный однокурсниками разговор один на один, без свидетелей. После этого он вновь попал в лазарет, а Хелия получил ещё неделю работы в стойлах и, судя по тому, как иной раз морщился во время работы или на занятиях Кодаторты, разговор вышел непростым.        — Хелия, — это было чертовски трудно, просто нереально.       Хелия обернулся. Работу они закончили только что, стойла сверкали чистотой, оставалось сложить инвентарь.        — Ты...это... извини, — еле выдавил из себя Трэвис.        — Всё нормально, — Хелия продолжал укладывать вымытый костюм, бьющий в нос запахом моющего средства и резины.        — Правда, извини, — настаивал Трэвис. — Ты норм, вообще... Просто понимаешь... эти вступительные, они правда очень тяжёлые, а тут ты без них, типа по блату, ну я и сорвался — обидно, понимаешь?        — Понимаю. Бывает.        — Давай забудем? — Трэвис протянул руку. — Мир?        — Мир, — ответил на рукопожатие Хелия.        — Слушай, — продолжал приободрённый мировой Трэвис, — а чего ты тогда завёлся-то так? Я думал всё, кранты, убьёшь меня, — он поёжился, вспоминая вспышку боли и искажённое гневом лицо однокурсника.       Хелия молчал так долго, что Трэвису показалось, он не ответит.        — Мои родители умерли два месяца назад.        — Ох ты ж... я не знал, прости.        — Никто не знает, — Хелия отвернулся к шкафчику, закрывая дверцу. — Не говори никому. Пожалуйста.        — Клянусь!       Дверь директорского кабинета раздражённо клацнула за Кодатортой — повежливей, громила!        — Кофе, Кодаторта? — обернулся к нему стоящий у окна Саладин.        — Будьте добры, — Кодаторта буквально рухнул в кресло.       Саладин всегда варил кофе сам. И каждый раз наблюдая за тем, как его шеф неспешно достаёт из ящиков стола витиевато украшенную джезву, маленькую ручную меленку, пакет с тёмными зёрнами, аромат которых в одно мгновение заполнял кабинет, крошечные белые чашечки и непременный стакан для воды; как методично размалывает в мельчайшую пыль кофейные зёрна, мановением руки материализует на столе противень с песком, чарами разогревая его до нужной температуры, каждый раз Кодаторта думал, что весь этот ритуал для шефа своего рода медитация не уступающая монастырским, да и для него самого созерцание этого процесса превратилось в такую же медитацию. Самое то, чтобы прийти в себя. Проклятый первый семестр.        — Как вам новый набор, Кодаторта? — спросил Саладин, наливая кофе.       Кодаторта осторожно взял хрупкую чашечку, придвинул к себе поближе стакан с водой — кофе был настолько крепким, что не запивать его водой он просто не мог — и исподлобья глядя на шефа, проговорил:        — Очень старательные ребята. Очень. И выносливые. Обычных тренировок им мало, как не нагружай, в личное время тренируются дополнительно. Неуклюжие немного, но это ничего, поначалу все курсанты такие.        — Насколько я помню, позапрошлый первый курс в первом семестре постоянно натыкался на мебель, а нынешний пятый спотыкался. Ноги после тренировок не держали, — в тон откликнулся Саладин.        — И знаете, кто самый старательный? — в голосе Кодаторты послышался скрытый рык, и чашечка в его руках задрожала.        — Догадываюсь. А вы ждали, что мой племянник сахарной куколкой окажется? Меня самого из университета дважды чуть не вышибли за драки, — Саладин был спокоен.        — Две недели. И месяц нарядов по стойлам. Рекорд. Ещё одно взыскание, и я буду вынужден отправить его в карцер.        — Отправляйте, если считаете нужным. Что в остальном?        — Безупречен, — вздохнул Кодаторта, сделав глоток.        — После утренней тренировки отправьте его ко мне в кабинет.       Не завидую парню, подумал Кодаторта, уловив интонации Саладина.       Разбуженное солнце, лениво позёвывая, томно скреблось в окна гудящей, как улей, Фонтероссы, а взбодрённые утренней тренировкой курсанты уже готовились к лекциям. Некогда разлёживаться. Не положено.       Директор Саладин прошёлся по кабинету и застыл у стола, не зная, с чего начать разговор. Вот он, племянник. Стоит, волчонком исподлобья смотрит.        — Если тебе так по душе работа ассенизатора, я могу перевести тебя из курсантов в чернорабочие, — сказал он наконец.       Хелия молчал.        — Все эти парни — кто они тебе?       Молчание.        — Может быть, их мнение имеет для тебя какое-то значение?       Тишина. Тяжёлая, вибрирующая от напряжения тишина.        — Ты уже не ребёнок, Хелия. Укроти своих демонов, племянник.        — Есть, сэр! — почти прозвучала издёвка.       Саладин потянул на себя верхний ящик стола, не сводя с племянника пристального взгляда.        — Седьмой уровень, аудитория двадцать один «Б». Комната психологической разгрузки, — кусочек желтого пластика проехал по столу. — Трёхуровневая защита от магического воздействия, можешь не сдерживаться.        — Без этого справлюсь, — насмешливо, хрипло, с вызовом ответил племянник.        — Будем на это надеяться. Но на твоём месте ключ я бы всё-таки взял, просто на всякий случай.        — Справлюсь, — упрямо повторил Хелия.        — Возьмите ключ, курсант. Это приказ.        — Слушаюсь, сэр.        — Всё, ты можешь идти.       Двери закрылись почти неслышно.       В стойлах было тихо и пусто — всех виверн забрали на тренировку третьекурсники. Настолько тихо, что звук падающих капель в душевой казался оглушительным, отражаясь от стен громким эхом. Кран подтекает, плохо. Надо сказать завхозу.       Кап, кап. Странный, тревожащий ритм. Размеренный, быстрый, словно биение сердца, словно предупреждение...       Перехватив ещё влажные волосы ремешком, Хелия потянулся за ключом от подсобки и вдруг замер на середине движения, прислушиваясь: что-то было не так в этой тишине. Что-то неправильное, зловещее... слишком тихо?       Нет, какое-то движение, шаги.       Надо успеть. Хелия стремительно выхватил из угла щётку на длинной ручке. Хорошая щётка, крепкая. Можно и пол вымыть, а можно и врезать как следует. Вышел в центр комнаты, чтоб было где развернуться: добро пожаловать, дорогие гости!       Пятеро. И впереди, понятное дело, Джелос. Они стояли у входа, примериваясь к добыче и то, что добыча сама их ждала, вооружившись, в их планы явно не входило.       Хелия угрожающе крутанул в руках щётку и едко осведомился:        — Что, Джелос, сам не справился, группу поддержки привёл? По-честному слабо оказалось?        — Заткнись...        — Сам заткнись! — ярость хлестнула плетью. — Вы-то что за ним попёрлись? Он слабак, один не справляется, вас подпряг. Оно вам надо? Что вы ко мне привязались? В чём проблема? Я что, куда-то лезу без очереди, а, Гленн?        — Нет, — буркнул Гленн, не отрывая взгляда от щётки. Неделю назад он пролез на раздачу в столовой вперёд Хелии, а тот всего лишь молча посторонился, пропуская его.        — Привилегии у меня какие-то, Илирис?        — Нет.        — Или, может, я чьих-то родственников оскорбил, Дэйви?       Дэйви скривился как от боли. На днях он нарвался сам, обозвав отчитавшего его Саладина старым козлом — когда тот уже ушёл, разумеется — а потом заметил замершего Хелию и громко повторил. Зря.        — Нет, — потупился Дэйви. Честно говоря, ему было стыдно.        — Тогда что? Развлечься пришли?! Попробуйте! Только я вам не мальчик для битья, легко не будет.       Парни не двигались. Джелос кусал губы в тихом бешенстве: всё не так, проклятье, всё не так, как он задумал!        — Хотя — нет, — вдруг сверкнул глазами Хелия. Ярость вдруг стала ледяной как глубины космоса. — Развлекайтесь. Давайте. Впятером на одного. Как истинные рыцари Фонтероссы. Будет что вспомнить перед присягой. Налетайте, — он протянул руку вперёд и разжал пальцы. Щётка с громким стуком ударилась о кафельный пол, несколько раз подпрыгнула мелко и в ужасе замерла. — Не стесняйтесь, я даже отвернусь. Бейте! — Хелия развернулся, чувствуя, как взгляды упёрлись ему в спину. — Ну?!       Шаги за спиной. Всё тише и тише.       Ушли.