Nothing Lasts Forever

      Полуденное солнце ударило по глазам своим безосновательным оптимизмом — да, сдвигать жалюзи было плохой идеей. Я недовольно поморщилась, но нужно было впустить немного света в уютный полумрак кухни, чтобы вернуться в реальный мир. Я стояла у окна с кружкой какао в руке и размышляла о том, что же мне делать дальше. Джейн и я занимались любовью всю ночь. Точнее, занималась она, а я ввиду своего неумения лишь старалась помогать, поэтому под утро Джейн как-то незаметно уснула. Моё внезапно проснувшееся либидо совсем её измучило. Да уж, увидел бы меня такой Том — не поверил бы…       Том.       Я не смогу вернуться в его дом и делать вид, будто ничего не произошло. Не смогу пойти на эту сделку с совестью. А что будет с Джейн? С нашей дружбой?       Она неслышно вошла, но я почувствовала её присутствие, стоя к ней спиной. Я могла бы забыть это, будь наша связь случайностью или интрижкой от нечего делать, но… Её руки обвивали мою талию, я чувствовала щекочущее дыхание на своей шее и понимала — это не пройдёт бесследно. И Том не дурак, он поймёт это сразу. Даже если я ни разу не упомяну её имя, даже если я больше никогда не приеду в Лондейл — он поймёт, что мои мысли принадлежат кому-то. Кому-то, кто значит для меня больше, чем он, больше, чем привычный образ жизни, одобрение общества, которое далось мне не так-то и просто. Ловкие пальцы снимают с меня футболку, и я чувствую лёгкое головокружение. Давай, возьми меня, Лейн. Я не знаю, сколько часов нам осталось на то, чтобы быть собою. Я жадно целую твою шею и не хочу останавливаться.        — Так, а что у нас на завтрак? — ехидно улыбается, на удивление легко подхватывая меня и сажая на стол. Наши руки сомкнуты, и я тяну её за собой, но, удостоив меня лишь коротким поцелуем, моя богиня отстраняется, а в следующую секунду в её руке оказывается бутылка кленового сиропа для блинчиков.        — Умираю с голоду, — шепчет она, пока щедрой струёй липкая, терпко пахнущая субстанция стекает с моей груди через живот и вниз. Мне было сложно представить более будоражащую картину, но действие превосходит все мои ожидания. Она снова ложится на меня, чтобы поцеловать, наши тела слипаются, но она упрямо прижимает мои ладони к столу, не давая пошевелиться, а ловкий язык спускается всё ниже и ниже. И вот я снова теряю самообладание.       Я понимаю, что кричу её имя слишком громко, лишь тогда, когда дрожь в пальцах начинает отпускать, и наконец открываю глаза. Её раскрасневшееся и счастливое лицо — первое, что они видят. Непростительно хорошо, преступно неправильно, бесстыдно раскованно — так, как у меня никогда не было раньше. Пожалуй, я ни разу до этого не испытывала таких сильных и противоречивых эмоций. Я ждала, когда же закончится эта эйфория, чтобы мы вместе могли разобраться, что же происходит, потому что одна я, очевидно, не справлялась с этой задачей, но Лейн, похоже, относилась к происходящему совершенно спокойно. И всякий раз, когда я открывала рот, чтобы поднять эту неприятную тему, затыкала меня поцелуем (из-за чего мои ноги снова отрывались от земли, и кажется, дело тут было отнюдь не в пирсинге). По этой причине я впервые заговорила только в тот момент, когда мы сидели в ванне, пытаясь смыть с себя остатки кленового сиропа и друг друга.        — Что ты думаешь об этом? — предприняла я робкую попытку, стараясь, чтобы голос не выдавал моего напряжения. Джейн сосредоточенно оттирала засохшее пятно оранжевой масляной краски на локте.        — Я думаю, что случилось то, что должно было случиться лет пять назад, если бы мы не погрязли в условностях.        — Но я же гетеро.       Джейн усмехнулась уголком губ и посмотрела на меня чуть искоса.        — Гетеро в таких случаях говорят «Этого больше не повторится», а не раздвигают свои прелестные ножки на кухонном столе уже на следующее утро.        — Ладно, ты меня сделала. Ненавижу тебя, — за эту реплику мне в лицо прилетели брызги воды, но я приняла этот удар как должное.        — Послушай, — уже куда менее язвительным тоном говорила мне Джейн, вытирая полотенцем, — Я приму любой ответ. Ты можешь поступить как угодно, но… Ты всегда можешь на меня рассчитывать.       Я взглянула в её необычайно серьёзные голубые глаза. Она никогда не говорила ничего подобного, даже когда наша дружба была не разлей вода. Мы обменивались колкостями, я помогала ей с учёбой, а она таскала меня по концертам своего брата и всяким сомнительным тусовкам, нам было комфортно друг с другом, и были моменты, когда я шла к ней как к единственному способному понять меня человеку. Но это всё было не то. Я не знала, какой искренней она может быть, какой страстной и в то же время зрелой была её натура. Когда я впервые спустя долгое время увидела эту загнанную в угол девушку, похожую на подбитую, ослабшую и обречённую птицу, мне хотелось помочь ей, протянуть руку помощи, стать её опорой — но сейчас я видела перед собой человека, который был намного взрослее и уверенней, чем я. Она больше не боялась будущего.       Я молча взяла протянутый мне халат. Её забота была тоже довольно непривычна. Как много можно узнать о, казалось бы, хорошо знакомом человеке, всего лишь переспав с ним. Пару раз. Джейн сушила волосы у зеркала и, видя мою задумчивость, подмигнула мне в отражении.        — Пойду схожу за настоящим завтраком, — чмокнув меня в щёку, сказала Джейн и направилась к выходу, по пути надевая футболку. Я слышала её шаги по лестнице. Ровно пятнадцать шагов — я знала этот дом как свои пять пальцев, ведь я была здесь столько раз. Вот и хлопнула дверь. Я осталась наедине со своим отражением в зеркале, внезапно осознавая, что делать дальше.

***

      Джейн шла вдоль шоссе — неторопливо и спокойно, наслаждаясь каждой секундой этого странного утра. «Пожалуй, лучшее утро за последние двадцать пять лет», — думала она, щурясь на солнце, как довольный кот. Утро и вправду, кажется, было волшебным — проходящие мимо неё улыбались, город наполнялся предпраздничной суетой, дети расклеивали афиши предстоящего события, где крупными буквами было выведено имя Барнса и информация о конкурсе художников. А у Джейн в её мастерской уже были готовы одиннадцать картин — даже больше, чем планировалось. Всё самое лучшее, на что она была способна. И самый главный человек на свете сейчас ждёт её дома, и завтра они вместе пойдут на эту ярмарку тщеславия, как раньше. От этой мысли захватывало дух. Джейн с наслаждением потянулась («Надо бы возобновить утренние пробежки») и блаженно прикрыла глаза, вспоминая прошлую ночь. Сейчас это было похоже на сон, и Джейн готова была усомниться в реальности случившегося, если бы не утро. Лучшее утро за последние двадцать пять лет.       Кондитерская встретила её божественно аппетитным ароматом и как всегда недружелюбной миной хозяйки мадам Пьеретт. Эта пожилая француженка продавала свои торты, пирожные и замысловатые десерты самым состоятельным семьям Лондейла и даже постоянных клиентов встречала угрюмым взглядом поверх очков. Но меньше всего сейчас Джейн волновало настроение надменной мадам. Кажется, Дарья хотела в Париж, пусть же кусочек этой вульгарной столицы будет у неё на тарелке. Благо, перерыв ящики Трента, Джейн нашла немного наличности. Он бы не был против. Наверное, даже порадовался бы за сестру. Джейн купила самые красивые пирожные. Она не особо разбиралась в деликатесах, но кондитерская мадам Пьеретт считалась самой изысканной в этом маленьком городке. Захватив ещё большой стакан кофе (на сдачу как раз хватило), Джейн аккуратно взяла красивую картонную коробочку, поблагодарила старушку (та даже не удосужилась кивнуть ей в ответ) и направилась к выходу, но услышала знакомое щебетание. У противоположной витрины внимательно изучала каталог тортов не кто иная, как Квин Моргендорффер. Она с кем-то разговаривала по телефону, нетерпеливо постукивая каблучком и морща такой же, как у Дарьи, курносый носик, усыпанный веснушками. Квин мало изменилась за последние семь лет — это касалось и внешности, и милых детских привычек: она всё так же игриво откидывала с плеч свои длинные рыжие волосы и использовала много уменьшительно-ласкательных в разговоре. Но знакомого носа было достаточно, чтобы Джейн снова вспомнила о Дарье, и ей (впервые в жизни!) захотелось подойти поздороваться с её сестрой.        — Хэй, — помахала она красотке. Та как будто обрадовалась и даже немедленно положила трубку.        — Что это ты тут делаешь?        — Непопулярные люди тоже едят сладости. Рада, что тебя отпустили из-под домашнего ареста.        — А, да, мама наконец поняла, что со мной это не работает… Правда, красивый торт? — ткнула она пальцем в каталог. Там был изображён вычурный белковый замок цвета айвори на всю страницу.        — Пожалуй, — хмыкнула Джейн.        — Ты, наверное, хочешь знать, зачем я выбираю торт?       «Ты даже не представляешь, насколько нет», — подумала Джейн.        — Может быть, я бы даже тебе рассказала, хотя вообще-то это секрет, — продолжала Квин, горделиво улыбаясь. Джейн по-прежнему молчала, уже жалея, что подошла.        — Даже не знаю, стоит ли говорить об этом тебе… — протянула она, и в голосе уже появились нетерпеливые нотки. — Да спроси ты уже!        — Секреты нельзя выдавать, — ухмыльнулась Джейн. — У меня тоже найдётся парочка.        — Да я уж догадываюсь, каких, — Джейн в ответ удивлённо приподняла бровь, но промолчала. — А я вообще-то выхожу замуж!        — Зачем? — вырвалось у Джейн. Квин обиженно фыркнула и свысока посмотрела на Лейн, как бы напоминая, что школьная иерархия никуда не делась. Джейн это показалось довольно забавным, и она улыбнулась.        — Хорошо, если ты хотела предложить мне разбрасывать лепестки роз перед алтарём, держать твой королевский шлейф или участие в каком-нибудь ином ритуале, то в ближайшие дни я свободна. Ну, если мой рейтинг отстойности, конечно, позволит мне пройти фейс-контроль.       Квин демонстративно отвернулась в ответ, очевидно, разочарованная реакцией на новость. Интересно, знает ли Дарья о событии века? Наверное, найдёт тысячу причин, чтобы его пропустить. Джейн увлеклась этой мыслью и не заметила, как ноги привели её к дому. Удостоверившись, что пирожные не пострадали, Джейн толкнула дверь.        — Дорогая, я дома! — негромко позвала она и, предвкушая смущение подруги, добавила: — Ты не поверишь, как часто мне хотелось это произнести. Я и сама не верю.       Никто не ответил. «Наверное, спит», — подумала Джейн: всё-таки в эту ночь они так мало спали… Положив пирожные, она поднялась по лестнице. В доме царила тишина, которая ей совсем не нравилась. Дарьи не было в спальне. Дарьи не было в мастерской, как не было и её одежды, расчёски, флакона духов и даже зубной щётки в стаканчике. Джейн присела на край ванны и уставилась на осиротевший стаканчик. Ну вот и всё.       К зеркалу был прикреплён кусочек бумаги. Это был лист из блокнота Дарьи. На нём знакомым со школы почерком было написано: «Я вернусь».